Тайна, покрытая глазурью (СИ) - Риз Екатерина. Страница 8

Лёшка рубашку скинул, вернулся ко мне и поцеловал. Поцелуй вышел жадным, я его с готовностью вернула, а подумала… подумала почему-то о брюнете. О вчерашнем вечере, вспомнила его улыбку и приглашение на свидание. И снова вернулись мысли о совершаемой в данный момент ошибке.

Наверное, это было провидение, опять же судьба, потому что зазвонил телефон, мелодия была раздражающая, всегда меня раздражала. Она извещала о том, что звонит супруга господина мэра, который в данный момент увлечённо целовал мой живот. Я оттолкнула от себя его голову, услышав звонок, на постели раскинулась, а Лёшка от души ругнулся. На меня посмотрел. Протянул руку, но натолкнувшись на мой взгляд, лишь головой качнул. Он выглядел взлохмаченным, рассеянным и перевозбуждённым, совсем не похожим на главного человека города. И выражался, как матрос.

— Ответь ей, — попросила я, устав от этой мелодии.

Лёшка погладил меня по ноге, видимо, всерьёз надеялся меня успокоить. А я и не нервничала. Правда. В душе было глухое раздражение. Была недовольна собой и ситуацией вцелом.

Он кашлянул, прочищая горло, поднёс телефон к уху. Произнёс короткое: «Да», а я порадовалась, что мелодия смолкла. Ещё секунду я смотрела Алексею Дмитричу в затылок, после чего поднялась, снова завернулась в полотенце и с кровати спрыгнула, не собираясь слушать чужие разговоры, а тем более вникать в них. Лёшка попытался меня за руку схватить, но я руку вовремя отдёрнула и из спальни вышла. Только услышала голос любимого, с нотками нетерпимости:

— Я уже работаю. У меня дел по горло. Не знаю, вряд ли. Пообедаю в городе.

Я криво улыбнулась, неприятно поражаясь чужой семейной жизни, но тут же решила, что мне плевать. О чём и сообщила господину мэру, когда он дёрнулся в запертую дверь ванной комнаты несколько минут спустя.

— Плевать.

— Врёшь.

— Нет, Лёша. Мне наплевать. Всё это дикая глупость.

Мы разговаривали через дверь, я к этому времени успела голову высушить, и теперь макияж делала. Наспех, руки немного дрожали, я морщилась и чертыхалась под нос, и время от времени косилась на дверь, из-за которой нёсся голос Горина.

— Лили, открой дверь.

— Зачем? — разумно поинтересовалась я.

Он всё-таки разозлился, даже по двери кулаком вдарил, правда, несильно.

— Я не могу разговаривать с тобой через дверь!

— А я не могу тебя видеть! И как нам решить эту проблему?

— Детка, пожалуйста.

— Лёша, я не детка!

Я докрасила второй глаз, тушь закрыла и бросила её в раковину. Потом дверь распахнула, и на Алексея Дмитрича посмотрела с большой претензией.

— Зачем ты меня мучаешь?

Он виновато опустил глаза. Слишком поспешно и слишком явно. Он всегда так делал, когда мы ссорились, и я давно подозревала, что он тем самым пытается мне голову дурить. Признаёт свою вину и ждёт, что я непременно всё пойму и прощу.

— Я сделаю всё, что ты захочешь, — обрадовал он меня.

— Не сделаешь. И ты сам это знаешь. Так что, перестань меня обманывать. — Я протиснулась мимо него. — Сейчас приготовлю завтрак. А ты оденься, будь любезен. И штаны застегни.

Горин проводил меня гневным взглядом, и я не сразу поняла, что его так разозлило. Но когда он появился на кухне, в рубашке и при галстуке, с пиджаком в руках, то сказал, видимо, решив не держать это в себе:

— Как хорошо, обвинять меня, правда?

Я обернулась.

— Ты о чём?

— Всё о том же, Лиля. Если бы ты тогда не упёрлась… по-детски, всё было бы по-другому! И не было бы нужды по углам прятаться.

Я подбородок вздёрнула, не собираясь брать на себя вину.

— Я по углам не прячусь. С какой стати мне это делать? Я не твоя любовница.

— Серьёзно? — Лёшка неприятно ухмыльнулся. — А кто же?

— Я тебя не звала, — напомнила я ему. — Никогда не звала. Это ты приезжаешь, когда тебе заблагорассудится. Словно у меня ресторан или ночлежка. У тебя есть жена…

— Ради Бога! — перебил он меня, а рукой взмахнул нетерпеливо, будто я огромную глупость сказала. — Если бы не ты, я бы никогда на ней не женился!

Я зло рассмеялась.

— Правда? Несчастный ты! Подобрал первую попавшуюся девку, женился на ней, ребёнка ей сделал, а теперь мне жалуешься? Тебе жаль, что я привыкла думать, прежде чем что-то сделать? Тем более, замуж выйти!

Взгляд, которым он меня наградил, был поистине убийственным. Лёшка меня им смерил, и мне даже показалось, что он сплюнет с досады, но он сдержался, вместо этого выразительно постучал кулаком себе по лбу.

— Поменьше надо думать! — рыкнул он. — Толку от твоего ума!

— Что? — ахнула я. Но прежде чем успела сообразить, что ему ответить, Горин уже к выходу направился, жутко топая. Я кинулась за ним, всё ещё хватая от возмущения воздух ртом, но, как назло, в голову ничего не шло. А потом дверь перед моим носом захлопнулась, и я осталась стоять в тишине и полумраке прихожей, растерянная и даже униженная. Вот и делай после этого людям добро!

Поддавшись эмоциям, кинулась к окну, рванула на себя створку, видела, как Горин идёт через двор к поджидавшему его автомобилю, и только в последний момент сумела смирить негодование и передумала кричать ему вслед всё, что я о нём думаю. О его наглости, низости и грубости. А ещё бездушности и неблагодарности. Подумать только, а я имела глупость снова пустить его в свою постель. Хорошо хоть до секса не дошло, иначе я бы сейчас себя прокляла.

— Тебе нужно выйти замуж, — сказал мне Жорик, выслушав мои жалобы на бывшего любовника. Я приехала в кондитерскую к полудню, была не в настроении, и сразу поднялась в свой кабинет, забыв поздороваться с персоналом. Меня проводили любопытными взглядами, знали, что в дурном настроении я бываю редко, видимо, кто-то меня довёл, и сейчас меня лучше не трогать, дать остыть. Я, на самом деле, около получаса провела в одиночестве, гипнотизировала взглядом телефон, не зная, стоит ли звонить этому извергу, чтобы оставить последнее слово за собой, и это вместо того, чтобы заняться насущными делами кондитерской, и прочитать, наконец, отчёт бухгалтера, который уже неделю лежал на моём столе. А потом в кабинет проскользнул Жорик с чашкой жасминового чая для меня, и принялся осторожно меня выспрашивать о случившемся. Ему я рассказала. Надо же было кому-то пожаловаться? Жора, конечно же, встал на мою сторону, и даже предложил устроить саботаж, и не отсылать в городскую администрацию партию пирожных для встречи с коллегами из областного центра.

Я же только в раздражении бросила на стол ручку и отмахнулась после этого предложения.

— Да пусть подавится. — А потом мои мысли приняли другое направление. Я посмотрела на часы, затем на Жору, прихлёбывающему мой же чай, спросила: — Ко мне никто не приходил?

— А кого ты ждёшь?

Я внутренне подобралась, даже плечи расправила.

— Никого, просто спрашиваю… Не приходил?

— Нет. — И скоренько вернул меня к теме мести. — Я тебе серьёзно говорю: тебе надо выйти замуж. Чтобы утереть кое-кому нос.

— Вот ещё, выходить замуж ему назло. Я за него-то не пошла, а где я в нашем городе более завидную кандидатуру найду?

— Значит, надо не в городе.

Мы взглядами встретились, я невольно призадумалась над предложением, хмыкнула, а потом мы с Жориком вместе рассмеялись.

— О ком ты подумала? Признавайся!

Я рукой на него махнула.

— Ни о ком. Отстань.

Но на себя рукой так запросто не махнёшь, и не соврёшь. Что скрывать, о брюнете я думала. И настолько мыслями о нём увлеклась, что даже на Лёшку злиться забыла. Время было уж послеобеденное, я спустилась в зал, недолго постояла на кассе, потом зашла на кухню, и понаблюдала за тем, как Жора ловко со всем управляется и руководит процессом выпечки. На столах подносы с остывающими кексами, блюдо с пышными пончиками, я даже лично их сахарной пудрой присыпала, прежде чем их унесли в зал. Но всё чаще смотрела на часы. Андрей обещал появиться сегодня. Но время шло, а его не было. И непонятно почему меня это беспокоило.