Петлистые времена (Повести. Рассказы) - Лукина Любовь Александровна. Страница 6

Господи, да что ж у нее за легкие! Ноет уже вторую минуту и все на одной ноте! У Влада аж зубы задребезжали, резонируя, и, запустив руку за отворот шерстяной вязаной куртки, он нервно почесал исколотое плечо. Да прекратит она когда-нибудь или нет?.. Ну слава Богу: короткая дикая рулада — и пауза… Ой, надолго ли?.. Ну точно — снова дыхание набирает!..

Вчера она все-таки лишила его комбинезона, причем самым подлым образом: выкопала из тючка местную одежду и попросила примерить. Больше своего комбинезона Влад уже не видел. Хорошо хоть успел вынуть из карманов нож и блокнот…

Он сморщился и снова принялся скрести плечо. Как они, варвары, носят это на голое тело?! Кожа, должно быть, как наждак…

На вершине отдаленного пригорка что-то блеснуло подобно кусочку зеркала. Влад приподнялся, всматриваясь.

— Чага… — позвал он как можно мягче.

Ноющая нота оборвалась. Чага попридержала Рыжую, и теперь они ехали рядом.

— Что это? — спросил Влад, указывая на пригорок.

Чага бросила с недовольным видом простое короткое слово и, толкнув пятками Рыжую, снова ушла на корпус вперед.

Вот и думай теперь, что бы это могло означать… Металл? Осколок? Заткнись?

Да, язык, язык… Конечно, пока не выучишь язык, дело не пойдет. А попробуй выучи с ней — слова не выжмешь!..

Спутница жизни, черт бы ее побрал! И ведь не скажешь, что некрасива напротив: стройная, сильная, большеглазая… Но, Господи, нельзя же быть такой раз и навсегда заведенной машиной! Ведь ничего человеческого — идол и идол… А за комбинезон убил бы! Если бы только поняла, за что…

Покачиваясь, они приближались к одной из рощ. Больше всего это напоминало огромную путаницу из толстой серозеленой проволоки, ветви в основном шли по дуге и упирались в землю. Все было заплетено до полной непроходимости и непролазности. А листья редкие, тонкие, почти хвоя…

На изгибе толстого побега, выметнувшегося метров на пять в степь, сидел, вцепившись коготками в древесину, похожий на мышь зверек с большими выпуклыми глазами и, пропуская мимо всадников, делал вид, что его там нет.

Не удержавшись, Влад тихо (чтобы, Боже упаси, снова не снять Чагу с седла) щелкнул языком. Зверек оборвался с полутораметровой высоты и сгинул в шевельнувшейся траве. Веселая планета. Что бы ни случилось — реакция одна: падай на землю… А ведь не выпусти они тысячу лет назад из-под контроля эти свои дурацкие противопехотные комплексы, еще неизвестно, кто бы стал хозяином космоса: мы или они!..

В серо-зеленой путанице ветвей внезапно открылась просека, заваленная ломким коричневым сушняком, сквозь который то там, то здесь уже взвивались новые побеги. Надо полагать, металл прогулялся… Ох, и будет все это гореть когда-нибудь!..

Чага вдруг оборвала песню и, остановив Рыжую, приподнялась на мягких стременах.

— Йо!.. — Неожиданный крик — и оба зверя рванули с места крупным, ускоряющимся шагом. Влад едва успел ухватиться за горб Седого, невольно при этом выпустив поводья. Впрочем, Седой был зверь умный. Он давно уже не обращал внимания на бестолкового седока и просто следовал за Чагой…

Наблюдения пришлось прекратить и все внимание сосредоточить на том, как бы ненароком не вылететь из седла. К счастью, звери обладали мощным, но удивительно ровным бегом — пошатывало сильно, но без толчков.

Влад с нездоровым интересом ожидал пробуждения какого-нибудь прикопавшегося неподалеку микрокомплекса, но нет — ничего не свистело и не взвизгивало. Тем не менее гонка продолжалась около часа, пока впереди не заклубилось плотное, прибитое к земле облако листвы, вздымающееся из глубокой балки. Естественное укрытие, надо понимать…

Чага спешилась и, держа Рыжую в поводу, стала ждать Влада. Тот слезал довольно долго, кряхтя и морщась.

— Чага, — спросил он. — Бежать. Зачем?

Она взглянула вверх, и Влад тоже запрокинул голову. Высоко в синеве мерцала еле различимая спиральная паутина.

— Что это?

Чага нахмурилась и произнесла короткое простое слово. То самое, которым она назвала осколок в степи…

— Металл, — сказала Чага. — Смотрит.

Балка оказалась прелюбопытнейшим местом. По дну ее протекал ручей, а на склонах росли толстоствольные, явно реликтовые деревья — разлапистые, с мощными ветвями, полностью заслонявшие небо.

Ну правильно, балка место влажное, пожары здесь не так уж и страшны. Как раз в таких вот уголках и должны были уцелеть реликтовые виды. Хотя, разумеется, отбор и по ним прошелся частым гребнем: видимо, выживали в основном особи, простиравшиеся не столько ввысь, сколько вширь…

Берега ручья тонули в темно-зеленом облаке растений, с виду представлявших точную копию земных папоротников. Тоже несомненный реликт…

— Чага, — позвал Влад. — Копать надо?

Чага с некоторым удивлением посмотрела на него и вдруг улыбнулась. Впервые.

— Не надо, — сказала она. — Костер. Дерево.

И коротко глянула вверх. Ошалевший от ее внезапной улыбки Влад принял из рук в руки кремневое рубило и засунул в болтающийся на поясе мешочек. Искусство пришивать к одежде карманы было здесь, по всей вероятности, утрачено вместе с иными признаками цивилизации…

Ухватился за мощную нижнюю ветвь, влез, выпрямился, и широкая слегка шевелящаяся листва немедленно взорвалась яростным щебетом. Многочисленные дупла извергали еще более многочисленных серых птах, ведущих себя не просто бесстрашно, а прямо-таки агрессивно. Придерживаясь одной рукой за ствол и отмахиваясь другой от пернатых, Влад запрокинул голову. Что тут рубить-то? А! Понятно. В кроне было полно засыхающих и вовсе сухих ветвей, не иначе поврежденных металлом.

Дерево, казалось, было предназначено для лазания. Переходя с ветки на ветку, Влад быстро очутился на одном уровне со степью. Из листвы проглянуло небо. Влад потянул на себя сухую ветвь и, выяснив, что ее и рубить не надо — разбита в щепы у основания, освободил и сбросил. Она тяжко ухнула вниз, распугав пташек. Ошалело махнул сквозь крону похожий на куницу зверек.

Надо же, какое приятное место! Век бы здесь лазал и горя не знал! Нет, правда, зачем вообще кочевать? Почему бы не взять и не поселиться в такой вот балке?..

Вторая ветка оказалась посложнее: высохнуть высохла, но за ствол еще держалась крепко. Влад запустил руку в мешочек на поясе и, поколебавшись, извлек оттуда не рубило, а нож. На всякий случай поглядел вниз. Да нет, листва плотная, не увидит. Небо над головой тоже вроде спокойное — синее, с легкой дымкой, без каких бы то ни было мерцающих спиральных паутин. А то полдня рубилом махать, пальцы уродовать. Уж лучше рискнуть разок, чем такая радость.

Влад выпустил из рукоятки лезвие и принялся кромсать твердую сухую древесину. Даже с помощью ножа резать пришлось довольно долго. Начали вдруг дрожать руки, прошиб пот. «А ведь тоже боюсь», — криво усмехаясь, подумал Влад.

Наконец последний ремень высохшей до твердости камня коры был перерезан, и в этот самый миг что-то хлестко ударило в содрогнувшийся ствол с той стороны и взорвалось, прошив листву металлической крошкой. Влад оступился и понял, что падает. К счастью, сухая ветвь, в которую он вцепился мертвой хваткой, была еще не выпутана полностью из кроны. Отчаянно ища опору, Влад дотянулся до сомнительного по прочности сучка, но тут удар повторился. Что-то наотмашь хлестнуло по щеке.

— Влад! — Отчаянный вскрик Чаги.

Только бы не выронить нож! Эта самонаводящаяся дрянь лупит влет по любому быстро движущемуся металлу!.. Впрочем, теперь уже выяснено, что и по медленно движущемуся тоже. Наконец ему удалось убрать лезвие. Рукоятка покрыта поглощающим слоем, по идее, микроголовки должны потерять цель! По идее…

— Влад!

— Да здесь я, здесь, — бормотал он, прижимаясь к шершавому, как пемза, стволу и ожидая третьего удара. Третьего удара не последовало, и Влад перевел дыхание.

Идиот! Вот идиот! Комплексам ведь все равно, откуда ты такой взялся! Или ты думаешь, они только местных бьют? Нет, уж лучше все руки кремнем поуродовать, чем вот так… Сердце колотилось, руки не слушались, по щеке стекало что-то горячее — то ли кровь, то ли пот, выясним внизу. Влад кое-как отпутал и спихнул чертову сухую ветку и стал спускаться сам, приостанавливаясь и отдыхая на каждом суку. Преодолев половину пути, он уже пришел в себя настолько, что даже смог осознать интереснейшую вещь: Чага впервые назвала его по имени.