Когда под ногами бездна - Лихэйн Деннис. Страница 6

– Что-что? – спросила Тэсс, подавшись вперед.

– Она сказала это мне, опять же пару раз. «Ищи себя в его глазах и расскажи мне о том, что ты найдешь».

– При каких обстоятельствах это говорилось?

– В подпитии.

Тэсс криво усмехнулась:

– А что она имела в виду, как думаете?

– В обоих случаях она злилась на меня. Это я помню. Я всегда понимала это так: если бы он увидел меня, тогда… – Рейчел покачала головой.

– Тогда что? – мягко спросила Тэсс. – Какой была бы его реакция?

Рэйчел понадобилась минута, чтобы успокоиться.

– Он был бы разочарован.

– Разочарован?

Рейчел выдержала ее взгляд.

– Испытал бы отторжение.

На улице потемнело, словно какая-то гигантская потусторонняя масса заслонила солнце и накрыла тенью весь город. Внезапно пошел дождь. Раскат грома был похож на грохот старого моста под колесами мощных грузовиков. Вдали раздался треск молнии.

– Почему вы улыбаетесь? – спросила Тэсс.

– А я улыбаюсь?

Тэсс кивнула.

– Я вспомнила кое-что еще из того, что говорила мать, особенно в такие дни, как этот. – Рейчел подобрала под себя ноги. – Что ей не хватает его запаха. Когда я спросила ее, чем же он пах, она закрыла глаза, понюхала воздух и ответила: «Молнией».

Глаза Тэсс чуть расширились.

– А в ваших воспоминаниях он тоже пах молнией?

Рейчел покачала головой:

– Нет, кофе. – Она стала следить за тем, как дождь бьет в оконное стекло. – Кофе и вельветовой тканью.

В конце весны 2002 года Рейчел справилась с тем первым приступом паники и агорафобии. Она снова пересеклась с парнем, который в прошлом семестре занимался вместе с ней в группе по изучению новых методов исследования. Его звали Патрик Мэннион, он был предельно тактичен и чуть полноват. При этом у него была досадная привычка щуриться, когда он что-нибудь плохо слышал. А это бывало часто из-за половинного снижения слуха на правом ухе – несчастный случай в детстве, во время катания на санках.

Пэт Мэннион был поражен тем, что Рейчел продолжает с ним разговаривать, – раньше они встречались только на одном занятии и, казалось, тогда исчерпали все темы для беседы. Еще больше его поразило то, что она предложила пойти и выпить вместе. А когда спустя несколько часов в квартире Пэта она потянулась к пряжке на его поясе, он выглядел как человек, поднявший голову, чтобы выяснить насчет облачности, и увидевший парящих над ним ангелов. Примерно такой же вид он имел в течение двух лет, проведенных вместе с Рейчел.

В конце концов она порвала с Пэтом – очень мягко, почти убедив его в том, что они оба так решили. Перед расставанием он посмотрел на нее со странно-ожесточенным достоинством и произнес:

– Я сначала никак не мог понять, почему ты связалась со мной. Ты такая шикарная, а я… нет. Ты… – Он поднял руку, прерывая ее. – А примерно полгода назад до меня дошло, что главное для тебя – не любовь, а надежность. Я знал, что рано или поздно ты оставишь меня первой, потому что – и это важно, Рейч, – я никогда не оставлю тебя первым. – Он улыбнулся, сокрушенно и трогательно. – Это всегда было моей целью.

Окончив аспирантуру, она прожила год в Уилкес-Барре, штат Пенсильвания, работая в «Таймс леджер», затем вернулась в Массачусетс, где вскоре начала писать статьи для «Пэтриот леджер», редакция которого находилась в Куинси. Одна из статей, посвященная расовым предрассудкам работников Хингемского полицейского управления, встретила такое шумное одобрение, что она получила электронное письмо… от Брайана Делакруа. Он разъезжал по делам фирмы и увидел экземпляр «Пэтриот леджер» в приемной оптового торговца лесом в Броктоне. Брайан спрашивал, не та ли она самая Рейчел Чайлдс и, если да, нашла ли она своего отца.

Она ответила: да, она та самая Рейчел Чайлдс, но отца не нашла. Может быть, Брайан согласится сделать вторую попытку?

Тот написал, что не может: «Перегружен работой. Разъезды, разъезды, разъезды. Берегите себя, Рейчел. Вы не задержитесь в „Леджере“ надолго, вас ждут более важные дела. Мне очень нравится, как вы пишете».

И он оказался прав – год спустя она уже сотрудничала с крупным издательством «Бостон глоб».

Именно там ее разыскал доктор Феликс Браунер, акушер и гинеколог ее матери. Тема электронного письма звучала как «Старый друг Вашей мамы», но из дальнейшей переписки выяснилось, что он был не столько другом Элизабет Чайлдс, сколько человеком, к которому она обращалась за медицинской помощью. А в то время, когда Рейчел стала что-то понимать в этих вещах, у матери был уже другой гинеколог. Когда Рейчел достигла подросткового возраста, мать познакомила ее с доктором Вина Рао: с ним имели дело большинство женщин и девушек, которых знала Рейчел. О Феликсе Браунере она никогда не слышала. Однако он уверял, что был врачом Элизабет после ее переезда в западный Массачусетс и даже способствовал появлению на свет самой Рейчел. «Вы были очень юркой и ускользали из рук», – писал он.

Затем он сообщил, что хочет поделиться с Рейчел некими важными сведениями о ее матери, но предпочитает сделать это при личной встрече. Они договорились встретиться в одной из кофеен Милбери, на равном расстоянии от Бостона и Спрингфилда, где жил Браунер.

Перед встречей Рейчел собрала информацию о докторе: картина оказалась не слишком благостной, как она и подозревала с самого начала. За год до этого, в 2006-м, ему запретили заниматься медицинской практикой из-за неоднократных жалоб пациенток на его сексуальные домогательства и половые извращения. Жалобы начали поступать в 1976 году, через неделю после того, как обходительный доктор окончил медицинский факультет.

Доктор Браунер притащил с собой в кафе два кейса на колесиках. Лет шестидесяти с небольшим, обладатель густых седых волос, он носил стильную прическу маллет, модную среди молодых людей, которые водят спортивные машины и посещают концерты Джимми Баффетта. [5] На нем были светло-голубые джинсы, легкие кожаные туфли с декоративным хлястиком, под которыми не имелось носков, и черный льняной блейзер поверх гавайской рубашки. Тридцать лишних фунтов на животе были призваны свидетельствовать о жизненном успехе. С официанткой и ее помощниками доктор обращался фамильярно. По-видимому, он принадлежал к числу людей, которые очаровывают всех в момент знакомства, но теряются, если собеседник не смеется над их шутками.

Выразив Рейчел сочувствие в связи со смертью матери, Браунер напомнил ей, какой скользкой она была при рождении:

– Вас словно обмакнули в «Палмолив». – Затем он, не переводя дыхания, сообщил, что его первая обвинительница – «Назовем ее „Рунния“, ладно? И не только потому, что это похоже на слово „врунья“» – была знакома с несколькими другими. Он сказал, как их зовут, и Рейчел сразу задумалась о том, выдает ли он вымышленные имена или бесцеремонно нарушает права женщин на неприкосновенность частной жизни. Все они – Тоня, Мари, Урсула, Джейн и Пэтти – знали друг друга, утверждал Браунер.

– Ну, там, где народу мало, многие знают друг друга, – заметила Рейчел.

– Знают? – Он встряхнул пакетик с сахаром, прежде чем высыпать его в кофе, и стрельнул в Рейчел холодной улыбкой. – Вы так думаете? – Опустошив пакетик, он достал одну из своих папок. – У этой вруньи Руннии, как я выяснил, было множество любовников. Она была дважды разведена и…

– Доктор…

Он поднял руку, призывая ее к молчанию.

– …И в одном бракоразводном процессе выступала как виновница развода. Пэтти выпивает в одиночестве. Мари и Урсула привлекались к ответственности за чрезмерное употребление наркотиков. А Тоня – хо-хо! – обвиняла в сексуальном домогательстве еще одного врача. – Он выкатил глаза в притворном ужасе. – Похоже, беркширские врачи – какие-то хищники, все как на подбор!

Рейчел знала одну Тоню из Беркшира, Тоню Флетчер. Та управляла гостиницей «Минитмен», всегда была погружена в себя и, казалось, чем-то обеспокоена.