Еще один шанс. Три президента и кризис американской сверхдержавы - Бжезинский Збигнев Казимеж. Страница 16

6 марта 1991 года, вскоре после прекращения огня, Буш сделал публичное заявление о том, что он намерен добиваться всеобьемлющего мирного соглашения между Израилем и его соседями. И то же время он повторил известную позицию США, что мир должен основываться на 242-й и 338-й резолюциях ООН (формула, против которой решительно возражал премьер-министр Израиля Шамир) и должен обеспечить «безопасность и признание существования Израиля, равно как и законные палестинские права». Обращает на себя внимание, что палестинское государство еще не было упомянуто.

В середине 1991 года Шамир потребовал гарантию предоставления займа в размере 10 миллиардов долларов, отказываясь в то же время прекратить строительство новых поселений. Поскольку бюджетом уже была предусмотрена помощь Израилю, запрошенная Шамиром на 1992 год, произраильские лоббисты развернули в печати широкую кампанию, призывающую Конгресс удовлетворить новую просьбу. Буш решительно выступил против и не только добился одобрения Конгрессом постановления о замораживании на 120 дней предоставлявшейся помощи по уже выделенным ассигнованиям, но и введения эмбарго на предоставление гарантий по займам Израилю, которое оставалось в силе до тех пор, пока Шамир не потерпел поражение на выборах 1992 года и премьер-министром стал лидер Рабочей партии Ицхак Рабин. Рабин принял требование Буша о прекращении строительства поселений, и эмбарго было снято за месяц до того, как сам Буш проиграл президентские выборы.

На какой-то момент казалось, что Соединенные Штаты используют имеющиеся у них рычаги, чтобы привести все страны региона к окончательному длительному урегулированию. К осени 1991 года Буш уже заручился согласием Горбачева (который, однако, через два месяца утратил власть) направить от имени США и Советского Союза приглашение всем конфликтующим странам — Израилю, Сирии, Иордании, Ливану и Организации освобождения Палестины — принять участие в мирной конференции, которая должна была начать работу 30 октября в Мадриде. Эта конференция привела в движение длительный процесс многосторонних и двусторонних переговоров при организующей и посреднической роли США с участием Москвы по существу в качестве наблюдателя. В конце концов была создана Палестинская администрация, и Арафат вернулся на Западный берег, но только после того, как Рабин сменил Шамира. Тем не менее мирный процесс увяз в сварливых перебранках, не приведя к фундаментальному прорыву.

Между военным поражением Саддама в феврале 1991 года и политическим поражением Буша в ноябре 1992-го Соединенные Штаты предпочли воздержаться от передачи Израилю и палестинцам четкой американской формулы общего урегулирования, выходящего за рамки заявления Буша, сделанного в марте 1991 года. Хотя переговорный процесс между участниками еще продолжался, им не удалось преодолеть различия во взглядах по чрезвычайно трудному вопросу о том, каковы должны быть последствия окончательного урегулирования. Предоставленные самим себе израильтяне и палестинцы не смогли преодолеть враждебной подозрительности по отношению друг к другу.

В результате, несмотря на большие ожидания и значительные усилия, предпринятые администрацией Буша, окончательным итогом Мадридской мирной конференции было признание Организацией освобождения Палестины права Израиля на существование в обмен на разрешение ООП иметь подчиненную администрацию на оккупированном Израилем Западном берегу и в Газе. «Обширное мирное урегулирование», о котором говорил Буш, по-прежнему осталось призрачным, как это было и раньше.

Мы никогда не узнаем, могла бы привести к желаемому соглашению более значительная и более четко изложенная идея мирного урегулирования по принципу «quid pro quo» (одно вместо другого), публично и твердо сформулированная президентом США. Для любой из сторон было бы нелегко не согласиться на предложение американского руководства, престиж которого после развала Советского Союза и поражения Ирака был беспрецедентно высоким. Америка стала объектом восхищения и, что еще более важно, рассматривалась как страна, получившая легитимацию истории. Если бы этот престиж и легитимация были использованы для отстранения Саддама и для более сильного нажима в пользу мирного урегулирования на Ближнем Востоке, регион десятилетие спустя мог бы выглядеть совсем иначе. Возможно, Буш считал, что было бы неразумно проявить такую твердость в год президентских выборов, и надеялся сделать это после выборов. В 1991 году у него были все основания думать, что он вернется в Белый дом, но к середине 1992 года его рейтинг понизился, так как он воспринимался большинством как президент, пренебрегающий внутренними делами.

Подводя итог, можно сказать, что в 1991-м и начале 1992 года Буш имел больше возможностей добиться решительного прорыва в установлении мира, чем любой из американских президентов со времен Эйзенхауэра. По он никогда не пытался использовать свое исключительное положение в регионе, чтобы вынудить заинтересованные стороны принять четкие принципы по ключевым спорным вопросам, и не хотел связывать Америку такими принципами, заявив о них публично. Это был момент, когда следовало официально заявить о нескольких основных американских требованиях: не может быть нрава возвращения для палестинцев, не может быть значительного расширения территории Израиля за линию 1967 года, должна быть территориальная компенсация за любые изменения, необходима формула раздела Иерусалима и демилитаризации будущего палестинского государства.

Неудачным было и то, что не доведенный Бушем до конца успех в Ираке стал первородным грехом его наследия — незавершенная, вызывающая все большее недовольство и наносящая ущерб ей самой — роль Америки на Ближнем Востоке. В течение дюжины последовавших лет Соединенные Штаты — правильно или неправильно — воспринимались в регионе не только как страна, облаченная в империалистическую мантию Великобритании, но и как страна, которая — чем дальше, тем больше, — действует в интересах Израиля, проповедуя мир, но проводя тактику затягивания урегулирования, способствующую расширению строительства поселений.

Для религиозных фанатиков размещение американских войск на священной земле Саудовской Аравии становилось стимулом к тому, чтобы проповедовать доктрину ненависти в отношении Америки. Суннитские ваххабиты, используя лишь несколько иную терминологию, вторили иранским шиитам, клеймившим Америку «Великим Сатаной», а таинственный саудовский борец за веру (из богатого саудовского семейства) вынес приговор Америке как осквернительнице священных исламских мест и главному опекуну Израиля. Таким образом на мировой сцене появилась «Аль-Каида».

Второй президентский срок мог бы дать Бушу время, чтобы стать подлинно президентом-новатором, строителем новой исторической эры. Нет сомнения в том, что его деятельность в период агонии советской империи заслуживает рукоплесканий, и сомнительно, что его предшественник Рональд Рейган смог бы действовать столь же успешно. Но на Ближнем Востоке блестящая военная победа превратилась в тактический успех, стратегическое значение которого постепенно становилось негативным. Оба незавершенных дела — израильско-арабский конфликт и прекращение огня в Ираке стали постоянной заботой преемников Буша. Арабы все более расценивали роль Америки в регионе не как оздоравливающее влияние, а как возвращение в колониальное прошлое.

Наследие Буша страдало и другими недостатками. Мало того, что он оставил после себя неиспользованные возможности на Ближнем Востоке и не создал стратегии, направленной на консолидацию демократии в России; он промедлил с принятием мер, когда становилось все очевиднее, что существующая система сдерживания распространения ядерного оружия начинает давать трещину. Из опыта войны в Заливе потенциальные сторонники распространения пришли к пагубному заключению, что в качестве бесценного средства противостояния Соединенным Штатам или одному из своих соседей может служить атомная бомба. Вполне понятно, что поглощенная делами, связанными с советским блоком и Ираком, администрация Буша не приложила серьезных усилий — ни своих собственных, ни путем мобилизации международного общественного мнения — к тому, чтобы пресечь в корне все более явные попытки Индии и Пакистана и еще более сомнительную активность Северной Кореи, старавшихся приобрести ядерное оружие.