Еще один шанс. Три президента и кризис американской сверхдержавы - Бжезинский Збигнев Казимеж. Страница 39

Если ответить кратко, то — плохо. Несмотря на то, что по ряду параметров — таким, как военная сила, — американская мощь в 2006 году, вероятно, стала больше, чем в 1991-м, способность страны привести в действие, воодушевить, задать общее направление и таким образом формировать глобальные реальности значительно ослабла. Пятнадцать лет спустя после своей коронации в глобальные лидеры Америка становится одинокой, внушающей страх демократией в политически враждебном ей мире.

Основные геополитические тенденции, неблагоприятствующие Соединенным Штатам, 2006 год.

Усиление враждебности к Западу во всем мире ислама. Взрывоопасный Ближний Восток.

Доминирующий Иран в зоне Персидского залива.

Неустойчивый, имеющий ядерное оружие Пакистан.

Нелояльная и недовольная Европа.

Разобиженная Россия.

Китай, занятый организацией восточиоазиатского сообщества.

Япония, более изолированная в Азии.

Популистская антиамериканская волна в Латинской Америке.

Развал режима нераспространения ядерного оружия.

Оглядываясь назад, следует признать, что действия Америки на трех главных направлениях ее глобального лидерства не достигли возможного. Ощущение небезопасности стало более всепроникающим, несмотря на то, что число происходящих в мире конфликтов после окончания холодной войны в действительности уменьшилось. Ядерные потенциалы появились еще у четырех стран — у двух совершенно явно, а у двух замаскированно. Прогресс в сфере социального благосостояния был ограниченным и случайным, а проблемы охраны окружающей среды не стали высокоприоритетными. Частично в результате всех этих неудач американское лидерство утратило во многом свою легитимность, доверие к американскому руководству во всем мире было подорвано и моральная позиция Америки стала неубедительной.

Если бы в начале 90-х годов мировое общественное мнение получило возможность выбрать одно государство в качестве наиболее желаемого организатора глобальной безопасности, то подавляющее большинство выбрало бы Америку. В 2006 году, безусловно, было бы иначе. Вина за это ложится на плечи трех президентов, руководивших первой глобальной сверхдержавой каждый по-своему. Первый не сумел воспользоваться возможностью, предоставившейся Америке, второй был слишком благодушен, пытаясь это делать, а третий превратил имевшуюся у него возможность в нанесенную им самим незаживающую рану, опрометчиво вызвав всеобщую враждебность по отношению к Америке.

Буш Первый правильно реагировал на опасный процесс распада Советского Союза, проявив искусство и дипломатическую тонкость. Главный недостаток его администрации заключался в том, что она не сумела придать какое-либо серьезное содержание столь часто используемому ею лозунгу «новый мировой порядок» в то время, когда вся мировая система была не только податливой, но и активно откликавшейся на политическое и моральное лидерство Америки.

Парадоксально, что Буш Первый потерпел неудачу в сфере, где он имел явное превосходство, — в силовой политике. Он допустил, что его главный успех — изгнание Саддама Хусейна из Кувейта в 1991 году, осуществленное с поразительной военной эффективностью и поддержанное искусно организованной им политической коалицией, включавшей арабские государства, оказался стратегически незавершенным. Эту победу нужно было использовать для прорыва возникшего ближневосточного тупика. Вместо этого израильско-палестинская вражда обострилась и нерешенные конфликты были унаследованы преемниками Буша несмотря на то, что регион в тот момент был восприимчив к решительной дипломатической инициативе, подкрепленной успешным применением силы. Ирак в состоянии раздоров был предоставлен самому себе. Поражение Саддама не было использовано для того, чтобы начать диалог с Ираном. Афганистан, только что освобожденный от советского вторжения, был вообще проигнорирован. В регионе продолжал распространяться антиамериканизм.

Клинтон, первоначально менее заинтересованный в мировых делах, заменил новый мировой порядок концепцией «необратимой» глобализации. Но утверждения о ее неизбежности удобно освобождали нового глобального лидера от обязательства создать целенаправленную стратегию и заниматься ее претворением в жизнь. Тем не менее он удачно преодолел две геополитические проблемы. После продолжительных колебаний в течение своего второго срока он приступил к расширению НАТО, прокладывая путь к последующему расширению Евросоюза, и постепенно организовал коллективную военную операцию на Балканах в ответ на происходившие там жестокие этнические чистки.

Однако в отсутствие более решительной стратегической определенности он поддался возобладавшему в то время «врагу сегодняшнего дня» — непостоянству, поощряемому различными группами давления, и лишь время от времени уделял внимание Ближнему Востоку. Его ответ на каждую из трех тлевших в регионе ситуаций был серьезно осложнен внутренними давлениями, оказывавшимися в Америке: иранская проблема была искусственно связана с Ливией законотворческой деятельностью Конгресса, предоставленный самому себе Ирак плыл по течению, а нерешенный израильско-палестинский конфликт после убийства премьер-министра Рабина находился в состоянии тупика.

Смерть Рабина была в Израиле сигналом для поворота вправо, который постепенно вел в Соединенных Штатах к союзу, быстро, как грибы после дождя, возникавшему между неоконсервативными группами давления и христианскими правыми. В ходе этого процесса позиция США, опять-таки под воздействием внутренних обстоятельств, особенно израильского лобби, сместилась от беспристрастного посредничества к поддержке Израиля в его желании затянуть окончательное урегулирование. В результате посредническая способность Америки значительно понизилась.

Клинтон унаследовал Америку без глобального соперника, но не использовал имевшуюся возможность создать более широкую основу для урегулирования, которое могло бы предотвратить некоторые нависающие опасности. Подход к проблеме распространения ядерного оружия также был нерешительным. Серьезная попытка заняться глобальными социальными проблемами означала бы для американского народа необходимость некоторого самоограничения, но собственные наклонности президента едва ли могли способствовать такому изменению настроения граждан. Страна вряд ли сознавала поднимавшуюся во всем мире волну возмущения и возраставшего нетерпения в ожидании перемен, причиной которой она являлась.

При Буше Втором внешняя политика в течение шести месяцев находилась в дремотном состоянии, прежде чем была гальванизирована террористическим нападением 11 сентября. Мир сплотился вокруг Америки, предоставляя Вашингтону уникальную возможность выковать глобальную коалицию. Увы, внешняя политика, которую ковал президент, становилась откровенно односторонней («кто не с нами тот против нас»), демагогической, порожденной страхом и порождающей страх, политически эксплуатирующей лозунг «мы нация, ведущая войну». Это окончательно погрузило Америку в воину в одиночестве, выбор которой был сделан в Ираке.

Из-за одностороннего, самоуверенного курса внешней политики Буша после 11 сентября Статуя Свободы перестает быть символом Америки в глазах многих людей во всем мире, и этим символом становится концентрационный лагерь в Гуантанамо. Америка оправдывает свою войну в Ираке демагогией, которая подкрепляется сомнительными голословными утверждениями и сопровождается дорогостоящими самообманами, усиливающими многие конфликты в регионе, несмотря на декларации, что все это ведет к рождению нового, более демократического Ближнего Востока. Американское общественное мнение, сначала горячо поддержавшее воинственную риторику президента, раскололось на противоположные группы по своим большей частью не очень ясным взглядам на будущее. Прошлые тревоги и опасения еще более усиливались.