Прилив победы - Дрейк Дэвид Аллен. Страница 89

Внезапно катафракт выпрямился и резким — почти злобным — движением убрал меч в ножны. Мгновение спустя исчез и нож.

Теперь Валентин скрестил руки на груди и спокойно облокотился о стену фургона. Затем заговорил на ясном и четком хинди:

— Я один раз уже сражался против отца этого парня, Аджатасутра. И одного раза мне хватило на всю жизнь. Поэтому ты можешь убивать мальчишку, если захочешь. Ты можешь проводить остаток жизни, беспокоясь, не явится ли за тобой Шанга. Я не идиот.

Аджатасутра уставился на мальчика. Раджив держал в руке меч и стоял в боевой стойке. На самом деле очень умело, учитывая его возраст.

Конечно, уверенность парня не очень-то удивляла, теперь, когда Аджатасутра об этом подумал. В конце концов, он был сыном Раны Шанги.

Аджатасутра пытался придумать, как разоружить парня, не причинив ему вреда, когда Раджив сам решил его проблему. Как только Валентин закончил говорить, мальчик скривил губы. И это была очень взрослая усмешка.

— Если бы ты, бандит, на самом деле сражался против моего отца, то сегодня ты был бы мертв. — Двенадцатилетний мальчик плюнул на пол фургона. И это получился достаточно хороший плевок. Он произвел впечатление на Аджатасутру. — Только два человека выступали против моего отца в поединке и выжили, чтобы потом об этом рассказывать. Первым был великий Рагунат Рао, Пантера Махараштры. Вторым…

Он замолчал. Затем впервые после того, как Аджатасутра увидел мальчика, глаза Раджива утратили выражение опытного мастера меча, готового начать схватку в любую секунду и потому смотрящего на всех противников сразу, и остановились на лице Валентина.

Глаза округлились. За спиной мальчика вскрикнула его мать. Аджатасутра не мог сказать, выражал это звук страх или надежду. Возможно, и то, и другое.

— Ты в самом деле Мангуст? — спросил Раджив чуть ли не шепотом.

Валентин улыбнулся, и улыбка изменила его худое лицо. Немножко неудачно, как подумал Аджатасутра, поскольку более мирно катафракт выглядеть не стал, скорее наоборот.

Но затем, действуя быстро и легко, Валентин снял шлем и опустился на одно колено перед мальчиком. Казалось, он совершенно не замечает острого лезвия в нескольких дюймах от собственной шеи.

Валентин поднял голову и расправил жесткие черные волосы.

— Ты все еще можешь увидеть шрам, — сказал он тихо. — И можешь пощупать, если хочешь.

Раджив немного опустил меч. Затем медленно, явно колеблясь, он вытянул вторую руку и провел пальцами по голове Валентина.

— Это большой шрам, — сказал он удивленно. Теперь мальчик говорил тоном, более подходящим его возрасту

Наконец к разговору подключилась его мать — после того, как откашлялась.

— Мой муж всегда говорил, что Мангуст — человек чести. И определенно не бандит и не головорез.

Аджатасутра с облегчением вздохнул и убрал в ножны кинжал.

— И это так, госпожа Шанга. И то же самое можно сказать обо мне и людях, которые прибыли с нами. Я приношу извинения, что мы убили или ранили сопровождавших вас раджпутов. Но у нас не было выбора.

Упоминание об этих людях заставило Аджатасутру заметить, что весь шум за пределами фургона прекратился. Сражение кончилось.

Доказательство пришло немедленно. Производя очень мало шума, Куджуло просунул голову внутрь фургона.

— Все йетайцы мертвы. Мы сейчас прогоняем трусливых возничих с повозок. Пока убили троих. Мы подумали, что стоит оставить в живых двух-трех человек.

Аджатасутра кивнул.

— Если прогоните их на нужное расстояние. Достаточно близко, чтобы увидели, как горит караван, но слишком далеко, чтобы рассмотреть детали.

— А что там с охранником? Он никогда больше не сможет пользоваться одним плечом — по крайней мере, в полную силу, — но выживет, если мы обработаем ему рану. И то же самое старик.

Аджатасутра колебался. Он не планировал тащить с собой тяжелораненых. Но увидев, как Раджив снова напрягается, решил, что альтернатива еще хуже. Совершенно определенно, что сын Шанги — и, вероятно, его мать, будут сражаться, пытаясь спасти своих ближайших слуг.

— Свяжите их, — резко приказал он. — Вероятно, нам удастся замаскировать их, как больных. Или просто жертв бандитского нападения. Кто знает? Это, не исключено, даже поможет отогнать любопытных.

После того как решение было принято, он повернулся назад к госпоже Шанге.

— Мы пришли не затем, чтобы убить вас, мы хотим уберечь вас от беды. Все очень сложно. У меня нет времени объяснять вам сейчас. Вам придется просто временно поверить нам на слово. Мы должны двигаться немедленно или…

— Малва, — прошипела госпожа Шанга. — Мужчины и их глупые клятвы! Я говорила своему мужу, что они сыграют с ним и выставят его дураком.

Увидев, как напрягся ее сын, она вытянула руку и отвесила ему подзатыльник. Наполовину игриво, наполовину… нет.

— Глупец! — повторила она. — Даже ты, в двенадцать лет! Малва уничтожат нас всех.

Когда она снова посмотрела на Аджатасутру, то наемный убийца почти поразился уму и теплоте, блестящим в ее взоре. Впервые он начал понимать, почему у Раны Шанги репутация такого верного мужа, несмотря на то что у него такая некрасивая жена.

Когда час спустя они уехали с места боя и за ними поднимался столб дыма, Валентин утверждал, что почти влюбился в нее.

— И влюбился бы по-настоящему, но только даже эта женщина не стоит того, чтобы снова сразиться с Шангой.

— Ты сделаешь все что угодно, только бы увернуться от выполнения честной работы, — пошутил Аджатасутра.

Валентин фыркнул.

— Ха! Как она расположила тела с кладбища? Идеально! Даже ни разу не поморщилась. Даже не скорчила гримасу.

Катафракт повернулся в седле и очень одобрительно посмотрел на женщину, следовавшую за ними на муле, одетую как бандитская жена и прижимавшую к себе обернутого в тряпье бандитского ребенка. Двое других бандитских детей, одетые в еще более грязные лохмотья, ехали на одном муле рядом с ней.

— Готов поспорить на свою премию по выходе в отставку против твоей, что эта женщина может приготовить любую еду. Вероятно, она смеется, когда режет лук.

К вечеру Валентин определенно чувствовал себя весело. Как выяснилось, госпожа Шанга и вправду могла приготовить все что угодно.

— Я так устал от этой проклятой кушанской еды, — бормотал он с полным ртом какой-то вкуснятины, сделанной госпожой Шангой. Из чего именно состоит это кушанье, никто не знал. Единственным, на спасении чего настояла госпожа Шанга до того, как поднести к фургону факел, был небольшой сундучок с кулинарными принадлежностями.

— Никто не заметит его отсутствия, — заявила она.

Аджатасутра, несмотря не некоторую неохоту, не стал упираться. Он просто настоял, чтобы она переложила содержимое — по большей части репчатый лук, пакетики с травами и специями и маленький нож — в различные мешочки, оставив пустой сундучок в фургоне. Он согласился, что никто не заметит отсутствия содержимого. Но сундучок, хотя и не являлся дорогим предметом, чтобы заинтересовать воров, был сделан с металлическим крепежом, который не сгорит в огне. Кто-то — скажем, Нанда Лал или его лучшие шпионы — могли заметить отсутствие этого крепежа и начать сомневаться.

— Тут есть лук, — счастливо продолжал Валентин. — Я люблю лук.

Анастасий тяжело вздохнул.

— Я не страдаю по отсутствию их еды, но мне не хватает самих кушанов. Я чувствовал себя гораздо лучше, когда нас окружали Куджуло и его маньяки. — Аджатасутра уже начал что-то говорить, но Анастасий взмахнул рукой, чтобы тот помолчал.

— Не беспокойся! Я понимаю твою логику, проклятый интриган. Пятеро мужчин — двое из которых раненые, а один из раненых — старик, женщина и трое детей могут перебраться через Гангскую равнину, не привлекая особого внимания. А большая группа вооруженных мужчин не может. В особенности кушанов. В особенности под стенами Каушамби.

Валентин к тому времени уже закончил поглощать пищу, и последние слова Анастасия вернули его в обычное мрачное настроение.