Твари Господни (СИ) - Мах Макс. Страница 80
Интересная женщина. Неординарная. Но если откровенно, гораздо больше заинтересовал Виктора ее приятель, тот колдун, который полез волку в зубы, чтобы вытащить попавшую в полицию Даму Пик. Полез, вытащил… Как? Впрочем, "как?" – это совсем другой вопрос, но вот относительно самого сагуса и сомнений не было, потому что своей интуиции Виктор привык доверять. И не ошибся, разумеется.
Во-первых, оказалось, что Черт тяжело ранен. Страшные – до костей – напалмовые ожоги на спине и плечах, лишь кое-как подлеченные Катариной, не обладавшей талантом целительницы, наверняка, причиняли ему жестокие страдания. Тем не менее, раненый не только выдержал многочасовое путешествие, но и высидел рядом с водителем на переднем сидении, не потеряв при этом сознания и не утратив самоконтроля и ясности взгляда. А ведь кроме ожогов, еще несколько дней назад в теле Черта сидело четыре пули, и, хотя их там уже не было – боец "выдавил" их сам – раны были нехорошие и все еще не затянулись. Однако все это только "во-первых", или скорее, "во-вторых", если вообще не "в-третьих", потому что сильные волевые мужики встречаются не только в подполье, но, в любом случае, такие люди достойны если не восхищения, то, хотя бы уважения.
"Судя, по этим двоим, – решил Виктор, наблюдая за тем, как Черт выбирается из Фольксвагена и помогает вытаскивать Даму Пик. – Группа была незаурядная, нерядовая… Что?"
Он сразу почувствовал, что до "ровного счета" не хватает еще двоих, но оставил эту тему до лучших времен, потому что Черт смог удивить его по-настоящему. Этот высокий хмурый мужик оказался не только первоклассным боевым магом, но и совершенно фантастическим "невидимкой" – классической и невероятно одаренной "тенью", что вообще-то случается крайне редко. Обычно, или – или. Или боевик или тень, но чтобы так, да еще по высшему разряду? Но, с другой стороны, чему здесь удивляться? Человек, способный войти в здание центрального управления Бундескриминальамт и выйти оттуда живым, – пусть ему даже помогли со стороны – фигура по любым меркам неординарная. Даже в легендарные семидесятые таких на круг и было-то всего несколько человек, и Виктор не был уверен, что нынче больше наберется. Талант он и в Африке талант, и маги в этом отношении ничем от обычных людей не отличаются. Однако и этот факт, если и заинтересовал Виктора, то, во всяком случае, не удивил. Теоретически ведь такие сагусы должны были существовать, так почему бы одному из них теперь же и не объявиться? А то, что встреча произошла так скоро после возвращения, так на то и существует его величество Случай. Да и сам Виктор, одним фактом своего возвращения, столько всего уже замутил, что не сразу и разберешься, что тут к чему, и почему так, а не иначе. Но вот то, что он увидел в глазах Катарины, действительно способно было лишить покоя, и лишило, разумеется. Такова жизнь.
2
Виктор свернул на боковую аллею и наконец увидел Черта и Катарину, сидевших на скамейке в глубокой тени, отбрасываемой склонившимися над ними деревьями. Однако ни тень эта, ни предрассветный сумрак Виктору не мешали, как, впрочем, и этим двоим, видевшим в темноте не хуже ночных хищников. Впрочем, как вспомнилось теперь Виктору, животные видят как-то иначе, а он мог различить не только блеск глаз женщины, но и их выражение.
Если бы не знать, что Катарина немка, то, глядя на нее, подумал бы, что русская. И не просто русская, а сибирячка какая-нибудь, или – "Как же их?" – кержачка?
У нее была совершенно вышедшая из моды не только в урбанизированной Европе, но теперь, кажется, и в СССР, толстая светло-русая коса до пояса, которую Катарина свернула этим утром в корону…
"Совсем плох стал, – подумал он с тоской, рассматривая это редкое по нынешним временам чудо. – Как же это называется по-русски? Кичка?"
Впрочем, слово, всплывшее в памяти, Виктору решительно не понравилось. Не хорошее оно было какое-то, это слово, напоминающее скорее об учительницах младших классов или провинциальных буфетчицах и совершенно не передающее всей прелести прически, когда поднятые кверху волосы обнажают высокую белую шею, но не трогательно тоненькую, а сильную, "величавую", кажущуюся тонкой только в присутствии округлых и наверняка матово белых плеч, высокой полной груди и широкого лица с мягкими и "плавными", чрезвычайно располагающими чертами, которыми понимающий человек может любоваться ничуть не меньше, чем "отточенными" до полного технического совершенства чертами иных признанных красавиц. И вся она, Катарина, была именно что какая-то "сибирская", хотя, возможно, в Сибири таких женщин никогда и не было. Кто знает? Высокая, дородная, но не толстая, белая, с прозрачной синью васильковых глаз, затененных длинными светлыми ресницами…
"Пава. Так, кажется?"
Однако, заподозрив неладное еще тогда, когда увидел ее в этом облике впервые, Виктор не поленился заглянуть в базу данных Гамбургского управления внутренних дел и нисколько не удивился, обнаружив, что не была та женщина и в половину столь хороша, пока не стала этой Катариной. Но и это, если верить собственной интуиции, всей правдой не было. Виктор догадывался – и это-то и занимало его больше всего – что и сразу после воплощения, она тоже была другой. Такой, как сейчас, судя по всему, сделал Катарину именно холодный и какой-то мертвенно-равнодушный, совершенно не отражающий того, что творилось в скрытой за семью печатями душе, взгляд Черта, которого Катарина вытащила в Мюнхене буквально из пекла, вынесла на себе из боя, спасла от смерти и плена, выходила, как могла и умела, и… – "Вот же невидаль какая!" – полюбила. Возможно ли такое? Говорят, любовь зла, и, глядя на этого худого, какого-то "темного", как будто и в правду постоянно пребывающего в густой тени мужика, в это легко можно было поверить. Особенно, если вам довелось не только видеть Черта, но и слышать его речь.
"Красавица и чудовище… М-да…"
– Доброе утро, – сказал Виктор, подходя к скамейке. – Надеюсь, не помешал?
– Доброе утро, сэр, – имея в виду Черта, Катарина заменила очень личное обращение "господин" и слишком официальное – "князь", на вполне нейтральное – "сэр". Вскакивать со скамейки и вытягиваться в струнку, Пятая Дженевры не стала тоже.
"Славная девушка…И умная".
А вот Черт не сказал ничего. По-видимому, он был прекрасно осведомлен о том, какое впечатление производит на окружающих его голос, и потому только молча кивнул и выжидательно посмотрел на Виктора.
– Не спится, – сказал Виктор, присаживаясь, на мокрую от давешнего дождя скамейку рядом с Чертом. – Выпить хотите?
– Хочу, – равнодушно, как какой-то гротескный механизм из американских фильмов ужасов, проскрежетал Черт и в упор посмотрел на Виктора. – Спрашивайте.
"Черт возьми! А в любви ты ей как объясняешься?"
– Ваши тайны, Черт, ваши тайны, – Виктор полез за пазуху и снова достал свою заветную фляжку. – Знаете, как у нас говорят? "Не хочешь, не говори". – Он, не торопясь, свинтил колпачок и передал фляжку Черту. – На самом деле, меня интересует только одна вещь. Вы знаете Рапозу Пратеаду?
– Знаю, – Черт принял фляжку и сразу же передал ее Катарине. – Мы были в Мюнхене вместе. Вы это хотели знать?
Так, вероятно, звучала бы "речь" фрезерного станка, обрабатывающего броневую сталь. Однако для Виктора сейчас важнее было содержание. Впрочем, чего-то в этом роде он и ожидал. В угадываемую его интуицией четверку Лиса, как ни странно, вписывалась легко и просто. Это было ее место.
"Великолепная группа, – отметил он без удивления и радости. – Просто идеальная".
– Что с ней случилось, знаете? – спросил он вслух.
– Нет, – мотнул головой Черт, принимая от Катарины фляжку. – Она ударила, когда я был еще внутри, – точно выверенный "скупой" глоток. – А потом мне было уже ни до кого. Сами понимаете.