Песни и сказания о Разине и Пугачеве - Автор неизвестен. Страница 20

За Волгой вот хорошо из-за этого, там ни одна змея не кусается. Всех их там заговорил Стенька Разин на веки-вечные. Он брался заговорить их во всей России, даже не одних змей, но всяку гадость, как-то: блох, клопов, вшей, комаров, вообще всяку гадость, которая кусает человека. Но, прежде чем эатоворить, просил собрать дань в размере с каждой души по одной денежке. Нам — это кажется очень дешево. Мы бьг теперь не пожалели и копейки, а тогда жалко было денежку, так говорят крестьяне из молодых, но стары, напротив, старики говорят, что в то время денежка была дороже рубля, тогда с тремя денежками от нас можно было съездить в Саратов и оттоль, а нонче и на три рубля не съездишь. Вот поэтому тогда и не согласились на условия Стеньки Разина, вот через эти денежки и страдает от этой гадости весь мир православный.

Стенька начальству раз сам дался, руки проткнул, и заковали его в железы. После положили и зачали пытать: и иголками кололи, и кошками били, — ничего не берет. Стенька знай только себе хохочет. Вот и выискался один знающий человек и говорит: «Да вы чего бьете-то? Ведь вы не Стеньку бьете, и не он у вас в кандалах, а чурбан. Он вам глаза отвел, да и хохочет». Сказал этот человек такое слово, — глядит начальство, а и в самом деле не Стенька лежит, а чурбан. Ну, после Стенька уж не мог вырваться; положили его при том человеке, стали бить, — пробрали. А то бы он вовсе глаза отвел.

На Урановом бугре предтеча Стеньки, разбойник Урак, имел свой притон. Разин, еще мальчиком, пришел сверху, из Ярославля, и пятнадцати лет поступил в шайку Уракова кашеваром. Раз Ураков этот хотел задержать судно, а Стенька закричал: «Брось, — не стоит, бедно». Ураков, не ожидая после такого замечания удачи, пропустил судно, но пригрозил Разину. Проходит другое судно — Стенька опять то же. Взбешенный атаман выстрелил в него из пистолета, но Стенька не пошатнулся, вынул из груди пулю и, отдавая ее Уракову, сказал: «На, — пригодится». Ураков от страха упал; разбойники, видя чудо, разбежались, а Стенька незаряженным пистолетом застрелил Уракова и стал сам

атаманом его шайки. Ураков схоронен тут же на своем бугре и, говорят, семь лет из могилы кричал проходившим мимо судам: «приворачивай!».

У Ермака Тимофеича, самого набольшего изо всех станишников, было много удалых товарищей, верных помощников. Правою рукою у него был Стенька Разин, а за Стенькою Разиным Ванька Каин, Иван Мазепа, Гришка Отрепьев. Жили сотоварищи долгое время в ладу, да Стенъка-то Разин учал делать дела неподобные: бесчинствует без пути, рубит головы немилостиво, коней в церкву ставит, над святынею ругается, не хочет знать никого выше себя, самому Ермаку грубит. Не захотел Ермак сносить от Стеньки этакие грубости и отказал ему.

Видит Стенька, что дело плохо, и приходит к Ермаку Тимофеичу, низко-низко поклонился ему и проговорил: «Многолетнего здравия,

Ермак Тимофеевич! Расположись-ка на совет ко мне! Мы поделаем людей соломенных, порас-садим их по лодочкам, по лодочкам по дубовеньким, и дадим им по веселышку, оденем их в платья черна соболя, первое-то лодочку наперед пустим по Дунай-реве по широконькой, а сами поедем по Иртыш-реке, по Иртыш-реке. по Теплым станкам, у Теплых станков станем вокруг да подумаем, как бы нам поставить себе памятник».

Как поехали станишники по Иртьпн-реке, собралось против них царское войско, хотят изловить Ермака Тимофеича; увидели, что по Ду-най-реке едет лодочка дубовенькая, а в ней сидят добрые молодцы, удалые казаки; стали царские люди считать соломенных людей — им счету нет. Тут на татар напал такой страх, что они и не видели, как подошел Ермак Тимофеич.

Переловил их Ермак Тимофеич до пятисот человек, засадил да избу, поставил стражу к избе, а сам с Ванькою Каином поехал к царю Ивану Васильевичу. .

В некотором царстве, в некотором государстве, именно в том, в котором мы живем, недалеко было дело от Чечни, близ речки Дону, в тридцати пяти верстах от Азовского моря, жил в одном селе крестьянин, по прозванию Фомин, а по имени Василий Михайлов. Не старше он был тридцати восьми годов, народился у нею сьгн, назвали его Михаил. Воспитал он его до шести лет. В одно время в прекрасное он поехал на работу, взял и сына с собой. Напала на них небольшая шайка разбойников, мать с отцом убили, а Михайлу с собой взяли. Привозят они его в свой дом, отдают его атаману. Атаман у них был старик, девяноста пяти лет. Принял он этого Михайлу на место своего дитя, стал его воспитывать и научать его своему ремеслу, в три страны велел ему ходить, а в четвертую не велел. Прошло три месяца, атаман Роман выдумал Михайле имя переменить, собрал шайку, чтобы окрестить его, и назвали его

Степаном. «Ну, теперь, мой сын Степан, слушай меня! Вот те шашку и ружье, занимайся охотой, дикой птицею двунотой и с руками и с буйной голов-бй!» Степан вышел со двора и вздумал о родной стороне. «Где-то мамынька (моя и родимый тятенька? В поле на меже свою голову схоронили, а я-то, Михайло, остался у разбойников, в руках». Сам заплакал и пошел в ту сторону, куды атаман велел.

Вышел на большую поляну, вдруг увидел себе добычу, лет семнадцати девицу. Он подошел к ней, сказал: «Здравствуй, красная девица! Что ты время так ведешь? Сколько я шел и думал, такой добычи мне не попадалось. Ты — перва встреча!» Девка взглянула, испугалась такого вьюноши: увидела у него в руках востру саблю, за плечом — ружье. Стенька снял шапку, перекрестился, вынул шашку из ножны и сказал: «Дай бог помочь мне и булатному ножу!» Воз-вил ася могучая рука с вострою шашкою кверху. Снял Стенька голову с красной девушки, положил ее в платок и понес к атаману. «Здравствуй, тятенька! Ходил я на охоту, убил птичку небольшую. Извольте посмотреть». Атаман, выходя, взглянул на платок: на нем окровелённая голова, красовитое лицо. «Вот, Стеня, люблю за то!» Поцеловал его в голову. «Я тебя награждаю своим вострым булатом, с ним я ездил семьдесят пять лет, а теперь ко мне кончина приходит».

Атаман вскоре крепко заболел; собралась в дом его вся шайка. Он своим подданным и говорит: «Ну, братцы вы мои, выбирайте, кого знаете, а я вам не слуга». Вдруг вышел из

лесу невысокий старичок, левым глазом он кривой, правым часто подмигиват. Взглянули на него разбойники и в голос закричав: «Подойди, старик, сюда!» Он подошел, смеется к говорит: «Ну, чего вам от меня нужно?» — «Ну, старичок, рассуди нам дела: нас вот двенадцать человек, кто из нас будет атаманом?» И он им ответил: «Вы не выберете из себя. Я — сам главный атаман из такой-то шайки; мои подданные ездили на разбой, плохо сделали, уплощали: перевязали, в каземат посадили. Мне, старику, владать теперь таким домом нечего, я и пришел к вам». Все разбойники вскричали: «Жак, мы тебя, старик, не знаем». — «Что вы, братцы, неужели вы Василья Савельича не знаете?» — «А вот-вот! Вот нам и атаман! Пущай нами владает!» У них есаул был из татар, повернулся и пошел. Пришел к старому атаману и говорит: «Мы нашли себе атамана, Василья Савельича». Атаман говорит едва-едва, только намекает: «Пошли, мол, его сюда». Василий Са-вельич пришел к старику, взял его за правую руку и сказал: «Прощай!» Тот промолвил одно слово: «Прими моего сына, Степана по прозванью! Вот еще скажу тебе: в три стороны своих посылай, а в эту вот сторону ни поногу не шагай»! После того умер атаман. Хоронили его, все запели вечну память. Стал Василий своими подданными командовать и Степана научать. «Ну, теперича я тебе, Стенюшка, отец и мать. Слушай меня, что я тебе приказываю. Твой отец мне тебя на руки сдал, в эту сторону не велел ходить». Прошло три года с новым отцом; Стенька научился на охоту ходить; когда птицу, когда две принесет. Возлюбил его атаман и так его лелеет, лапе сына своего. В одно прекрашое время взял Стенька шашку и ружье, вышел за ворота и думает: «куда сегодня итти мне? Да что мне отец приказывает в эту сторону не ходить?» Подумал и поглядел на востру шашку в руках. «Тут дорога опасна; моя булатная шашка притупела». Стенька (воротился назад, взял бросил шашку. «Вот, ты мне' не слуга! Я выберу нову!» Выбрал первую, саму востру шашку, перекрестился и пошел по новой дороге. Шел он немного чащей и вышел на большую поляну. Вдруг видит перед собой огромную чуду. «Нет, это не так, думает, я здесь теперь должен погибнуть». Испугался, стоит на одном месте, не знает, что делать. «Куды же мне деться и как от этой чудищи скрыться?» Чудища подняла голову и увидала юношу, дохнула на него и стала двигаться к нему. Стенька заплакал и думает: «пропал! Говорил мне атаман, не ходи по этой дороге! Я его слов не послушал». Стал подходить ближе, вынул вострый меч, положил его на правую бедру. «Неужто», думает, «бог мне не поможет срубить Волкодира? Я не буду так трусить, и бог поможет!» Волкодир его тянет и хочет проглонуть сразу. Стал Стенька шашкой своей владать, все челюсти ему разрезать. Когда челюсти ему до ушей разрезал и нижняя часть отстала, захватить — Волкодира силы не стало, развернулся Степан своей шашкой и давай голову рубить, сколько силы его хватало (потому что он был не богатырь). Отрубил голову, стал брюхо разрезать; разрезал брюхо, нашел в ку*