Вирус убийства - Мейтланд Барри. Страница 48

— Ага! А как насчет женщин? Из ваших рассказов у меня сложилось впечатление, что «друзья» — это преимущественно мужчины.

— Так уж вышло, что они все мужчины. Но нет никаких причин, которые могли бы помешать вступить в этот клуб женщине. Просто женщин до сих пор никто не рекомендовал… Стефан сказал мне, что вы работаете в министерстве внутренних дел?

Брок согласно кивнул.

— Вы дали мне достаточно пищи для размышлений, Бен. Теперь, полагаю, мне следует отправляться на дневные процедуры, чтобы предоставить вам возможность вернуться к своей работе.

Бромли расслабился и развалился в своем кресле.

— И какие же пытки ждут вас сегодня?

— Занятия по йоге.

Бромли ухмыльнулся:

— Знаете, что случилось с «каучуковой» женщиной, которая встречалась с продавцом карандашей?

— Боюсь, я об этом не слышал…

Брока выручила сотрудница приемного отделения, которая постучала в эту минуту в дверь, чтобы напомнить Бромли о текущих делах. Потом тот пожал Броку руку и, провожая его к выходу, вручил ему несколько рекламных проспектов.

После дневного сеанса Брок вернулся к себе в комнату и достал из встроенного шкафа пальто, перчатки и шарф, чтобы отправиться на прогулку с Грейс Кэррингтон. Она поджидала его у выхода из полуподвала и, увидев его в полном снаряжении, рассмеялась.

— Я, знаете ли, тоже подготовилась, — сказала она, продемонстрировав ему свои митенки, шарф и шапочку, связанные из шерсти радужных цветов. — Надеюсь, у вас есть какая-нибудь карта или путеводитель?

Когда они надевали сапоги, Брок вынул из кармана листок бумаги и сказал:

— Я сделал копию с карты в книге. Расположение памятников помечено крестиками и номерами.

— Впечатляет. Что ж, пойдемте, коли так.

Она толкнула дверь плечом. Холодный воздух улицы ворвался в легкие и обратил дыхание в пар.

— Чудесно, не правда ли? — крикнула Грейс через плечо Броку. С голубого неба лились яркие солнечные лучи, сверкая и преломляясь при соприкосновении со снежной поверхностью. Брок закрыл дверь и, скрипя по снежному насту сапогами, двинулся вслед за Грейс.

Они прошли к фасаду дома, где тропинка расширялась, постепенно переходя в подъездную дорожку и парковочную площадку на переднем дворе. В противоположном конце переднего двора виднелись посаженные некогда в два ряда кипарисы, образовывавшие узкую аллею, ныне забытую и неухоженную, которая вела в восточном направлении.

— Где-то рядом с этой аллеей, — Брок отдувался от быстрой ходьбы, — должны находиться очередные руины.

Они нашли их примерно посередине пути: несколько больших каменных капителей, развернутых под странными углами друг к другу и частично скрытых под снегом.

— Такое впечатление, что строители дома сгрузили здесь все, что у них осталось, — заметил Брок, но Грейс покачала головой:

— Не тот тип. Эти — коринфские, а на колоннах дома и храма — ионические. К тому же они слишком велики. Когда видишь, что они вот так здесь валяются, становится как-то не по себе, — добавила она. — Ведь они должны украшать верхушки колонн. Возникает чувство, что произошла какая-то катастрофа.

Они прошли до конца аллеи, где их путь преградила каменная пирамида в рост человека.

— Ну, с этим все понятно, — сказал Брок. — Египетский памятник мертвым.

— Или древнеримский. Возьмите, к примеру, пирамиды Цестиуса.

— Как, однако, вы хорошо во всем этом разбираетесь.

— Я изучала историю искусств. Много лет назад.

Они смогли пройти дальше только сквозь брешь в живой изгороди, миновав которую, они оказались в заброшенном саду, где кусты разрослись до такой степени, что почти не оставляли прохода. Протиснувшись между ними, они выбрались на прогалину, где увидели каменную скамью, стоявшую напротив старого вяза. За деревом скрывался массивный каменный блок, находившийся в наклонном положении из-за выступавших в этом месте из земли могучих корней.

Грейс смахнула с каменной скамьи снег и присела, глядя на Брока, который отправился исследовать памятник.

— Похоже на алтарь. — Он поднырнул под нижние ветви вяза, чтобы оказаться поближе к монументу. Потом, заметив, что это не цельная глыба, а нечто вроде ящика с тяжелой каменной крышкой, добавил: — Но нет, это больше похоже на саркофаг. А на его передней части вырезана надпись.

— Какая? — крикнула Грейс.

— «Et in Arcadia ego», — прочитал Брок, а затем перевел: — «И я в Аркадии». Черт, что бы это значило? Не могу поверить, что кто-то разговаривал на этом языке. Переводить с него — все равно что разгадывать кроссворд. Тут и глаголов-то никаких нет.

— В этом-то вся и штука, — донесся у него из-за спины голос Грейс. — Неоднозначность придает фразе дополнительный смысл.

Что-то в ее голосе заставило его повернуться и посмотреть на нее. Сквозь хитросплетение ветвей вяза он увидел, что по щекам у нее текут слезы. Он поторопился вернуться к ней и сел рядом на скамью.

— Что случилось, Грейс?

Она покачала головой и быстро вытерла перчаткой глаза. Затем, немного помолчав, глубоко вздохнула и начала говорить:

— В первый раз я ездила в Париж с мужем еще до того, как мы поженились. Это была прекрасная поездка — какой, впрочем, ей и следовало быть: стояла весна, мы были влюблены, ну и все такое… В один прекрасный день мы увидели в Лувре знаменитую картину Пуссена. На ней была запечатлена группа пастухов в Аркадии, стоявших вокруг каменного надгробия, которое они только что нашли, — ну прямо как мы сейчас. И на этом надгробии были вырезаны слова: «Et in Arcadia ego». — Она пожала плечами, и ее голос стал более отстраненным, деловитым. — Нетрудно вставить в эту фразу глагол в прошедшем времени. Получится: «И я был в Аркадии», — как если бы человек в саркофаге обращался к нам сквозь века и годы. Он будто говорит: «Вспомните обо мне. Я тоже жил в этих краях — как вы сейчас». С другой стороны, глагол можно поставить и в настоящем времени. Тогда с нами будет говорить не мертвец, но сама смерть. «Помни, даже находясь в Аркадии, что я рядом».

— Я понимаю, что вы имеете в виду, — кивнул Брок. — Как я уже говорил, вы хорошо во всем этом разбираетесь. Но почему эта фраза так вас опечалила?

Некоторое время она хранила молчание, и он смотрел на ее упрямый профиль, пока она остановившимся взглядом рассматривала снег у себя под ногами.

— Я скоро умру, — наконец прошептала она.

Брок был поражен.

— Что вы хотите этим сказать?

Когда она заговорила снова, было видно, что она изо всех сил старается держать себя в руках.

— Конечно, все когда-нибудь умрут, и мы об этом знаем. Но если разобраться, не по-настоящему, не до конца. Мы просто отказываемся верить, что это может произойти. Но я точно знаю, что скоро это со мной случится. Я отобрана.

— Отобрана? — Брок почувствовал, как чуть ли не в унисон напряглись и замерли их тела.

— Когда я еще была девочкой-подростком, — прошептала она неожиданно усталым голосом, — я читала об одной испанской деревне в годы гражданской войны. Может, у Хемингуэя? Не помню точно, но думаю, что я его тогда уже почитывала… Как бы то ни было, эта деревня находилась высоко в горах, а над ее рыночной площадью нависала высокая отвесная скала. Когда одна из воюющих сторон захватывала деревню, победители отбирали людей, которые поддерживали другую сторону, отводили на эту скалу и сбрасывали в пропасть.

Она на мгновение замолчала, как если бы эта сцена проступила перед ней со всеми подробностями на снежном насте.

— Меня охватывал ужас, когда я пыталась представить себе, каково это — дожидаться своей очереди, видя, как твоих товарищей по несчастью одного за другим отводят в сторону, а затем, несмотря на их крики и мольбы о пощаде, сбрасывают вниз. Но вот глаза, высматривающие жертву, останавливаются на тебе, и ты понимаешь, что настал твой черед, и в следующий момент чувствуешь на себе чужие руки, которые влекут тебя к бездне…

Грейс, вся дрожа, сделала паузу, чтобы глотнуть воздуха. Брок, ожидая продолжения, хранил молчание.