Кризис - Дрейк Дэвид Аллен. Страница 58

Но потом Инглиш вспоминал, кто он такой и для чего здесь находится. Вспоминал, что он — капитан команды морских пехотинцев и что его роту с чьей-то легкой руки сделали диверсионным подразделением Флота, выполняющим задания особой сложности.

И все-таки, даже будучи десантником, Тоби Инглиш никогда не хотел убивать себе подобных. Он по-прежнему считал, что это не его дело. Собственного врага — например, шпиона по имени Грант — он, возможно, хотел бы застрелить. Но как можно уничтожать совершенно незнакомых людей, к которым не испытываешь личной ненависти? Преобразовав 92 — ю роту в спецподразделение технокоммандос. Грант и его дружки из команды Восьмого Шара отправили пехотинцев убивать. И Инглиш был бессилен этому воспротивиться.

Но если бы ему посчастливилось когда-нибудь захватить в плен человека Синдиката, если бы выдалась возможность побеседовать с таким человеком, он наверняка задал бы этот проклятый вопрос: как получилось, что они даже не пытаются вести переговоры по урегулированию.

Этого Инглиш никак не мог взять в толк, так же как и никто из его единомышленников. Ведь если Синдикат — человеческое сообщество, значит, с ним возможно договориться, вместо того, чтобы вести изнурительные войны за территории, имущество и сырьевые базы.

Такая бессмыслица просто в голове не укладывалась.

Но сейчас было не самое подходящее время размышлять на подобные темы. Прорвавшись через защитную решетку Фарадея, они снова обнаружили, что в темном, лишенном воздуха чреве огромного корабля, где можно было перемещаться, лишь включив приборы инфракрасного излучения, нет никого, кроме роботов. Роботов всех разновидностей — некоторых капитан прежде никогда не видел, и принцип их работы был ему непонятен.

Зато ИИ в них разбирался. Когда с роботами было покончено. Дельта Инглиша возглавил оставшихся в живых, и десантники занялись уничтожением автономных станций и боксов, переплавкой огромных мотков кабеля.

Во время поиска и уничтожения Инглиш должен был наблюдать за сетчатым изображением на командно-контрольном дисплее, следя, чтобы никто из ребят, ведущих неприцельную стрельбу невидимыми лучами, не попал по своим. Все это время в переговорном устройстве раздавался чей-то протяжный вой, кто-то неестественно глубоко дышал и заходился в надрывном, клокочущем кашле.

Пока они действовали внутри корабля Синдиката, Инглиш так и не смог установить связь с «Хэйгом». Молчал и МТНО, хотя, как утверждал ПИ, Модуль оставался на месте, ожидая их.

Наконец, когда брюхо корабля было вспорото и Дельта Инглиша получил все, чего ждал от операции, в наушниках раздался голос ИИ:

— Дельта Два, принимайте командование.

Инглиш всегда ненавидел своего Дельта. Капитан давно уже решил, что будет разговаривать с ним только в случае крайней необходимости. Было что-то оскорбительное в этом механическом голосе.

Потери они понесли немалые. Часть оборудования сгорела. Люди подверглись радиационному и микроволновому излучению. Их тела настолько обгорели, что каждое движение отдавалось нестерпимой болью, заставлявшей плакать или стонать. У двоих пехотинцев скафандры и оснащение пришли в полную негодность.

Но, выбравшись из чрева корабля, Инглиш убеждал себя, что все это не напрасно: когда-нибудь МТНО сможет захватить и доставить в тыл для изучения пилотируемый человеком корабль Синдиката.

Подобные операции всегда были обычным делом: каждая из воюющих сторон старается захватить оснащение противника, изучить вражескую технику, пытается сконструировать противосистемы — и никого не волнует, сколько подчиненных погибнет ради выполнения этой задачи, сколько оружия будет сожжено.

Инглишу нужно было позаботиться о трупе Гинесса. Теперь, когда девяносто вторая рота находилась внутри катера, на огромной скорости мчащего их к «Хэйгу», когда включилась искусственная гравитация, тело Гинесса, привязанное за тросик, больше не будет плавать в воздухе, натыкаясь на раненых и заставляя их стонать от боли. Гинесс не так уж долго воевал под его командованием, и Инглиш не знал, есть ли у сержанта семья. Это он выяснит из файла, вставленного в шлем погибшего. И если семья есть, то сегодня вечером капитану придется сочинять Неуклюжее письмо с соболезнованиями родным и близким.

Когда они снова оказались на борту МТНО, Инглиш опустился на колени перед телом и вручную поднял визор на шлеме.

Лицо под визором уставилось на него пустыми глазницами. Лазерный луч поразил Гинесса, когда по каким-то причинам отказала защитная система скафандра. Попав в человеческий глаз, луч лазерной установки увеличивается в десять тысяч раз и действует, как струя пламени.

Инглиш зажмурился. От вида месива, которым стало знакомое лицо, его едва не вырвало.

Он снова опустил визор Гинесса и поднялся. Теперь это не просто тело человека, которого рота потеряла в бою. Труп красноречиво свидетельствовал о том, что подстерегало каждого из них.

— А теперь — внимание, — сказал Инглиш, с отвращением прислушиваясь к собственному хриплому голосу в переговорном устройстве. — При использовании нового оснащения проблема братоубийства выходит из-под контроля. Защитные системы Гинесса сгорели и перестали действовать. По этой причине и наступила смерть. Так что это мы убили его, между нами девочками говоря. Один из нас. Никто конкретно. Нет никакой необходимости в расследовании. Просто, когда стреляете, наводите винтовку поточнее, иначе мы понесем больше потерь друг от друга, чем от этих проклятых роботов.

Капитан прошел вперед, на ходу нетерпеливым движением срывая с себя шлем, вернее, то, что осталось от шлема. На площадке вождения Сойер сторожил двух разгневанных пилотов, теперь уже вольных лететь, куда им вздумается.

— Здорово, ребята, — обратился к ним Инглиш, когда оба обернулись. — Вы хотели что-то мне сказать? — У Инглиша, как всегда, был при себе кинетический пистолет. Правда, капитан питал отвращение к убийству людей. Но этих двоих, ради спасения собственной шкуры едва не сорвавших операцию, бросив трех человек на поругание врагу, Инглиш уже не считал за людей. Они представляли для него какую-то низшую форму жизни.

Наверно, в его глазах промелькнуло что-то такое, отчего пилоты, вместо того чтобы пожаловаться на произвол, съежились и молча отвернулись.

— Сэр, вы, конечно, хотите получить последние донесения? — спросил Сойер.

— Зачитай их мне, Сойер. Какими бы ни были скверными новости, слушать их через переговорную сеть — слишком хлопотное дело. На моем шлеме места живого не осталось — не знаю, работает ли в нем хоть одно устройство.

— Слушаюсь, сэр, — сказал лейтенант напряженным голосом. От него вдруг повеяло таким же холодом, как от подступающих со всех сторон космических глубин.

Впервые за несколько часов освободившись от оптических приборов, Инглиш мельком бросил взгляд в иллюминатор за спиной Сойера. Там виднелась планета под названием Халия. Кто мог подумать, что коммандос придется защищать чужой форпост? Эта война — полная бессмыслица с самого начала.

— Сэр… Тоби, с «Хэйга» спрашивают, сделаем ли мы остановку в районе местонахождения двадцать первого.

— Это не по пути. У тебя рация, наверное, лучше моей работает. Ты знаешь, сколько у нас раненых. Готов поклясться…

— Сэр, Мэннинг и ТК отправились на Халию выручать двадцать первый. Последнее, что было слышно из того района — это сильный взрыв, а теперь там глухое молчание в радиусе десяти щелчков диапазона.

Инглиш обессиленно откинулся назад:

— Летим туда, Сойер. По дороге введешь меня в курс дела.

Он вдруг почувствовал неимоверную усталость. Оснащение показалось слишком тяжелым, и ему пришлось упереться рукой в одно из пилотских кресел.

Казалось, вот-вот остановится сердце.

Никаких сигналов в радиусе десяти щелчков…

Ну, а чего же он еще ждал в субботу? Инглиш всегда терпеть не мог двойные операции во время уик-энда. Он напрягал память, стараясь восстановить последний разговор с Клиари. И сник совсем, вспомнив: ведь он сам разрешил ей действовать на собственный страх и риск.