Королевство на грани нервного срыва - Первухина Надежда Валентиновна. Страница 39
Во мне все словно взорвалось от этого стихотворения!
— Одуванчики! Я вспомнила, кто я! Любовь пахнет одуванчиками! Маттео — мой возлюбленный!
Я бросилась к поэтессе и принялась ее трясти:
— Я Люция Веронезе, я Люция!
Немедленно подбежали две санитарки, одна аккуратно сделала мне успокоительный укол, и обе они помогли мне добрести до кровати и рухнуть на нее.
— Слава богу, — сказала одна из них. — Девочка вспомнила себя!
— Ну, сейчас пока отдыхает, а то это воспоминание слишком навалилось на нее.
Я спала безо всяких снов, как бывает после снотворного. Проснувшись, долго и бессмысленно глазела в потолок. А потом вспомнила.
Я — Люция Веронезе!
У меня есть имя и фамилия, а значит, дом, родственники, какие-то документы. Из больницы известят их, что нашлась, ведь меня наверняка ищут!
Тут я села, но все поплыло перед глазами, и мне опять пришлось лечь. Открылась дверь, и вошла доктор Фролова.
— Люция, — склонилась она надо мной. — Твое имя — это все, что ты пока помнишь?
— Да.
— Не волнуйся по этому поводу. Память к тебе вернется. А мы по общекомпьютерной земной базе будем искать твоих родственников.
— На какой я планете нахожусь?
— Земля, Солнечная система, галактика Млечный Путь. Ты подтруниваешь, Люция? Хочешь сказать, что не с этой планеты?
— Да!
— Но тогда как ты попала сюда?
— Это перемещение. Меня кто-то переместил, и я не знаю зачем.
— Люция, боюсь, ты немного не в себе. Сейчас тебе сделают еще один укол, ты поспишь, а потом поговоришь с психологом.
— Хорошо.
Я закуталась в одеяло и провалилась в сон.
Во сне мне виделись одуванчики, каждый размером с хорошего быка. Они божественно пахли, я гуляла среди этого одуванчикового леса и наслаждалась красотой и негой. И вдруг я увидела Маттео, потому что любимых узнаешь всегда, как бы они ни выглядели. И гигантский таракан, выползший передо мной на дорожку, был не кем иным, как Маттео.
— Здравствуй, Маттео, — сказала я. — Я все равно тебя люблю, даже такого!
— Это она сделала со мной!
— Кто?
— Злая сущность. Хелена. Она просто хотела отомстить тебе. Тебе надо вернуться!
— Но как?
— Там у вас есть девушка, которая рисует мелками. Попроси ее нарисовать для тебя белую дверь.
— Хорошо.
— А теперь спи.
— Но я и так сплю.
— Это не совсем сон…
— Понимаю.
Одуванчики растаяли.
Проснувшись на следующее утро, я еще до того, как нам стали делать уколы, сунулась в палату Смерти.
— Послушай!
— Ну.
— Я тебя никогда ни о чем не просила, но мне очень нужно, чтобы ты нарисовала мне белую дверь.
— Все просят нарисовать белую дверь, а ты возьми и купи слона, — ляпнула она, но глаза были острыми, все понимающими.
— Уходишь к себе?
— Да.
— Возьми меня с собой. Это условие.
— Хорошо.
— Кстати, меня зовут Людмила.
— Это то же, что и Люция.
— Так что мы тезки. А теперь надо спешить.
Людмила открыла новую коробку с мелками и на свободной стене принялась рисовать. И линии, которые она проводила, все больше и больше наливались светом. Когда она закончила, дверь сияла, как солнечный зайчик.
— Вперед, — воскликнула Людмила, и мы распахнули дверь…
Пространство шло сквозь нас словно воздушные стрелы, но мне было не страшно. У меня была тезка, а еще я знала, что куда бы ни шла, я найду свою Оливию.
Память моя была остра как никогда.
Путь наш окончился на голубятне. Пустой.
— Где мы? — спросила Людмила.
— Тезка, разберемся по дороге. Вот кого бы я сейчас хотела встретить, так это мессера Софуса!
— Дорогуша, я не очень люблю голубятни, да еще вас никто не ждет, так что приглашаю в мой дворец.
— Какого черта лысого вы умеете так вовремя появляться, мессер Софус?
— Люция, я отрежу твой ругаческий язык и вставлю пластиковый. У нас мало времени. Система охраны планеты уже зафиксировала вторжение.
— А…
— Люция, вы в моих лапах. Вперед!
Я люблю оказываться в лапах мессера. Обязательно потом будет жареная индейка и винишко.
Мы стояли в зале цвета бордо. Позолоченная мебель, роскошные портьеры при полном отсутствии окон.
— Мессер, это ваше жилище?
— Много чести, Люция. Это гостевой переходник. А теперь давайте с вами разбираться.
Прежде всего он протянул лапку Людмиле:
— Вы великая художница в будущем, я его видел. Но заранее ничего не буду говорить.
— А я? — спросила я. — Кто я? У меня никогда не было родного дома, если только на планете Нимб. Но его я не помню. Куда мне теперь деваться?
Мессер Софус расхохотался:
— Передо мной сидят две будущие звезды и распускают нюни!
— Какие же мы звезды?
— Сверхновые! Да, предвижу ваше удивление, но должен раскрыть секрет: вы не всегда были людьми. Вы были звездами. Потом вы погасли, но то, как вы вели себя в людском обличье, снова наполнило вас светом. Возьмите друг друга за руки. Я покажу вам, кто вы…
Мы повиновались.
И это была такая вспышка!
Мы сияли, как два алмаза на бархатной ткани! Свет от нас был так силен, что шел по Вселенной долгие миллиарды световых лет. Мало того. Этот свет исцелял Вселенную, уничтожал черные дыры, обитателям разных миров нес радость и благополучие.
— О-ох! — выдохнули мы, когда мессер Софус вернул нас в нормальное состояние. — Даже не верится.
— Поверится, — прозвучал веселый женский голос, и я увидела Бабульку. Она же цыганка Глоссария!
— Бабулька! — бросилась я в ее объятия. — Как я рада вас видеть! Где вы были все это время, я уже даже перестала верить в ваше многоликое существование!
— Теперь ты можешь звать меня Глоссарией, хранительницей пяти кинжалов. Кстати, вынуждена попросить у тебя свой подарок обратно. Я поняла, что ты, в случае чего, справишься и без кинжала.
Я с почтением вернула кинжал.
— Слушайте, это надо отметить! — сказал мессер Софус. — Раз здесь сама Глоссария…
Я похлопала в ладоши.
— Да, мэм? — немедля раздался невидимый голос.
— Мы почетные гостьи мессера и очень голодны.
— Одну секунду.
И богатейший стол был сервирован. И три больших серебряных кувшина с вином были совсем нелишними.
— Ну, девочки, — поднял мессер Софус бокал. — За нас!
Люда закашлялась:
— Я впервые пью вино.
— Ничего, я тебя научу, — порадовала я девочку. — А пока ты расскажи про себя. И ешь вон тот салат. Он вкусный.
Мы приналегли на закуски. Мы бабахнули столько энергии в космос! Надо было наверстать упущенное.
В плане выпивки я донаверстывалась так, что мессер Софус стал двоиться.
— Так-так, — горестно вздохнул он. — Две сверхновые звезды упились в хлам. Теперь в вашей Галактике об этом пойдут сплетни.
— Как это?
— Звездочки мои, вы думаете, что все остальные — это метан, гелий, водород, пыль и лед? Они такие же разумные существа, пусть, может, и не люди. Все мы или звезды, или звездная пыль. Люци, а ты сверхмощная.
— И что это значит?
— Могла бы что-нибудь приятное сделать для наставника и друга.
— Коньяк три звездочки вас устроит? И лекция «Есть ли жизнь на Марсе»?
— Это-то ты откуда взяла?
— Только что подружилась с одной планетой в далекой галактике. Зовут Земля. Обитаема. Очень жалуется, что живет на ней много дураков. А давайте поможем термальной плазмой?
— Уймись. Коньяка достаточно.
Я повертела руками и создала бутылку «Старого Кенигсберга» (даже не знаю, что это за место). На серебряном подносе вместе с бокалом и нарезанным лимоном подала учителю.
— Сначала — за Все Сущее, — строго сказал мессир.
Он осушил бокал, погрыз лимончик, пробормотал: «Ох, портянки» — и закрыл глазки, наслаждаясь моментом.
— Неплохо, — оценил он. — Научишься и «Камю» делать со временем. Это ты просто необразованная. А теперь к делу, девочки. Помнишь поэтический фестиваль, Люция?