В объятиях Зверя (СИ) - Лайм Сильвия. Страница 16

— И что произошло? Вы расстались?

Он поднял на нее глаза и улыбнулся, но и сам почувствовал, что вышло невесело.

— Да, мы расстались. Другой взял то, что принадлежало мне. И я добровольно отдал все, что составляло мою жизнь. Но, спустя столько лет, я могу сказать лишь одно: там, где кончается одна жизнь, начинается новая. И я рад, что все случилось так, а не иначе.

Нимфы напряженно переглянулись и опустили головы. История явно вышла грустная. Но Фьералин надеялся, что последние его слова заставят Мариссу кое о чем задуматься.

Её разноцветный взгляд и впрямь опустился в песок, где девушка вяло рисовала что-то кончиком пальца.

— Теперь моя очередь, не так ли? — бодро спросил он, выводя женское общество из оцепенения.

И принцесса тут же напряженно подняла голову. Мужчина с затаенным удовольствием отметил складочку, залегшую между красивых бровей, и пальчики, нервно мнущие подол платья. Девушка явно боялась, что он вот-вот спросит у нее что-нибудь каверзное. О ее прошлой жизни, о любви или о причинах побега. А обо всем этом она явно не хотела распространяться.

— Станцуй для меня, — неожиданно попросил он тогда, улыбаясь.

Краска смущения, разливающаяся по женским щекам, оказалась еще слаще, чем можно было предположить.

— Станцевать? — испуганно переспросила она. — Вопросов не будет?

— Нет, — с удовольствием покачал головой он. — Я хочу увидеть, как ты танцуешь.

— Но… Музыки же нет… — вяло оправдывалась девушка.

Тогда Фьералин поднял вверх зеленую трубочку, которую совсем недавно перестал стругать. На ней красовались не очень аккуратно вырезанные отверстия, впрочем, размеченные на строго одинаковых расстояниях. Один конец был косо срезан, а другой явно предназначен для губ.

— Я сыграю, — почти мурлыкая, отозвался он. И тут же приложил инструмент ко рту.

Ловкие пальцы заскользили по дудочке, и незатейливая мелодия тихо полилась в ночной тишине.

Нимфы замерли, невольно заслушиваясь музыкой, которая оказалась невероятно романтичной и лирической. А Марисса бросила испуганный взгляд на своих будущих сестер и снова прикусила губу.

Фьералин сдержал первый порыв остановить игру и заключить малышку в объятия. В этот миг она стала казаться ему невероятно беззащитной, хрупкой, как цветок. Но он закрыл глаза, продолжая играть, с усилием вспоминая, что перед ним лишь дочь его старых друзей.

— Я не стану танцевать, — наконец бросила принцесса, резко вскочила на ноги и, сжав кулаки, отправилась прочь от костра.

Фьералин повернул голову вслед удаляющейся женской фигуре. Он отложил дудочку, с каким-то странным, болезненным чувством в груди глядя, как её полупрозрачная туника-платье колышется в такт гневным шагам. Как невесомая призрачная ткань все хуже ловит блики костра, пока, наконец, ночной мрак вовсе не поглотил хрупкий женский образ.

Глава 10. Марисса

Принцесса смотрела на своего старого друга и не переставала удивляться. Фьералин, сын Ледяных холмов Эреба, дух, способный принимать образ огромного белого тигра. Человек, который всего за одни сутки вывернул её сердце наизнанку.

Удивительно легко у него получалось, как заставить два десятка нимф дружно смеяться, так и задумчиво замолчать на несколько минут. Он обладал странной властью над толпой. Его хотелось слушать, ему хотелось верить. За ним хотелось идти. И Мариссу не отпускала мысль, что она лишь часть этого человеческого улья, который стремиться быть рядом со своим лидером. Быть рядом с Фьералином. И для мужчины она — лишь капля в море.

И даже это дурацкое платье, едва прикрывающее бедра, которое она нацепила специально для него, словно усугубляло положение. Ведь в нем она предательски сливалась с остальными похотливыми нимфами в одно большое полуобнаженное пятно. И этих девиц-то еще понять можно: все-таки не видели мужчин много лет. А она-то куда смотрит?

Это болезненно резало самолюбие. Но почему тогда она стоит сейчас недалеко от костра, прячась во мраке одной из палаток, и снова втихаря наблюдает? Почему не уйдет, гордо вздернув подбородок, и вообще не забудет об этом мужчине?

Не хотелось признаваться даже себе в том, что старый знакомый уже успел изрядно пустить корни в ее сердце, пробравшись даже глубже, чем было позволено другу.

Она завороженно смотрела, как он крутит в широких ладонях маленькую дудочку, которую стругал специально для нее. Как подносит ее к мягким губам, на которые сейчас, когда он не видит, можно любоваться абсолютно без зазрения совести. И как начинает играть… для других женщин.

Это было просто невыносимо. Тихая музыка завораживала слух, укрывая нежным пологом всю округу. Темная трава в ночи будто колыхалась в такт ласковым переливам мотива. И нимфы танцевали. Другие танцевали для него. А он не сводил глаз с полуобнаженных идеальных тел, на которых играли блики костра. И с полупрозрачных тканей, эротично колыхающихся вслед за танцовщицами.

Марисса резко развернулась и ушла прочь к себе в палатку. В груди словно большой кошачьей лапой скребли по хрустальной тарелке.

Почему он не признается ей, кем является? Чего вообще добивается? С каждым разом эти вопросы все сильнее повисали в воздухе.

Во тьме широких листьев собственного жилища девушка обхватила колени руками и склонила голову. Спать не хотелось, особенно, когда где-то вдали звучали тонкие трели самодельной дудочки.

Она легонько коснулась рукой высокой чаши с водой, что стояла в самом углу палатки. Дрогнула зеркальная поверхность, и в ту же секунду со дна сосуда засочился вверх призрачный голубоватый свет. Сама вода сияла, наполняя окружающую тьму тусклыми красками.

Это была одна из новых способностей, которые принцесса приобрела после ритуала Посвящения. “Водяной луч” или что-то в этом роде. Можно было заставить светиться почти любую жидкость. Если хватит сил.

Некоторые нимфы поговаривали, что когда-то давно существовали те, кто мог заставить сверкать целое море. От запада до востока весь горизонт Сапфирового светился лазурным светом.

Особенно сильные нимфы могли заставить мерцать небольшой ручей. Это тоже было очень впечатляюще. Но Мариссе пока удавалось зачаровать только небольшую чашу.

Час за часом тянулись очень медленно. И вот, наконец, принцесса поняла, что музыка уже давно затихла, а женские голоса растаяли в тишине ночи. Похоже, все нимфы, наконец, отправились спать.

Девушка слегка расслабилась, намереваясь последовать их примеру. Протянула руку к меху, в котором должна была остаться родниковая питьевая вода, откупорила крышку и тут же гневно выдохнула.

Пусто. Придется идти к ручью или мучиться от жажды до утра. Недолго думая, Марисса вскочила на ноги, отодвинула лист-дверь и выскользнула из палатки.

Кругом стояла кромешная тьма, и только лунный свет немного освещал окружающие предметы. На природе нимфы предпочитали обходиться без водяных фонарей. Кому-то это мешало спать, кто-то просто не видел надобности в пустом колдовстве.

А потому Мариссе пришлось пробираться между палаток, напряженно вглядываясь во мрак. Пока она тихонько двигалась к кустам, за которыми начиналась лесная тропа к роднику, ей в голову пришла очередная нескромная мысль: “А почему бы не посмотреть, спит ли Фьералин в своем шатре?”

Мысль оказалась такой же неразумной, как и все предыдущие, касающиеся подглядывания за тигром. Но девушку настолько сильно тянуло увидеть мужчину, что сопротивляться собственной дурости было бесполезно.

Она подобралась к жилищу жрицы, отступила на несколько шагов и нашла, наконец, нужный шатер. Еще совсем недавно он пустовал. Говорят, когда-то здесь жила приближенная Верховной. Но что с ней стало, никто почему-то не знал. Теперь Харра поселила тут своего нового любимчика.

Марисса гневно передернула плечами, подкрадываясь к двери и прислушиваясь. Кажется, внутри было тихо. Вероятно, эриний давно уснул. Все же день был долгим.

Почти не испытывая страха, а уж тем более угрызений совести, девушка отогнула широкий лист и засунула голову внутрь шатра. В тот же миг чьи-то сильные руки схватили ее за талию и зажали рот, затаскивая в помещение и прижимая к земле.