Правда и неправда о семье Ульяновых (СИ) - Клейменов Гелий. Страница 40

 Крупская надеялась, что переезд в Париж, смена места проживания будет способствовать улучшению здоровья Владимира Ильича, более того Маняша  там могла продолжить свое образование в Сорбонне. 

 Париж (15.12.1908 – 17.07.1912).

В Париж все семейство двинулось в середине декабре 1908 г. Сняв себе маленькую комнатку на бульваре Сен-Мишель, поблизости от Сорбонны, Мария Ильинична поспешила в университет. Занятия уже давно начались, она записалась на второй семестр. Товарищи помогали подыскать квартиру для Владимира Ильича с семьей. «Квартира была нанята на краю города, - писала в воспоминаниях Крупская - около самого городского вала, на одной из прилегающих к Авеню д'0рлеан улиц, на улице Бонье, недалеко от парка Монсури. Квартира была большая, светлая и даже с зеркалами над каминами (это было особенностью новых домов). Была там комната для моей матери, для Марии Ильиничны, которая приехала в это время в Париж, в Сорбонну, учиться языку, наша комната с Владимиром Ильичом и приемная. Но эта довольно шикарная квартира весьма мало соответствовала нашему жизненному укладу и нашей привезенной из Женевы "мебели". Надо было видеть, с каким презрением глядела консьержка на наши белые столы, простые стулья и табуретки. В нашей "приемной" стояла лишь пара стульев да маленький столик, было неуютно до крайности.

 19 декабря 1908 г. Владимир Ильич сообщал  в Москву сестре  Анне, что «из отеля они переехали на хорошую квартиру, где с ними поселились мать Надежды, Елизавета Васильевна и Мария Ильинична за 840 франков + налог около 60 франков да + консьержке тоже около того в год. По-московски это дешево (4 комнаты + кухня + чуланы, вода, газ), по-здешнему дорого. Зато будет поместительно и, надеемся, хорошо. Вчера купили мебель для Маняши. Наша мебель привезена из Женевы. Квартира на самом почти краю Парижа, на юге, около парка Montsouris. Тихо, как в провинции. От центра очень далеко, но скоро в 2-х шагах от нас проводят metro — подземную электричку, да пути сообщения вообще имеются.  Парижем пока довольны». Квартира на улице Бонье отапливалась углем, в обязанности прислуги  входило приносить уголь и зажигать печи, французские «саламандры.  Деньги, переданные большевикам Елизаветой Павловной Шмидт, еще оставались на счетах банков, и Ульяновы могли позволить себе остановиться в шикарной квартире, пригласить сестру Марию Ильиничну, и достойно жить, не зарабатывая,  вчетвером и даже нанимать прислугу. И все же в чем-то приходилось себя ограничивать, считать копейки и экономить.

 «На мою долю сразу выпало много всякой хозяйственной возни - писала Надежда Крупская - моя старуха мать как-то растерялась в сутолоке большого города. В Женеве все хозяйственные дела улаживались гораздо проще, а тут пошла какая-то канитель: газ надо было открыть, так пришлось раза три ездить куда-то в центр, чтобы добиться соответствующей бумажки. Бюрократизм во Франции чудовищный. Чтобы получить книжки из коммунальной библиотеки, надо было поручительство домохозяина, а он ввиду нашей убогой обстановки не решался за нас поручиться. С хозяйством на первых порах была большая возня. Хозяйка я была плохая - только Владимир Ильич да Инок были другого мнения, а люди, привыкшие к заправскому хозяйству, весьма критически относились к моим упрощенным подходам. ...Как-то в феврале, помнится, приехал из своего путешествия по Японии Марк Тимофеевич - муж Анны Ильиничны, обедал у нас. Посмотрел он, как мы хлопочем около кухни, как по очереди с Марией Ильиничной моем посуду, и говорит: "Лучше бы вы "Машу" какую завели". Но мы тогда жили на партийное жалованье, поэтому экономили каждую копейку, а кроме того, французские "Маши" не мирились с русской эмигрантской сутолокой. Потом я понемногу приспособилась».

 В Национальную библиотеку Ленин ездил каждое утро  на велосипеде. Движение в Париже было  интенсивнее, чем в окрестностях Женевы,  и Владимир от такой напряженной езды очень уставал. На обеденный перерыв библиотека закрывалась, заказанные  книги выдавались лишь через день - два. Ильич на чем свет ругал Национальную библиотеку, а попутно и Париж. Обычно он оставлял велосипед на лестнице соседнего с Национальной библиотекой дома, платя   консьержке по 10 сантимов за день. Однажды, придя после работы в библиотеке  за велосипедом, он его не обнаружил. Консьержка заявила, что она не бралась стеречь велосипед, а разрешала только  ставить его на лестницу.

 Головные боли заставляли Ильича на время удаляться от дел и сутолоки. С 17 по 23 февраля 1909 г. Ленин останавливался в «Русском пансионе», современный отель «Оазис», в Ницце, недалеко от моря, откуда  писал с восторгом сестре Анне: «Я сижу на отдыхе в Ницце. Роскошно здесь: солнце, тепло, сухо, море южное. Через несколько дней вернусь в Париж». О своем возвращении в Париж Ленин сообщил Анне 24 февраля.

 В феврале ненадолго приехал в Париж Марк Тимофеевич Елизаров. С ним Мария обошла весь Париж, ходили на митинги, театры и музеи, слушали прения в парламенте. Из России пришли сообщения о болезни Марии Александровны,  Марк Тимофеевич заторопился домой. В Сорбонне лекции читали знаменитые  профессора. Мария Ильинична успешно сдала экзамены, и в торжественной обстановке ей был вручен диплом. «Дорого мне все же стоил мой certificat, заниматься приходилось много, но, когда получила его, чувство было очень приятное, что чего-нибудь да добилась», — писала она старшей сестре. Появилась надежда получить дома место преподавателя французского языка, ведь женщин с высшим образованием в России было  немного. Еще во время подготовки у Марии начались приступы боли в области живота, врачи определили аппендицит. В дни ее болезни Владимир Ильич  волновался, возил на консультации врачей, спрашивал у брата Дмитрия, - делать ли операцию. После экзаменов за первым приступом последовал еще один. Было решено оперировать. Марию Ильиничну положили в клинику. Операцию делал известный французский хирург Дюбуше (он жил долгое время в России и был известен своей симпатией к русским революционерам). Операция прошла удачно. Через неделю профессор сообщил, что она больше не нуждается в его наблюдении:  «теперь только отдых — сон, хорошее питание, свежий воздух и прогулки».

 Владимира Ильича по  объявлениям в газетах сам нашел  дешевый пансионат в маленькой деревушке Бомбон. Пансион оказался удобным и действительно дешевым — за 4-х человек платили всего 10 франков. Жили там мелкие служащие, Ульяновы мало общались с обитателями пансиона. Владимир  и Надежда  ездили на велосипедах, Маша гуляла. Силы ее восстанавливались медленно. 19 августа Маша писала сестре в Екатеринбург: «Здесь хорошо: настоящая деревня, воздух прекрасный. Наши много ездят на велосипеде, а я гуляю немного. Часто меня сопровождает наша квартирная хозяйка — старушка, очень симпатичная дама. Вообще в смысле практики языка здесь хорошо: много слышишь французской речи и самой можно болтать. Забрали с собой французских романов, читаю протоколы Лондонского съезда, недавно вышедшие».   Владимир Ильич старался держать  Марию Александровну в курсе хода лечения младшей дочери и писал подробные письма: «Дорогая мамочка! Получил вчера твое письмо и отвечаю с первой почтой. Насчет Маняши беспокоишься ты напрасно. Она поправляется хорошо. Ходить, правда, еще не может помногу: осталась еще некоторая боль в ноге (правой). Мы спрашивали докторов и в Париже и здесь в деревне, означает ли это что-нибудь худое. Все говорят, что нет. Говорят, что поправка идет правильно, только несколько медленнее... Вчера она сделала 5 — 6 верст, спала после этого отлично и чувствует себя хорошо. Вообще говоря, вид у нее стал несравненно лучше, аппетит и сон хорошие, высмотрит вполне здоровой... За три недели отдыха поправилась она сильно. Я ей советую усиленно пить больше молока и есть простоквашу. Она себе готовит ее, но, на мой взгляд, недостаточно все же подкармливает себя: из-за этого мы с ней все время ссоримся». Крупская позже подытоживала: «о делах мы старались не говорить. Ходили гулять, гоняли чуть не каждый день на велосипедах... Наблюдали также французские нравы... В общем отдохнул в Бомбоне Ильич неплохо»