Самый черный день (СИ) - Адрианов Юрий Андреевич. Страница 90

Левая створка валялась на бывшей цветочной клумбе, в метре от проема, а на правой, не иначе как чудом оставшейся висеть на одной петле, скотчем крепились два листка, привлекшие его внимание.

«ЭВАКУАЦИЯ» — значилось на одном, ниже шел список адресов, куда следует явиться, взяв с собой документы и минимум личных вещей.

Рядом на желтом фоне красной краской знак биологической угрозы и крупными буквами: БУДЬ БДИТЕЛЕН! МОЛЧУНЫ!

А дальше он потерянно брел по улицам, в пустой голове ни одно целой мысли, лишь звенящие осколки. И где-то на периферии сознания легкое удивление, как его родной город превратился в это за какие-то семь дней.

Целые дома соседствовали с грудой стекла, бетона и арматуры. Битые стекла устилали блестящими льдинками тротуар. В нескольких местах что-то тлело, тянулись скрюченные дымные пальцы к облачным небесам. Машины попадались не часто, в основном выгоревшие дотла металлические скелеты.

Ни животных, ни птиц, не говоря уж о законных хозяевах города.

Первых людей, нервных и злых, Марат встретил лишь на окраине. Пока не заговорил, его держали на мушке, а потом всего лишь обобрали и отпустили. Спасибо, хоть одежду оставили и сильно не били.

Прошло два года. Первый месяц он пытался найти родителей, но никто не про какую эвакуации не слышал. Еще около месяца старался ужиться с выжившими, и понял, что не сможет — не хватает в нем чего-то, что роднило этих людей. Все ненавидели молчунов, за разрушившийся привычный мир, за страх, что насылали, за погибших родных, а Марат не мог.

В конце концов, он ушел и бесцельно бродил, пытаясь самостоятельно выжить в изменившимся мире. В города старался не заезжать, там, после ухода молчунов, продолжилась война, но уже всех против всех, единственная цель которой сводилась к «умри ты сегодня, а я, может, не умру завтра».

И в какой-то момент поиск еды и попытки не встретиться с себе подобными — вдруг обрели смысл. Марат понял — он не просто бродяжит, а ищет оставшихся молчунов, что бы опять окунуться в тот старый мир, где осталась его скучная жизнь.

Пусть молчунов в городах уже давно не осталось (может сами ушли, выполнив одним им понятную миссию, может все погибли в бесконечных облавах), зато в деревнях и маленьких поселках, где уже никто не жил, они еще попадались. И если бы кто-нибудь из людей узнал, кого Марат ищет и для какой цели, решил бы, что перед ним опасный сумасшедший, и пристрелил от греха подальше.

Но Марат избегал людей, искал и находил молчунов. И если ему разрешали, жил какое-то время. Потом либо понимал, что ему пора уходить, либо молчун исчезал. Марат читал старые книги, вдыхал ароматы забытых напитков и яств, нежился на солнышке, которое было светлее и теплее настоящего. Несколько раз даже смотрел телевизор. И отсутствие звука ему не мешало. Подумаешь звук. Можно претвориться, что сам оглох, а не мир вокруг молчит.

За воспоминаниями и размышлениями, не заметил, как добрался до временного лагеря. На машину, которую спрятал на всякий случай в густых кустах, никто, кроме любопытной белки, не покусился. Зверек оказался совсем не пуганый, сбежал лишь, когда Марат подошел вплотную и шикнул на рыжую бестию. Что ж, такое поведение белки радовало, значит, человека не было давно, возможно она вообще такое странное двуногое узрела впервые в жизни. На всякий случай обошел свою стоянку, но кроме следов мелкого зверья ничего не нашел.

Залез на заднее сиденье, достал из сумки два шоколадных батончика с орехами, изломанные рисовые хлебцы и термос с уже остывшим коричневым пойлом, которое кофе назвать язык не поворачивался. В целях экономии он заваривал пару пакетиков на литр кипятка. Марат медленно тянул бледно коричневую бурду и невольно вспомни, как она ему досталась.

Пару дней назад парня случайно занесло в минимаркет на бывшей заправке. До этого он уже несколько месяца не видел людей, а этот встреченный им оказался совсем не разговорчивым. Мертвые почему-то вообще предпочитают молчать.

Прижатый полупустым шкафом на пыльном кафеле лежал мужик в замызганной, изодранной одежде. Низ лица скрывала свалявшаяся борода, которая плавно перетекала в косматые брови и лохматую шевелюру. Мужик вцепился в свой драный ватник слева, а в глазах и на уже начавшем костенеть лице отразился такой страх, что Марат пришел к выводу — сердце не выдержало. Испугался мужик чего-то, может «молчун» забрел, может что-то и без его помощи показалось. Перенервничал, вот сердце и отказалось дальше работать. А в падении ухватился за шкаф, но тот оказался слишком легкий, не удержал вес тяжелого тела, сам следом опрокинулся, накрыл сверху. Остатки заплесневелых продуктов, в так и не потерявших яркости этикетках, разлетелись по всему магазину.

По привычке, извинившись перед мужиком, обыскал его карманы, стараясь не заглядывать в сведенное судорогой лицо. Нашел полпачки сигарет, зажигалку, ключи от машины и старую пожелтевшую свадебную фотку. На фото с обратной стороны значилось Семен и Анюта, 15 сентября 19… Уголок оторвался, оставив тайной год бракосочетания. Марат извинился еще раз, спрятал фото в тот же карман.

Машина обнаружилась сразу за магазинчиком — пикап с тонированными стеклами. Под брезентом в кузове громоздились ящики с тушенкой, какие-то выцветшие пакеты, овощные консервы в стеклянных банках, тщательно упакованные в старые газеты. Целая упаковка пакетиков с растворимым кофе. По современным меркам, мужик мог считаться продуктовым олигархом. В салоне под сиденьем припрятана винтовка и несколько упаковок патронов для нее. За столь щедрый подарок, грех было не похоронить незнакомца по-человечески. Марат только отвез труп подальше, что бы случайно на них кто-нибудь не напоролся.

Промучился почти два часа, ковыряясь в сухой, каменистой земле, но последний приют мужичка вышел знатным. Марат даже пробубнил над могилой что-то в духе: «Спи спокойно дорогой товарищ» и «все мы там будем, но, благодаря тебе, я еще не скоро».

От воспоминаний о неизвестном, скончавшемся в одиночестве мужике, стало опять грустно. Ведь и он, вот так же, умрет где-нибудь в дороге, в одиночестве, и вряд ли найдется кто-нибудь, столь же добрый, кто зароет его в землю, а не оставит на растерзания крысам и муравьям. Уж лучше тогда в гостях у молчуна… Марат тяжело вздохнул, допил одним глотком дрянной кофе, поморщился как от горького лекарства, завернулся в одеяло и уснул на заднем сиденье автомобиля.

Утром, позавтракал практически тем же, чем вчера ужинал, добавив лишь банку тушенки, и снова отправился в гости. В этот раз шел, глядя строго под ноги, на пыльную дорогу в две колеи и редкие пучки травы сухой уже травы. Про остальной пейзаж пытался забыть, хотя боковым зрением фиксировал развалины и обгоревшие остовы домов, покосившиеся заборы, разоренные огороды, заросшие жесткими высокими палками сорняков.

Дом, крыльцо, два вежливых постукивания по облупившейся краске двери, три удара сердце, еще два вежливых постукивания. Все приличия соблюдены. Скрип двери. Если увидит прорехи в крыше, значит, его не приняли. А Марату уже здесь успело понравиться.

Он даже зажмурился, перешагивая порог. В нос ударил пряный аромат, и глаза распахнулись сами. Девушка улыбнулась ему радостно, пригласила жестом на кухню. Из-за угла коридора выглянула и тут же спряталась светлая головка, так быстро, что гость не успел, понят брат это или сестра.

Ему казалось, что он не идет, а парит в паре сантиметров над полом, так было хорошо. Уселся на табурет, как и вчера, спиной к двери, глупо и счастливо улыбаясь. Его приняли, позволили окунуться в ощущения того, прежнего мира. Он снова гость.

Пятый день неспешно двигался к завершению. Закат пятнал алым дорогу под ногами и стволы деревьев на обочине. Облака были похожи почему-то на пирожные с кремом, может потому что она сегодня готовила именно их. Дети пищали от восторга, и, совершенно привыкнув к гостю, таскали еще не остывшие сладости, прекрасно зная, что мама ворчит для порядку, а вовсе не сердится.