Песни и сказания о Разине и Пугачеве - Автор неизвестен. Страница 27

— Кто такой Харко? — спросил я.

— Ну и славно! Харку-то не знаешь, а ведь по нем, добром молодце, и форпост Харкинский прозван, — сказал старик.

— Будто? — спросил я.

— Не будто, а на самом деле так, — сказал старик.

— Верю, верю, — сказал я. — А кто же такой Харко? Расскажи-ка.

— С великим удовольствием! — сказал старик. — Слушай.

— Харко, сударь мой, был сподручник Разина, первый, можно сказать, герой по (нем. После того как Разина совсем порешили, Харко с двенадцатью человеками, с своими, значит, причетниками, и удалился с Волги на Яик.

В те поры наши казаки, известно тебе, жили на Кош-Яике, иль-бо на Кирсанов ом-Яр у; значит, далеко от моря, верст без малого семьсот будет. Хеша казаки наши из предков всем вла-дали Яиком, однако далеко на низ редко спускались по той самой причине, что красной рыбы было не в прибор и (около города. Ну, и выходит, где пустыня, там, известно дело, и

— орда: без этою быть нельзя. Говорится, без Дурака город не стоит. Наподобие сейму, можно сказать: без орды пустыня не бывает. Пустыня значит пустое место, а орда, знамо дело, пустой человек, никакою толка нет. Ну, одно к другому и идет. Казаки наши хоша не в частым бываньи хаживали в походы — супротив басурманцев, гоняли басурманов от Яика, однако нет-нет да и прикочует кака-либо орда к Яику; знаешь, чтобы лугами казачьими поживиться. Так было и в ту пору. Прикочевала к Яику и села около Маринкина городка ¹ одна орда, а казаки наши и не чуют. Этою ордой повелевала девка, воин-девка. У этой девки и гвардия была из девок. В старину такие оказии были не в диковину.

Харко с своими приспешниками пробирался к нашим казакам на Кош-Яик; но девка-воин преградила ему дорогу. Хоша воин-девка была и девка, попросту баба, однако дело свое знала не хуже мужчины. Созвала она совет и говорит своим гвардейкам и всей сущей орде:

— Нам и без того от них (то ись от казаков наших) житья нет, а как еще этот дьявол (си-речь Харко) с своими причетниками соединится с ними, тогда совсем пропадем; тогда, говорит, не поживишься от них клочком травы или беремем дров, тогда, говорит, не дадут они нам и воды напиться из своею заповедного Яика. Надо, говорит, во что бы то ни стало не допускать до них Харку.

¹ Так называется одно урочище, где, по преданию, имела пребывание жена Лжедмитрия Марина после бегства ее из Астрахани, в 1614 году. (Примеч. собирателя,)

Сказала это и стала свое дело делать.

Тем временем и Харко держит совет с своими; говорит к ним таковую речь:

— Погуляли мы с батюшкой нашим, Степаном Тимофеевичем, по святой Руси и по всему вольному свету довольно-таки. Много погубили мы всякого народа, и крещеного, и некрещеного, где по делу, а где и не по делу. Знамо, некрещеным туда и дорога, а за крещеных доведется когда-нибудь ответ отдать на суде страшном. Теперь, братцы, настало время удобное, можно загладить, сколько ни на есть, грехи наши тяжкие. Давайте, говорит, очищать расейские границы от орды поганой. Давайте, братцы, доканайте эту орду, чтобы она и воздухом здешним не дышала! Этим самым делом, говорит, мы сделаем три хороших дела: первое дело — отпущение грехам получим, второе дело — расейские границы от орды очистим, третье дело — яицких казаков хлопот избавим.

Сказал это и стал свое дело делать.

Воин-девка кибитки свои и весь скарб отправила от Дика в степь, к Кара^Кулю, в безопасное место, а сама с гвардейками вышла супротив Харка, и с его буйною головой, всего-на-все тринадцать человек. Но Харко был травленый волк: он не пошел на нее открытым боем, а пустился на хитрости.

Девка с гвардейками наступала на Харка, а Харко отступал. Таким манером хороводились они несколько дней. Напоследок Харко улучил темную ночь, обрядил двоих или троих своих согласничков в бирючьи (волчьи) шкуры и велел им подкрасться к конскому табуну гвардеек и броситься на него. Обряженные в бирючьи шкуры подползли на четвереньках к табуну, да и завыли, словно бирюки, — на всё были до-тошники, — а потом и бросились в самую середку табуна. Лошади шарахнулись, и как был табун, так весь и понесся в степь, в разные стороны. Лошадям, знамо дело, лиха беда только чего испугаться, а там и сам чорт не удержит.

В лагере у гвардеек сделалась суматоха страшная, а Харко того только и ждал. Не медля ни секунды, он с остальными своими молодцами И нагрянул на гвардеек, да и пошел их душить. (К утру он всех их пошабашил. Не отвертелась и предводительша: ее убил своею рукой Харко.

Покончимши дело с гвардейками и их предводительшей, Харко пошел за Яик искать ихнюю кочевку. Добрался и до кочевки. Там, сударь мой, много было золотой казны и цветного платья всякого. Все это добро Харко забрал и раздуванил по своим согласничкам. Там же, в кочевке-то, застали они сколько-то девок, — девки были все молоденькие, — иных побили, а иных, что были покрасивей, взяли по себе..

Пожили они тут сколько-то времени, отдохнули и стали собираться в путь-дорогу. Харко свою девку бросил, живую пустил, на все четыре стороны; порешить ее совсем жалко стало: ведь так ли, сяк ли, а все-таки она жила у него заместо жены. Советовал то же сделать и своим причетникам, чтоб и они девок своих бросили, а те не послушались: жалко было расстаться с девками; больно уж по сердцу пришлись. Тогда Харко говорит своим согласничкам:

— Все мы люди свободные, казаки вольйые, приказывать вам не. смею, а совета моего не слушаетесь. Ваше дело, воли с вас не сымаю. Ступайте, куда хотите, а я вам после этого не товарищ!

Согласнички говор ят:

— Теперь девки нам не помеха, а когда будет нужно, — бросим.

Харко говорит:

— Когда будет нужно, тогда будет поздно.

Согласнички спрашивают:

— Как так?

Харко говорит:

— Эти девки не семьянны: оне, думаю, на своем веку и сами не мало нюхали человечьей крови. Мы же гнездо ихнее разорили: не забудут оне этого, и рано ли, поздно ли, порешат, доканают нас, — не мытьем, так катаньем, проклятые, доймут. Эй! послушайте меня: бросьте!

Сподручники смеются и говорят:

— Доселева, Харкушка, мы чли тебя за храбреца, а теперь видим, ты трусу празднуешь. Вспомни, давно ли мы, двенадцать человек, набили девок более двухсот. Ну, статочное ли дело, чтобы двенадцать девок осмелились супротивничать нам, таким молодцам?

Харко говорит:

— Открыто поле особь статья, постель особь статья. Слыхали, чай, сказание библейское про Олоферна, а если не слыхали, так я скажу.

Олоферн был не вам чета, однако отмахнула же ему голову жена слабая.

Подручники Харка только засмеялись, да промеж себя говорят: «трусу празднует!»

Харко осердился и поехал прочь.

Согласнички его поехали сами по себе. Выбрали они себе местечко на Краоном^Яру, где теперь Красноярский форпост, и тут устроили стан.

Харко один остановился ниже этого места, верстах в пятнадцати, и тоже устроил себе стан, не на земле, а на дереве. Там он свил себе гнездо, словно Соловей-разбойник, и зажил в милу душу. Итти к нашим казакам 1на Кош-Яик пораздумал: ждал, что будет от его соглас-ничков, думал, не образумятся ли, не разведутся ли с девками-то.

Пожили они на новых местах сколько-то времени, самую малость однако: Харко сам по себе, а согласнички его сами по себе. Вот, сударь мой, в одну ночь, на самой на заре, притащился к Харке с Красного-Яра один из его согласничков, весь, бедняжка, изранен, еле-еле дышит, да тихо, жалобно, чуть слышно и говорит:

— Сбылись слова твои, атаманушка: сгубили нас змеи скорпии…

Сказал (это, да и тут же и дух свой испустил.

Харко тое ж секунду спрыгнул с гнезда своего, вскочил на бурого коня, что у дерева привязан был, и помчался к Красному-Яру. На восходе солнышка он был уже там и застал девок: те, бестии, дуван дуванят, значит, делят по себе дч)бро убитых молодцов. Лишь только узрели оне его, так и одурели на месте. Как тигра, е пеной у рта Харко бросился на девок с саблей в руке, да вдруг и остановился. «Этого для вас мало, бестии!» — сказал Харко, да и давай живьем вязать девок: всех перевязал, да и положил, словно осетров на багреньи, в ряд, одну подле другой. Славно! Осмотрел и сотласничков своих, а те, бедняжки, все измясничены донельзя, узнать даже не можно, кто¹ Карп, кто Иван: так, бестии, постарались. Съездил и за тем, что у его дерева умер. Потом вырьгл две^ наддать могил, положил в них убитых согласничков, а подле каждого из них доложил по девке-душегубке: эти, бестии, были живые, кричали, визжали, просили Харку, чтоб он добил их; да не на того напали: