Выйти замуж и влюбиться - Джеймс Джулия (Julia). Страница 3
Да и кроме того, что видел он? Какое-то безликое существо, одетое в старые потертые джинсы, немодный джемпер, с волосами, вечно собранными в хвостик. В другой ситуации такой мужчина на нее бы даже не взглянул!
Господи… и о чем она только думает?
Войдя в квартиру, Анатоль огляделся и прошел мимо нее в комнату с обшарпанной мебелью, вытертым ковром и шторами с каким-то аляповатым узором. Она вздернула подбородок. Да, квартирка убогая, но и ее аренда стоит недорого. Лин не могла позволить себе дорогое жилье, пока не получит диплом и нормальную работу. А сейчас Джорджи было все равно, в каком месте он находится. Так же как и ей.
А вот этому мужчине, судя по всему, нет. Более того — все это ему ужасно не нравится.
— Надеюсь, — сказал он, — вы смогли примириться с тем, что сегодня услышали, и понимаете, что нам необходимо обсудить будущее сына моего кузена.
— Здесь нечего обсуждать, — твердо повторила Лин.
Итак, она по-прежнему решила придерживаться той же линии. Что ж, придется ей смириться с тем, что все изменится. Но сейчас было важно другое: Анатолю нужно было увидеть сына Маркоса.
Он оглядел комнату.
— Где ребенок? — спросил Анатоль. Он не хотел, чтобы его голос звучал властно, но Лин вздрогнула.
— Он спит, — ответила она сухо.
Взгляд его темных глаз остановился на ее лице.
— Я хочу его увидеть.
Это было не похоже на просьбу. Анатоль посмотрел на полуоткрытую дверь спальни, в которой стояла детская кроватка, а в ней под светлым одеялом угадывалась фигурка ребенка. В приглушенном свете, проникающем сквозь задернутые шторы, трудно было различить черты его лица.
«Ты действительно сын Маркоса? Ты действительно ребенок, которого я ищу?»
Эти вопросы не давали ему покоя. Анатоль шагнул в комнату. За его спиной раздался встревоженный шепот:
— Пожалуйста, не будите его!
Он услышал мольбу в голосе Лин и, коротко кивнув, отступил назад.
Она снова ощутила, что его присутствие в этой маленькой тесной квартирке слишком сильно волнует ее.
— Вы бы лучше сели, мисс Брэндон, — сказал мужчина, показывая на диван, хотя это он, а не она, был тут гостем.
Лин неохотно села. Ей надо было найти способ выпроводить Анатоля отсюда. И вдруг она поняла, зачем он оказался здесь.
— Если вы хотите, чтобы я подписала бумаги… ну там, что я клянусь не претендовать на имущество его отца, я сделаю это тотчас же, — сказала она. — Мне ничего не нужно. Нам с Джорджи достаточно того, что у нас есть, мы всем довольны! — Тон ее голоса изменился, стал резче, серые глаза потемнели. — Я сожалею, что ваш кузен погиб, но это не меняет того факта, что он совершенно не был заинтересован в существовании Джорджи, поэтому…
Анатоль Телонидис поднял руку, желая остановить поток ее слов:
— Мой кузен был любимым внуком Тимона Петранакоса. Единственный, кто носит, то есть носил его фамилию. Родители Маркоса погибли, когда ему было шестнадцать… — Анатоль сделал паузу. — Для Тимона он был единственным светом в окошке… Его смерть — жестокий предательский удар, он погиб на машине, которую Тимон подарил ему на день рождения. Тимон знал, что этот день рождения Маркоса будет для него последним, за неделю до этого ему был поставлен диагноз — рак в последней стадии.
Он замолчал, давая Лин время переварить эту информацию.
— Надеюсь, вы понимаете, — продолжал он, — что если бы Тимон узнал, что, несмотря на то, что он потерял внука, у него остался еще правнук, это многое бы изменило. У него и так было мало времени, а после смерти внука он отказался от всякого лечения и теперь ждет только смерти. После потери внука у него не осталось никакого стимула для жизни. Сын вашей сестры и моего кузена может стать для него этим стимулом.
Анатоль встал, глядя на нее сверху вниз. Ее лицо было по-прежнему безучастным, руки сцеплены на коленях. Ему нужно было убедить ее, что медлить нельзя.
— Я должен привезти Джорджи в Грецию. И как можно скорее. Мой умирающий дед должен знать, что его правнук будет расти в стране его отца…
— Нет! Я вам этого не позволю! — вскрикнула Лин отчаянно.
Анатоль пытался говорить спокойно:
— Сейчас вы взвинчены. Это понятно: такой шок. Я бы хотел, чтобы все было не так срочно. Но, учитывая состояние здоровья Тимона, я просто вынужден на вас давить. Но я бы не хотел превратить это в сражение. Мне очень нужно ваше сотрудничество! И как только ДНК-тест подтвердит отцовство Маркоса…
— Никакого теста не будет! — резко бросила Лин.
Анатоль замер. Было что-то в голосе Лин и в выражении ее лица, что насторожило его. Это было не упрямство и не гнев.
Страх?
Может, ребенок вообще не от Маркоса? Однако все в этих простых, безыскусных письмах говорило, что мать ребенка не какая-то неразборчивая девица, подцепившая на одной из вечеринок его беззаботного кузена. Однако Тимон, прежде чем назначить его своим наследником, наверняка потребует подтверждения. Но ведь это было простой формальностью, не так ли?
Мысли Анатоля вернулись к настоящему моменту. Протест Лин не имел никакого смысла. Если она была против, чтобы ребенка забрали в Грецию — и при этом ребенок был не от Маркоса, — то неужели она стала бы возражать против теста!
Он нахмурился. Было и еще кое-что, что не имело смысла. Что-то странное в именах Лин и ее сестры.
— Почему ваши имена так похожи? — спросил он. — Это необычно и может приводить ко всякой путанице и недоразумениям: Линнет и Линда.
— Какое это теперь имеет значение?
Анатоль внимательно наблюдал за Лин. Он уловил ту же вспышку эмоций, как и тогда, когда он заговорил о ДНК-тесте. Впрочем, у него еще будет время над этим подумать. Линнет Брэндон снова пошла в атаку. Ее голос звучал горячо и страстно:
— Неужели вы еще не поняли, мистер Телонидис, что ваша поездка сюда была напрасной тратой времени? Мне очень жаль вашего кузена и вашего больного дедушку, но Джорджи останется со мной! Он не поедет в Грецию. Он — мой!
— Неужели?
Это короткое слово вонзилось в Лин словно нож. В ее глазах опять появился страх.
Что, черт возьми, все это значило?
— Именно! — бросила она.
Анатоль прищурился. После того как этим утром он узнал о смерти Линды Брэндон, он поручил адвокатам узнать информацию насчет оформления опекунства над осиротевшим ребенком, а также о том, разрешат ли органы опеки вывезти ребенка в Грецию, чтобы он рос там, в семье его отца. Пока ответа не было, но сестра Линды утверждала, и весьма энергично, что Джорджи официально находится под ее опекой. Но так ли это на самом деле?
— И это официально, да? Ваше опекунство над Джорджи? — Вопрос прозвучал жестко. Требовательно.
— Да! — повторила Лин так же яростно.
Анатоль нахмурился:
— Так вы его усыновили?
— Все в процессе, — ответила она. — Такие вещи требуют времени. Много… бумажной работы. Бюрократия и все прочее… Но, конечно, я его усыновлю! Я сестра его матери, я могу его усыновить — это очевидно.
Анатоль понимал, что для британских властей она была бы первой претенденткой на усыновление ребенка, если бы захотела это сделать. А она определенно хотела. Он почувствовал уважение к этой молодой женщине. Ведь ей приходится нелегко — она учится, имея на руках ребенка, и живет в нужде. Не многие бы решились на такое.
Тем не менее ему нужно было найти способ убедить Лин в том, что сын Маркоса не может расти в таких нищенских условиях. Это просто немыслимо. Как только Тимон узнает о его существовании, он начнет настаивать, чтобы сына его любимого внука привезли в Грецию, для воссоединения с семьей.
Анатолю предстояло заставить эту непримиримо настроенную девушку перестать вставлять ему палки в колеса!
Но как?
Был, конечно, простой способ уговорить ее. Способ, который, как он знал из своего делового опыта, всегда срабатывал.
Он не хотел его сейчас использовать, но он должен был попытаться — ради Тимона, Маркоса и всех рабочих «Петранакос Корпорейшн», чье благополучие находилось сейчас под угрозой.