Путешествие рок-дилетанта - Житинский Александр Николаевич. Страница 49

Здравствуйте, Саша!

Знаете, в чем преимущество и проклятие возраста? В осторожности! Мне уже давно за сорок, и я, увы, не могу безоговорочно поддержать Вас в Ваших определенных суждениях, потому что вижу, насколько все причудливо переплетено в жизни, противоречиво и безусловно диалектично.

Когда я смотрю передачу «121й этаж», например, я всегда ощущаю, что главное противоречие, главный конфликт определяются не темой передачи (школьная реформа, учебники, трудовое воспитание), а не терпением и категоричностью «лестницы» в столкновении с осторожностью и умудренностью взрослых. И у тех, и у других есть своя правда.

Я мог бы поддержать Вас в главном тезисе Вашего письма: «Рок-музыка не воспитывает, воспитывают родители», если бы не был убежден, что человека воспитывает вся жизнь без исключения — от первого его крика до последнего вздоха, в том числе и родители, и школа, и окружение, и искусство. Но есть еще нечто, с чем человек рождается, что определяется его наследственностью. Некий контур характера и судьбы дан нам от рождения, и в этом нет ни малейшей мистики. Все это причудливое сочетание факторов и дает в результате неповторимую человеческую личность.

Какие битвы происходят в душе человека между его предопределенностью, тем, что он навязывает себе сам, и тем, что диктует ему окружение!

Вот Вы говорите, что подросток — почти сформировавшийся человек. Он, мол, берет от музыки то, что уже у него есть в душе, соответственно своим сложившимся убеждениям. А я думаю, что он, как и любой человек, берет от искусства то, что требуется для его формирования по некоему проекту. Вы спросите: что это за проект? А это именно то, что получается из противоборства наследственности, личных устремлений и влияния извне. Я безусловно согласен с Вами лишь в одном: нельзя абсолютизировать влияние на этот процесс какого-то одного фактора. Рок-музыки, например. Нельзя делать ее ответственной за все воспитание подростка. Она способна привнести в это воспитание лишь определенную краску, которая, кстати, может быть и светлой, и темной.

Музыкальные привязанности (не музыка!) могут определить поведение подростка в группе и само поведение группы. Мы знаем, что оно бывает далеким от идеала. Но обвинять в этом музыку столь же нелепо, сколь обвинять прекрасную, любимую миллионами игру футбол в поведении фанатичных болельщиков. «Фанатировать» (да простится мне этот рабочий термин) можно вокруг чего угодно. Я, например, видел подростков в отцовской военной форме. Значит ли это, что военная форма сама по себе способна определять поведение и мировоззрение подростка?

Беда в том, что рок-музыка для многих ее молодых почитателей по-прежнему остается знаком, формой, символом, вокруг которого можно объединиться. Нечто вроде красно-белых шапочек «фанатов» «Спартака». Они разбираются в футболе так же плохо, как «фанаты» рока — в музыке. Но любящие родители, слыша в отдалении звуки рока, полагают, что именно он превратил их сына в странного дерганого субъекта, именно рок вздыбил волосы их сыну и перекрасил их в желтый цвет, подбрил виски и напялил на него дедовскую плащ-палатку. Такое может случиться и с поклонниками Леонтьева, и с любителями Челентано. Но может ли вырядиться попугаем человек, любящий Моцарта? Казалось бы, нет. Значит, все-таки пристрастие к определенной музыке что-то решает? Но представим себе, что завтра Моцарт по неизвестной причине станет моден. И тогда вполне можно вообразить его поклонников в напудренных париках и чулках с подвязками.

Ибо управляет поведением не искусство, а мода.

Но вот агрессивность… Может ли быть мода на нее? Думаю, что да — именно как на жизненный принцип. Эта фашиствующая мода в определенный период истории вбивалась в голову подросткам. Но я все же хочу напомнить, что популярной, официально поддерживаемой музыкой в «третьем рейхе», помимо милитаристских маршей, были слащавые, сентиментальные сладкозвучные песенки, исполняемые ангельскими голосами. Сделаем рискованную историческую подмену и попытаемся вообразить рок-музыку в Германии тридцатых годов. Была бы она принята государством и обывателем, обработанным пропагандистской машиной? Уверен, что нет!

Не так давно я читал в газете о драках — и жестоких! — подростковых «команд», объединенных фанатической приверженностью к сладкозвучным итальянским певцам. Но — разным.

Опять-таки я не обвиняю итальянских мастеров эстрады, хотя лично я к ним абсолютно равнодушен. Хочу лишь подчеркнуть, что прямые соответствия манере пения и поведения на сцене поведению в быту неправомерны.

Между тем «любящие родители», похоже, думают именно так. Но еще хуже, когда в роли «любящих родителей» выступают солидные государственные организации. Нужно прямо сказать, что Госконцерт

СССР, фирма «Мелодия» и кинопрокат во всем, что касается пропаганды зарубежной легкой музыки, занимают последовательную, но странную позицию: пропагандируется слащавое, развлекательное, явно буржуазное, замалчивается демократическое, глубокое (хотя иногда и резкое!), антибуржуазное. Посему мы прекрасно знаем АББУ и БОНИ М, но незнакомы с Бобом Диланом и Брюсом Спрингстином; мы видели «Танцора диска», но не посмотрели «Апокалипсис». Чем это можно объяснить? Только комплексом «любящих родителей», кутающих ребенка в тепленькое и удобненькое, а потом удивляющихся, почему он болеет и растет изнеженным.

От «тепленького и удобненького» в искусстве можно заболеть духовно.

Что же касается отечественной рок-музыки, то Вы совершенно верно разделяете ее на два течения: вероятно, Вы заметили, что наш «эпистолярий» обсуждает исключительно то из них, которое не связано со всякого рода коммерцией. Лишь только группа или исполнитель вступает на другой путь, они перестают меня интересовать, хотя я и не осуждаю их за это. Каждый выбирает свое.

Но никак не могу согласиться, что рок-музыка у нас — это «только музыка», ибо лишена социальных корней. Это не так, у нас просто иные корни, но они не менее глубоки.

С приветом!

Рок-дилетант.

Людмила Смирнова — рок-дилетанту

Здравствуйте, Александр Николаевич!

Решилась написать Вам письмо, наверное, потому, что Вы, как мне кажется, относитесь к тем умным и взрослым людям, которые, как это ни странно, не ненавидят молодежь.

Начну с того, что мне 21 год, я заканчиваю Институт культуры по специальности «режиссура драмы». Мой любимый поэт — Блок, любимый кинорежиссер — Сокуров, любимая рок-группа — АЛИСА.

У меня есть любимый и любящий муж — автор-исполнитель Николай Смирнов из объединения воинов-интернационалистов. Он старше меня на шесть лет и много повидал в жизни — например, войну. До недавнего времени он очень хорошо относился к Вам как к писателю, пока я не совершила большую глупость, познакомив его с Вашей деятельностью в качестве рок-дилетанта. Таким образом я пыталась, надо сказать, очень неудачно, повлиять на отношение близкого мне человека к очень близкой мне музыке.

Мой муж даже представить себе не мог, что один из немногих, с его точки зрения, «умных» писателей способен серьезно заниматься таким нонсенсом, как рок, да еще отечественный! (Справка: слово «рок» на языке моего мужа и его друзей-афганцев, занимающихся воспитанием подростков, переводится не иначе как «рак мозга».) Очень жаль, но «рак мозга», очевидно, случился и с Вами — таков был вывод. Вот я и подошла к сути больного для меня вопроса — настолько больного, что я решилась на это глупое письмо. А вопрос можно сформулировать так: действительно ли рок-музыка и поколение, возросшее на ней, — продукт длительной «мозговой кастрации», имевшей место в нашей стране на протяжении последних семи десятилетий? Может быть, это действительно так?..

Несмотря на свое почти законченное высшее образование, я воспринимаю ту же АЛИСУ с какой-то «театроведческой» точки зрения, если можно так выразиться. Например, я не знаю, учился ли Кинчев сценической речи и актерскому мастерству или это дано ему от природы, но знание каких-то основных законов сцены у него, по-моему, ярко выражено. Стремление к профессионализму на рок-сцене особенно ценно, и оно, как мне кажется, способно воспитывать и подсознательно воздействовать даже на ту часть аудитории, которой абсолютно наплевать на тонкости и нюансы моего «театроведческого» восприятия.