Жестокий континент. Европа после Второй мировой войны - Лоу Кит. Страница 39

Каким-то чудесным образом ван Калстерен выжил после этого избиения. Как и Грушке, ему было всего четырнадцать лет. Он был гражданином Голландии и никоим образом не должен был оказаться в лагерном заключении в Польше.

Такие вещи происходили в Згоде каждый день. Неудивительно, что между этим лагерем и нацистскими концентрационными лагерями часто проводят параллель, особенно потому, что начальник лагеря сознательно старался возродить в нем атмосферу Освенцима. Такие параллели в то время проводили и сторонние наблюдатели. Местный священник передал информацию об этом лагере английским официальным лицам в Берлине, которые, в свою очередь, направили ее в министерство иностранных дел в Лондоне. «Концентрационные лагеря не уничтожены, а унаследованы новыми владельцами, – гласит английский доклад. – В Швинтохловице узников, которые не умирают от голода, которых не забивают до смерти, заставляют ночами стоять в холодной воде по шею». Немецкие пленные, которые были освобождены из Згоды, тоже сравнивали свой лагерь с нацистскими лагерями. Один из них, по имени Гюнтер Волльни, имел несчастье побывать и в Освенциме, и в Згоде. «Лучше провести десять лет в немецком лагере, чем один день в лагере польском», – позже заявил он.

Несмотря на все мучения узников в Згоде, именно голод и тиф унесли самое большое число жертв. Однако для тех, кто остался жив, эпидемия оказалась спасением. Подробности вспышки болезни просочились в польские газеты и в конце концов дошли до департамента польского правительства, отвечавшего за тюрьмы и лагеря. Морель получил официальный выговор за ухудшение условий жизни в лагере и применение оружия против заключенных. Один из руководителей лагерной администрации Карол Закс был уволен за урезание порций заключенных. Затем власти приступили к освобождению заключенных или переводу их в другие лагеря. К ноябрю 1945 г. большая часть узников была отпущена на свободу на том условии, что они никогда не расскажут о том, что пережили, после чего лагерь был закрыт.

Согласно официальным данным, из 6 тысяч немцев, прошедших через лагерь в Згоде, умерли 1855 человек – почти треть. Некоторые польские и немецкие историки пришли к выводу, что, несмотря на свое официальное название «трудовой лагерь», он стал местом, где немецких заключенных намеренно лишали пищи и медицинской помощи, чтобы довести до смерти.

Было бы заманчиво отмахнуться от Згоды как примера мести отдельного человека – жестокого начальника лагеря, если бы не факт преобладания подобных условий во многих других польских лагерях и тюрьмах. В тюрьме польской милиционной армии в Тржебице (немецкий Требниц), например, немецкие узники регулярно подвергались избиениям ради развлечения, часто охрана натравливала на них собак. Один заключенный утверждал, что его заставляли на корточках скакать по камере, в то время как надзиратель бил его палкой с железным наконечником. Тюрьмой в Гливице (или Гляйвиц) руководили евреи, пережившие холокост, которые использовали ручки от метел, приклады и подпружиненные дубинки, чтобы с их помощью выбивать признания из немецких военнопленных. Выжившие в тюрьме в Клодзко (или Глатц) рассказывают о заключенных, которым «выбивали глаза резиновыми палками», и прочих всевозможных видах насилия, включая убийства.

Женщины страдали точно так же, как и мужчины. В трудовом лагере в Потулице женщин регулярно насиловали, избивали и подвергали сексуальному садизму служащие лагеря. Что еще хуже, их детей разлучили с ними и разрешали видеться по воскресеньям в течение часа-двух. Одна свидетельница даже утверждает, что это было частью широко применявшейся политики отъема детей с целью их ополячивания, что напоминало попытки нацистов онемечивать польских детей во время войны, – хотя, вероятно, это эмоциональный ответ на боль, причиненную разлукой со своим ребенком на полтора года. Другие заключенные Потулице рассказывают, что, когда они находились на работе, их заставляли раздеваться и загоняли в жидкий навоз; они даже стали свидетелями того, как один охранник поймал жабу и заталкивал ее в рот немецкого пленного до тех пор, пока тот не задохнулся.

Однако, наверное, самый печально известный польский лагерь находился в Ламбиновице, или Ламсдорфе, – под этим названием он был известен своим обитателям-немцам. Бывший лагерь для военнопленных заново открыли в июле 1945 г. как трудовой лагерь для немецких гражданских лиц, ожидающих репатриации с территории новой Польши. Во главе лагеря стоял двадцатилетний Чеслав Гжеборски – «развратного вида поляк, который разговаривал только пинками».

По словам одного из первых узников, зверства начались почти сразу же. Вечером в день приезда этот человек и сорок других узников были разбужены и выгнаны из бараков на лагерный двор, где их заставили лежать на земле, а в это время охранники прыгали по их спинам. Потом пришлось бегать по двору, подвергаясь ударам плетей и прикладов. Всякий, кто падал на землю, немедленно подвергался нападению охранников. «На следующее утро мы похоронили пятнадцать человек, – заявляет свидетель. – Несколько дней после мне было очень больно передвигаться, я мочился с кровью, и сердце плохо работало. А пятнадцать человек лежали в земле».

Когда пару дней спустя пришел первый большой транспорт с заключенными, зверства продолжились. В избиениях участвовали не только польские охранники, но и их немецкие ставленники, особенно «старший по лагерю» садист фольксдойче – пленный из Люблинеца по имени Йоханн Фурман. «На моих глазах он ударом убил младенца, когда мать попросила для него супа, который в Ламсдорфе давали самым маленьким детям. Затем он стал гоняться по двору за матерью, которая все еще прижимала к себе крошечное окровавленное тело, нанося ей удары плетью… потом ушел в свое помещение со своими «помощниками» доедать суп, предназначенный для детей».

По словам того же свидетеля, лагерные охранники постепенно становились все более и более изобретательными в своем садизме. Для развлечения комендант лагеря заставлял одного из мужчин залезать на дерево, стоявшее во дворе, и кричать оттуда: «Я большая серая обезьяна»; при этом он и охранники смеялись и стреляли в него наугад до тех пор, пока он в конце концов не падал на землю. Наверное, самым отвратительным является описание этим свидетелем того, что произошло с женщинами из близлежащей деревни Грюбен (теперь Грабин в Польше). Их послали раскапывать братскую могилу, обнаруженную возле лагеря, в которой нацистами были захоронены тела сотен советских солдат, умерших в этом лагере для военнопленных. Женщинам не дали перчаток или какой-то другой защитной одежды. Было лето, и тела, находившиеся в сильной стадии разложения, издавали невыносимое зловоние.

«Когда трупы уже лежали под открытым небом, женщин и девушек заставили лечь лицом вниз на эти скользкие, мерзкие трупы. Прикладами ружей польские боевики заталкивали лица своих жертв глубоко в ужасающий гной. Человеческие останки забивались им в рот и нос. Шестьдесят четыре женщины и девушки умерли в результате этого «подвига» поляков».

Достоверность подобных рассказов невозможно проверить, и, вполне возможно, они могут быть сильным преувеличением. Однако существуют фотографии эксгумации, более того, польские историки признают, что женщин заставили делать это без перчаток или защитной одежды. Многие подробности подтверждают другие выжившие в этом лагере. Одна заключенная рассказала, что ее сына Гуго тоже заставили выкапывать мертвые тела голыми руками, а степень разложения трупов была такая, что слизь промочила насквозь его ботинки.

В Ламбиновице, бесспорно, царил повседневный садизм. Несколько свидетелей подтверждают, как людей избивали до смерти или расстреливали за попытки побега. Наказания полагались за самые пустячные проступки, вроде желания сбежать в американскую зону Германии (за что один подросток был якобы избит до смерти) или разговора с представителем противоположного пола. Одна женщина утверждает, что закричала от радости, когда обнаружила своего мужа живым в лагере, и в результате в наказание их обоих связали и заставили три дня стоять лицом к солнцу.