Заговоренные клады и кладоискатели - Цыбин Владимир Дмитриевич. Страница 12

Так вот вышел еще раз клад, да на недогадливую: клад требует откупа и чтобы не впотай, а от чистого сердца и не с брезгливой мыслью. Нужно было клад, явившийся в виде девочки, крепко расцеловать — она бы и рассыпалась на золотые денежки и бриллианты.

Клад, положенный на имя, является три раза на землю. И если, не зная зарока, не возьмут его — он на веки вечные останется умершему хозяину. Он-то там на том свете этим кладом и откупается от нечистой силы, убавляя или ослабляя свои вечные муки. Оттого в таком кладе особый, хитрый загад. Все вроде просто, умом понятно, но слабое человечье сердце обязательно напутает…

КЛАД НАЗВАННЫЙ

Клад названный — особый вид клада на имя. Это клад — не в догад, не в просчет, а самоименной. Такие клады любили делать купцы, прикидывавшиеся при жизни бедняками. Клады названные — из золота, отложенного на «черный день». Такой клад сам получал имя — иногда простое, чаще же всего загадочное или чародейное.

Омский купец Калетников. благополучно опочивший перед самой революцией, при жизни любивший насмешничать, и перед смертью снасмешничал над своим кладом — дал ему на отзыв имя: «Косо-лукаво, куда побежало?»

И действительно, клад являлся в свое урочное время кривовато-усмешливым старичком, а то и кривоглазым зайцем.

Был этот клад еще и урочным. Он являлся только в сумерках и косил на левый рог месяца, то есть являлся еще заговоренным на новолуние. Имя такого клада почти всегда остается неизвестным людям на веки вечные. Тот, кому он явился, должен по виду догадаться о его имени.

Семиреченские казаки хоронили свои клады до поры до времени, до возвращения на родину, когда уходили в Синьцзян. Сотник Фролов положил свой клад под именем «Плетка». А сам вернулся только в шестидесятые по хрущевской произвольной милости.

Клад этот являлся его брату на рыба ікс (брат жит уже в городе, а не в станице Юрьевской). Сидел он на берегу Му с удочкой в ленивые вечерние сумерки и вдруг увидел — идет по воде плетка к нему. Павел оторопел (он тогда про братний клал и слыхом не слыхал). Зажмурил он глаза и перекрестился: плетка остановилась да как хлестнет по удилищу — серебряные искры посыпались по воде, несколько искр достало и до Павла. Глянул он, а это серебряные монеты. И вспомнил он тут любимое братово присловье: «Черт — с водкой, а казак — с плеткой». И тут в него да прямо в лицо кто-то как швырнет золотыми монетами, да как захохочет, да как закричит:

— Поздно скумекал!

Когда сотник Фролов вернулся и пришел на место схоронения клада, к Змеиной норе у Календарь-горы — клада на месте не оказалось. Все было так, как оставил Фролов: камень, загородивший вход в пещеру, лежал на месте в прежнем положении, крепко врос во мхи и сам омховел.

Видно, клад переродился, стал живым и ушел искать себе душу. В кладе — чародейная подневольная сила.

— Ну а ваш клад, — спросил я у Фролова, уже глубокого старика, — плетка-то чем может стать?

Фролов задумался (я чувствовал, что он перегружен сам собою) и сказал:

— А каким-нибудь бесноватым существом. В городе я таких встречал, патлатых и вихлятых, дергаются… А мой клад скорее всего бродяжит где-нибудь…

Есть названные клады с именами «Кашира», отзываются на девиз «Кашира всех рогожей обшила». А с именем «Юс да ижица» отзыв — «Юс да ижица — конец ближится»…

Иногда клад является «с паролем», подойдет к человеку, спросит:

— Из дураков?

Нужно сказать в ответ: «Я каков — ты сам таков».

Иной клад загадывает загадку: «Новичок обмылся и нас обмыл?» Ответ верный — «новолунье». Явленный клад тут же у ног рассыплется — греби тогда золото.

Клад на присказку, например «коробуля», придет, скажет:

— Коробуля.

Нужно тут же ответить: «Коробуля, коробуля, не ходи-ка по горбулям. На горбуле есть угода, унесет тебя погода, погода унесет, затащит ненастьем». Клад тут же рассыплется на золото.

И еще много причалы наговора, чародейной игры связано с этими кладами — и все в ожидании крепкого оберега, чтобы клад достался только удачливому, с быстрым розмыслом человеку, каковым себя, конечно, считают хозяева кладов.

Такие клады охотно разыскивают наши деревенские кладоискатели, рассказывающие самозахватно и разрывающие курганы и курган-цы, ищущие тайные подземные ходы и пещеры, как всегда, впустую. Если же и находят, то исторические захоронения, а не заговоренные кладенцы. Все они кончали жизнь неудачниками, если не гибли где-нибудь в завалах. Клад, как правило, заговорен на беду и смерть «для посторонних», ведь замечено, что «клад да талан не на всякого живет, а убытка да беды не минет».

Из записей о кладах, из устных рассказов я только об одном охотнике и пчеловоде слышал, что ему клад сам дался в руки. Сидел у себя в будочке он на пасеке, смотрел, как пчелки летают с взятка, все — к себе, в «лежаки», а одна — прямо к нему, большая, золотистая пчелка' не пчелка, села напротив и в глаза ему смотрит, а глаза — человечьи, глубокие, внимательные. И говорит она <он голоса не слышит, а слова слышит, словно мысли ему свои передает): «Корова пестрая, соски острые, сук на боку — хороша к молоку». А он мыслями сям в себе сказал на ответ: «Пчела, и не коровушка, а государыня». Тут-то как шлепнет, как зазвенит — золото-то и посыпалось. Собрал пасечник его в шапке, отнес домой, стал менять золото на деньги, разбогател. Тут на него и донесли, мол, нашел государственный клал и утаил. Пришли с обыском и отобрали, а самого чуть было не засалили: «Клал — богат, та люди запил уши. кладу угодил, а сам в беду угодил».

О таких людях говорят: счастливы, да счастье их все в дырках.

КЛАДЫ НА СЧАСТЛИВОГО

Клады <на счастливого» клали чаще всего — игроки, фантазеры и авантюристы, следуя поговорке: клад да талан про «счастливого», не беря в разум вторую ее часть: «грех да беда редкого минет».

Этот клад — на «авось», безоглядный зарок на любого дурака, а дуракам, известно, больше всего подфартит. Главное — быть счастливым. Удачливый ходит — на клад набредет, неудачливый пойдет — и гриба не найдет.

Такой клад — тоже под чарами зарока, но не под семью печатями и семью заклятьями. Таким не нужно отыскивать цветок папоротника против нечистой силы, не нужно помнить заговорных слов, чтобы расколдовать клад. Этот клад, по большей части, и без зарока (построить церковь или раздать часть денег нищим), он не записывается в книги.

Нужно только знать: если вышел клад из земли в виде ли птицы, зверька ли какого или даже человека, нужно ударить его левой рукой наотмашь и сказать: «Аминь-аминь, рассыпься». С. В. Максимов в своей книге «Нечистая неведомая сила» приводит такой случай явления клада случайным людям: «К одной калужской нищенке, в то время, как она шаталась по селу, пристал петух, теребил ее за подол, совался под ноги, ударила его старуха палкой — и рассыпался петух деньгами. Один уломский старик-гвоздарь шел как-то из деревин в город. Дело было над вечер. Вдруг среди поля что-то загрохотало. Оглянулся — катится бочка, а со стороны кричит чей-то голос: «Перекрести дорогу'!» Старик испугался, отскочил в сторону — покатилась бочка мимо, а в ней ясно слышен был звон серебряных денег» (т. I, с. 171).

Вышла неудача: счастье минуло — душу вынуло. Такие неудачники живут потом в чем-то поврежденные. Послушался бы старик голоса, не оторопел, перекрестил бы дοрогу: бочка наткнувшись на преграду крестного знамения, рассыпалась бы серебром. Повезло бы старику. Но это не все: если бы его потом не сдогадило пожертвовать часть клада на благое дело, серебро бы обернулось битым стеклом или еще чем-нибудь похуже. Клад человека испытывает на отзывную доброте. В ком доброта мертва или незряча, от того клад все равно уходит. Многие слышали жуткий хохот, да такой, что мороз по коже. Счастливый — это тот, кто сметливый. Скупая душа — сырая. Оскопидомился человек — кладу будет жить у него скучно и невыносимо, кладу нужно рассыпаться, растворяться, лишиться своей личины, чтобы по истечении заповедного срока не стать каким-нибудь нечистым духом, морочью и тоской.