Песни и сказания о Разине и Пугачеве - Автор неизвестен. Страница 40

В этом году прибытия Пугачева в Казань, то есть в 1774-м, Пугачев дотла сжег и разрушил Казань. До прихода Пугачева вокруг крепости было несколько башен («минаретов»), — они им разрушены. Время прихода Пугачева в Казань стариками, в минувшие дни, было употребляемо в качестве исторической даты и эпохи. При определении возраста спрашивали друг друга: «Сколько лет было тебе в пугачевщину?» Одним было десять лет, другим — три года, а некоторые говорили, что он родился в пугачевском году, или: «я еще находился в утробе матери».

31

Мне пришлось побывать в большом вотском селе Завьялове, находящемся на пути между теперешней столицей вотяков (ныне удмуртов. А. Л,) г. Ижевском и камской пристаньте Гальяны. Завьялове расположено на удивительно живописном месте в 17 верстах от Ижевска.

Здесь мне предложили познакомиться с проживающим в Завьялове «Пугаченком», т. е. потомком Пугачева, как упорно об этом говорит молва…

Передо мной предстал пожилой степенный крестьянин с густой седой бородою, высокого роста и крепкого сложения. В завязавшемся оживленном разговоре Ив. Дм. Иванов действительно подтвердил, что его род связывают с именем Пугачева, и показал на висевший на стене большой, почерневший от времени портрет своего прадеда, Андрея Григорьевича Иванова. Под портретом имелась теперь уже стершаяся вотская надпись «Пугач — пи» — «Пугачевой» и фамилия художника, писавшего портрет, О. М. Евграфова. Портрет изображает довольно представительного с окладистой бородой и выразительными глазами мужчину, с низким

15

О Разине, и Пугачеве

лбом и суровым видом. Это и был, по преданию, ближайший потомок Пугачева.

Местное предание говорит, что проезжавший через Завьялове Пугачев, направляясь от Камы к Ижевскому заводу, пробыл в вотском селе Завьялове не более дня, чтобы дать отдых людям и лошадям, уставшим от езды по непроходимому лесу.

Местное население при внезапном приближении Пугачева большей частью разбежалось, убежал и предок Иванова.

Однако его жена осталась дома. Пугачев нашел у ней на дворе много наваренного пива и кумьппки и расположился на ее усадьбе.

Близости Пугачева к гостеприимной хозяйке народная молва приписала укрепившееся за родом Ивановых характерное прозвище «Пугаченки».

32

Прозванье рода Ивановых «Пугаченками» или «Пучонками» объясняется тем, что принявшая Пугачева вотячка только недавно перед этим разрешившаяся сыном, встретила Пу-гачева у себя на дворе летом, став на колени и подняв ребенка кверху. Пугачев обласкал ребенка и выразил большое удовлетворение, что она не убежала от него, в то время как другие крестьяне его перепугались. Пугачевцы говорили: «Не бойся, не тронем, не на крестьян идем, а на Ижевск». Вотячка отдала все наваренное для крестин ребенка пиво и вино. Это еще больше понравилось Пугачеву. «Две бочки— ведер 15 выпили». На прощанье Пугачев оставил ласковой хозяйке кошелек с золотом.

33

И!з рассказа калмьгчки-монахини, А. В. Невзоровой

— Скажи-ка ты мне: сколько тебе отроду лет?

— Много, много, дитятко: кажись^ сотенный годок пошел, — отвечала Августа.

— В Пугачев, что ли, год родилась?

— Ой, нет, дитятко! в Пугачев год я была годов десятку, коли не больше.

— Значит, помнишь Пугачева?

— Как не помнить?! Хоша многого-то и не помню, а все-таки кое-что осталось в памяти. Как теперь смотрю на него, голубчика: такой был мужественный, величавый, настоящий царь…

— Как царь? — перебил я. — Бродяга, как есть бродяга! А вы царем его считаете. Смешно!

— Ах, дитятко! Что ты говоришь! Можно ли его царскую особу так обзывать? — возразила монахиня* — Он был настоящий царь, ис-» товый Петр Федорович! А что он был бежавший, это правда, дитятко, точно что. бежавший,

супротив этого спорить не буду. Да ведь это со всяким может случиться: век пережить — не поле перейти: нынче князь — завтра в грязь…

— Как бежавший? — (опросил я.

— Да так, просто-напросто бежавший, от налога, значит, бежал, и царство не взлюбилось, — отвечала монахиня. — > Между нами будь сказано, — продолжала она, погодя немного, — невмоготу стала жизнь ему в Питере. . Да тъг, кормилец, (не поставь мне в осуждение моя простые, бесхитростные слова, — оговорилась монахиня.

— Говори, говори, матушка!

— Ну, то^то, дитятко! Слушай-ка. Я перескажу тебе, что я в (молодую мою пору слышала от старых людей. Отец моего свекора близок был к Петру Федоровичу; да и дядюшка мой родной его же руку держал. Дядюшку моего и с сыном, двоюродным братцем моим (Кораблевы прозывались) убили на приступе к крепости… Вот и выходит, что мне было от кого слышать.

— У него, — продолжала монахиня, — у Петра Федоровича, между нами будь сказано, вышло несугласье с супружницей его, матушкой царицей Катериной Лексевной. Господь их ведает, из-за чего у них там стало», не наше дело, суди их царь небесный, а нам не подобает разузнавать и допытываться, что как было. Поговаривали только¹, что он, батюшка наш, был 'ревнивый, ревнивый такой, а она, матушка наша, супротив него была непокорлива такая. И пробежала, знать, между ними черная кошка.

Супротивниками ему были еще эти Чернышевы, Орловы, Пановы (Панины) и иные прочие енералы, что в Питере при дворце служили. Он видит, что одному ему супротив всех не совладать, взял да и скрылся тайно- из дворца, как святой Алексей божий человек скрылся из палат своего отца царя.

— Да как же все это случилось? — спросил я монахиню. — Царь, и тайно скрылся из дворца! Что-то мудрено, матушка.

— Мудреного ничего нет, дитятко, — 'Сказала

монахиня: всячина бывает на белом свете.

Цари — цари, а и с ними перетурка¹ бывает. . Об этом самом деле поговаривали в народе, что случилось это' таким побытом. Он, Петр-то Федорович, хоша природой-то был и нашего царского корня, но* родился в иной земле, там, вишь, и вырос. Значит, были у него там и сродники, и приятели, и, между нами будь сказано, приятельницы. В ту самую пору, как вышло у него с матушкой-то Катериной Лексевной несугласье, вот в эту-то пору, — словно на грех, к нему и приехала из иной земли на кораблях со свитой какая-то иностранная прын-цесса, может и нарочно, чтобы в огонь масла подлить. Он обрадовался и пошел к ней на корабль в гости, да и загулял, батюшка!. А гу-лять-то он, сказывали старики* гулять^то, не об нем будь упомянуто, куда охотник был. Трое суток, говорят, не выходил из ее банкета: все пунши, да танцы, да музыка. Матушке-то Катерине Лексешне, знамю, показалось это за великую досаду. Вот она на четвертый день выходит и шлет к нему посла, чтобы он оставил банкет и шел в — сбою царскую семью, а юн не слушает. Она другого шлет; он и другого не слушает. Она третьего, а юн и третьего не слушает. Напоследок сама матушка Катерина Ле-ксевна идет на корабельную пристань, ню не показалась ему на глаза, а посмотрела только в стеклянные двери, как он там прохлаждается. Посмотрела матушка, покачала головушкой и удалилась во дворец, только промолвила: «Нет, не исправишь!» Адъютанты и приспешники, что были при Петре Федоровиче, и говорят ему: «Пора-де до дому, ваше царское величество, а то долго ли до беды: сама-де царица здесь была и ушла больно-де сердитая. Быть беде».

— Пустяки! — говорит Петр Федорович. — Жена не посмеет ничего супротив (меня сделать. Коли захочу, в (монастырь ее упеку. Только одно слово скажу..»

— Ан и посмела! — заметила монахиня. — Женщина она, а лютая была. Чрез сколько-то времени, — продолжала рассказчица, — в ночную пору царь пошел во дворец по наведаться, что там такое деется, подошел к воротам, а они на запоре. Вот тебе и (не посмеет! Часовой, что у ворот стоял, окликает:

— Кто идет?

— Царь! — говорит Петр Федорович.

— Нет у нас царя! У нас царица! — говорит часовой дерзким манером.

Петр Федорович кинулся было к (нему, хотел, значит, ударить его и вразумить, а он, не будь дурен, уставил в него ружье: «Застрелю! —