Выйти замуж и влюбиться - Джеймс Джулия (Julia). Страница 4
Он еще немного помолчал. Потом заговорил, и тон его голоса был нарочито размеренный и бесстрастный.
— Я уверен, что Тимон будет настаивать на благодарности за вашу заботу о его правнуке и за вашу уступку его горячему желанию, чтобы сын Маркоса рос в семье его отца. Вам не о чем будет больше беспокоиться. Вам до конца жизни будет гарантирована финансовая стабильность.
Все-таки Анатоль сказал это. Он сказал прямо, что, если Лин не будет чинить ему препятствий, с ее нищенской жизнью будет покончено. Он ждал, когда его слова проникнут в ее сознание.
Ничего не дрогнуло в ее лице. Слышала ли она, что он сказал?
— Так вы хотите купить у меня Джорджи? — спросила она тихо.
Анатоль нахмурился:
— Конечно нет!
— Но вы предлагаете мне деньги, чтобы я отдала его вам.
Анатоль тряхнул головой. Зачем ей нужно представлять все в таком неприглядном свете?
— Я хочу сказать, что… — начал он снова.
— Что ваш дед заплатит мне, если я позволю увезти Джорджи в Грецию, — перебила она его.
— Нет! Все совсем не так. — Голос Анатоля звучал раздраженно.
— Именно так! — Лин вскочила с дивана, на котором сидела, ее голос звенел от возмущения. — Да как вы смеете? Как вы смеете сидеть здесь и говорить, что вы можете купить у меня Джорджи? Как вы посмели прийти сюда и предложить мне деньги за то, чтобы я отдала сына моей умершей сестры?
Он тоже встал, сразу заполнив собой всю комнату. Угрожающий, властный. Но нет, теперь она его не боялась! Теперь он не мог ее подавить!
Лин сделала глубокий вздох, гнев переполнял ее.
— Я поклялась сестре у ее смертного одра, что никогда не оставляю ее ребенка! Что я никогда никому его не отдам! Что я всегда буду заботиться о нем и любить его. Потому что она сама не смогла этого сделать! Потому что она умирала, и она знала, что умирает и не сможет увидеть, как вырастет ее сын, как он станет мальчиком, мужчиной, — никогда, никогда, никогда…
Анатоль увидел, как она сжала кулаки — словно была готова вступить в бой с целым миром ради Джорджи!
На какое-то мгновение наступило молчание. Абсолютное молчание. Затем его нарушил высокий протяжный плач.
О нет! Лин повернулась к двери. Они все-таки разбудили Джорджи своими криками!
— Пожалуйста, уйдите! — сказала она, проходя мимо Анатоля в спальню. — Ну пожалуйста…
Войдя в спальню, она увидела, что Джорджи действительно проснулся и плачет в своей кроватке. Взяв его на руки и тихонько напевая, Лин начала покачивать его из стороны в сторону, пока он не успокоился.
Она глубоко вздохнула и крепко прижала его к себе, чувствуя, что жизнь этого маленького человечка зависит от нее.
Как она могла отдать его? Она любила этого ребенка больше, чем кто-либо другой в целом мире!
— Можно я на него посмотрю?
Лин вздрогнула и обернулась. В дверях спальни стоял Анатоль.
Что-то в нем изменилось. До этого она видела в нем только какую-то враждебную силу, его присутствие угрожало всему, что ей было дорого.
Теперь в мягком рассеянном свете, проникающем сквозь задернутые шторы, в нем не было ничего угрожающего. В полумраке комнаты черты его лица казались сильными, строгими и совершенными.
Лин почувствовала, как Джорджи приподнял голову с ее плеча, чтобы посмотреть туда, откуда раздавался незнакомый голос. Он посмотрел на фигуру в дверях своими темными глазами — такими же темными, как и те, что были сфокусированы на нем.
Как при замедленной киносъемке, рука Анатоля опустилась в карман и вытащила фотографию в серебряной рамке, которую он взял из роскошной гостиной его деда. Он медленно перевел взгляд на фотографию, потом снова посмотрел на ребенка.
— Это сын Маркоса, — сказал он вдруг потрясенно. — Смотрите. — Он протянул ей снимок.
Это была старая фотография, еще пленочная, не цифровая. Даже уже в детстве Маркос любил позировать на камеру. Джорджи был поразительно похож на него: те же широко поставленные большие карие глаза. Такой же рисунок губ и форма головы.
Удивительно, подумал Анатоль, что гены Маркоса могли быть так ясно видны даже в столь нежном возрасте. И вот этот маленький человечек, которому еще не исполнилось и года, смотрел на него тем самым взглядом, который он видел раньше совсем на другом лице.
— Я не был уверен, — он услышал свой голос словно со стороны, — знал, что нужно сделать ДНК-тест. Знал, что возникнут сомнения, которые неизбежно повлекут за собой такие меры… — Он сделал паузу. — Но теперь у меня их нет. Это сын моего кузена, его единственный сын! Он должен стать частью семьи своего отца. — Анатоль поднял руку, как бы предупреждая ее ответ. — Мы должны найти способ… — Он замолчал, взволнованно глядя на Лин. — Прошу прощения за все, что я сказал перед этим. Это было оскорбительно, и у вас было полное право рассердиться. Вы примете мои извинения?
Глаза Анатоля встретились с ее глазами, и Лин поняла, что он видел своего кузена в ребенке, которого она держала на руках…
Так же как и она видела в нем Линди.
Она почувствовала, что этот человек не чужой для Джорджи. Вздохнув, она кивнула.
— Спасибо, — тихо сказал Анатоль.
Лин прошла мимо него в комнату и села на диван, ее сердце все еще бешено колотилось. Но что-то важное произошло сейчас, и напряжение между ними уменьшилось.
Не потому ли, что она наконец признала, что у Джорджи есть и другая семья, со стороны его отца?
Она не хотела думать об этом с тех пор, как Джорджи появился на свет.
На какое-то мгновение Лин вдруг почувствовала, что ей хочется бежать от этого невероятно притягательного мужчины. А Джорджи, наоборот, изо всех сил пытался приблизиться к новому и поэтому интересному для него человеку, вытягивая вперед маленькие ручки.
На глазах у Лин этот высокий, сильный и высокомерный мужчина совершенно преобразился. Он произнес что-то по-гречески, а потом медленно и осторожно протянул свою руку к маленькой ручке Джорджи. Тут же маленький розовый кулачок сжался вокруг длинного загорелого пальца, и малыш попытался затащить его себе в рот.
— Привет, Джорджи, — сказал Анатоль. Голос его звучал странно, как если бы у него тоже перехватило дыхание. — Привет, дружок.
И на его лице, на этом суровом властном лице вдруг появилось выражение удивления.
Лин смотрела на него во все глаза, пораженная столь неожиданной переменой настроения Анатоля. Но он не замечал ее пристального взгляда. Он был полностью сосредоточен на малыше, который сидел у нее на руках. На сыне его погибшего кузена, из-за которого он и оказался здесь.
Лин услышала, как он пробормотал что-то по-гречески. Слова прозвучали очень мягко, ласково. Как легкое прикосновение ветерка к обнаженной коже. Она вдруг почувствовала странное покалывание во всем теле, хотя эти ласковые слова и не были обращены к ней.
Джорджи нетерпеливо заерзал у нее на руках — теперь он увидел что-то более соблазнительное и, отпустив палец, сделал рывок и ухватился за темный шелковый галстук. И удовлетворенно вздохнул, когда ему удалось затащить его в рот.
Лин не смогла удержаться от смеха:
— О, Джорджи, какая же ты обезьянка!
Она постаралась освободить от его цепких пальчиков галстук, чувствуя сильнейшее волнение от того, что Анатоль сидит так близко от нее.
Отстраненный от своей добычи, Джорджи издал протестующий крик. Лин захватила его маленькие ручки в свои, не давая ему дотянуться до галстука.
— Нет, ты его не получишь! Ты маленький монстр! Да-да, монстр! — Она потерлась носом о его нос, и Джорджи рассмеялся. Лин перевела взгляд на Анатоля. То, что, без сомнения, раньше было ужасно дорогим галстуком, теперь висело мокрой изжеванной тряпкой. — Мне очень жаль, что так получилось.
— Это не страшно, — сказал Анатоль, улыбнувшись.
И прежде чем Лин поняла, что он собирается делать, он снял с руки золотые часы и протянул их Джорджи. Глаза Джорджи расширились от восторга, маленькая ручка схватила блестящее сокровище.
— Вы с ума сошли! — воскликнула Лин с ужасом. — Он же сразу отправит их в рот!