Жестокий континент. Европа после Второй мировой войны - Лоу Кит. Страница 63
Обычно прием, им оказанный, был далек от теплого. Так как цель изъятия людей из их общин состояла в том, чтобы рассеять их, семьи из одной и той же деревни не могли оказаться в одном районе. И действительно, часто только некоторым семьям разрешалось остаться вместе, разросшиеся же семьи разделяли так же, как и всю общину. Поэтому в большинстве случаев семьи оказывались в полной изоляции, не имея поддержки со стороны своей общины. Хуже того, их окружали враждебно настроенные люди, активно презиравшие их. Многих поляков, депортированных из Волыни и других районов Советской Украины, тоже переселили в эти края. Пережив жестокую гражданскую войну на родине, поляки не желали видеть своими соседями украинцев. Некоторые украинцы, депортированные во время операции «Висла», рассказывают о том, как в городах, куда они переехали, их избивали поляки, иных поляки просто избегали. Словом, практически все столкнулись с трудностями при поисках работы или завязывании дружеских отношений.
Антиукраинские предрассудки бытовали везде. Миколай Сокач вспоминает, как его арестовали и избили солдаты милиционной армии, убежденные в том, что он боец УПА. У него не было иного выбора, кроме как смириться с таким положением дел, по его словам, «лемки часто подвергались избиениям». Те, кто побывал в Яворзно, вспоминают, как местные жители швыряли в них камни и плевались, потому что они якобы несли ответственность за убийство генерала Сверчевски. Теодор Шевчук вспоминает, как поляк-землевладелец, на которого он работал, говорил: «Я не буду платить этим проклятым украинцам! Они могут работать за еду». И таких примеров множество.
Там, где украинцы и лемки все же случайно встречали своих соплеменников, возможности для взаимопомощи или общения были редки. Официальная паранойя в отношении УПА породила правила, запрещающие людям, говорящим на украинском языке, собираться группами более нескольких человек. Всякого, кто говорил на украинском языке с кем-то еще, автоматически начинали подозревать в заговоре. Православная и униатская церкви были также запрещены, что вынуждало украинцев молиться на иностранном языке в католических церквах или не молиться совсем.
Так как цель операции «Висла» состояла в том, чтобы ассимилировать украинцев в польском национальном государстве, дети становились центром внимания властей. Их вынуждали говорить по-польски в школе, запретили изучение украинской литературы. Мальчиков и девочек, застигнутых за беседой на украинском языке, сурово отчитывали, порой и наказывали. Им навязывали обязательные уроки католической веры, равно как и обычное сталинско-коммунистическое воспитание, как часть образования каждого ребенка. Малейшая индивидуальность, противоречащая официальной польской индивидуальности, была под запретом.
Ассимиляция не представлялась возможной, поскольку одноклассники зачастую напоминали о том, что они не поляки. Дети смеялись над их произношением, дразнили, иногда угрожали физической расправой. «Украинских» детей не приглашали в дома польских детей. Их отличие от одноклассников и изоляция от всех других детей ставили их в положение детей немцев в Скандинавии. Пока еще не появились исследования жизненных перспектив этих детей в сравнении с другими детьми, как это было в Норвегии, разумно предположить, что они, вероятно, испытывали столь же сильную тревогу, стресс и депрессию в последующие годы жизни. В настоящее время многие украинцы снова открыто говорят о себе как об отдельной группе в польском обществе, что было бы совершенно немыслимо в начале 1950-х гг.
Единственным желанием, объединившим этих людей и миллионы других людей, переселенных из своих родных мест после Второй мировой войны, – было желание вернуться «домой». Однако в этом единственном им было отказано. Те, кто пытался вернуться в свои деревни в Галиции, сталкивались с солдатами милиционной армии и оказывались под угрозой насилия или тюремного заключения. Иные не видели в этом смысла. В отсутствие общин, в которых они выросли, их деревни уже не являли собой прежнюю идиллию. Когда Ольга Жданович спустя много лет посетила Грязево, она там ничего не нашла. «Деревня была сожжена – ее больше не существовало».
Этническую чистку в Польше в 1947 г. нельзя рассматривать изолированно. Это результат гражданской войны и более чем семилетнего насилия по расовому признаку, начавшегося в 1939 г. Она зародилась во время холокоста польских евреев, особенно массовых убийств на Волыни и сотрудничества украинских националистов с нацистами при осуществлении этих и последующих зверств. После войны изгнание этнических меньшинств в Польше проводилось с явной помощью Советского Союза, но последующее переселение и ассимиляция украинцев и лемков проводились поляками по собственной инициативе. Операция «Висла», в сущности, последняя акция в войне национальностей, начатой Гитлером, продолженной Сталиным и завершенной польскими властями. К концу 1947 г. в Польше практически не осталось этнических меньшинств. По иронии судьбы и с учетом ответственности украинцев за первоначальный импульс Польша стала гораздо более этнически однородной, чем ее соседка. Лозунг «Украина для украинцев», выдвинутый ОУН, так и не воплотился в жизнь – особенно в восточных районах республики, где сохранилось польское и еврейское меньшинство даже в то время, когда Западная Украина обменивалась населением с Польшей. Лозунг «Польша для поляков», наоборот, к концу 1940-х гг. стал не просто стремлением, а свершившимся фактом.
Процесс, всего за несколько лет уничтоживший веками существовавшее культурное разнообразие, проходил в пять этапов. Первый этап – истребление евреев, которое осуществлялось нацистами, при пособничестве польского антисемитизма. Второй – травля возвращавшихся в Польшу евреев, которая, как явствует из предыдущей главы, заставила их бежать не только из Польши, но и из Европы вообще. Третий и четвертый этапы – изгнание украинцев и лемков в 1944–1946 гг. и их ассимиляция в ходе операции «Висла», проведенной в 1947 г.
Финальный акт этнической «зачистки» Польши – изгнание немцев, о чем речь пойдет в следующей главе.
Глава 19
ИЗГНАНИЕ НЕМЦЕВ
Однако не только восточная граница Польши передвинулась в 1945 г. Во время встречи в Тегеране «Большой тройки» ее лидеры также обсудили планы на западную границу Польши. Черчилль и Рузвельт стремились компенсировать полякам то, что передадут Сталину, подарив им вместо этого часть Германии и Восточной Пруссии. Черчилль высказал это предложение на вечерней встрече в первый день конференции. «Польша могла бы передвинуться на запад, – сказал он, – как солдаты, делающие два шага к сближению. Если Польша наступит на несколько пальцев на ноге Германии – ничего не поделаешь». Поясняя свою мысль, Черчилль положил в ряд на стол три спички и каждую подвинул влево. Иными словами, то, что Сталин забирал на востоке Польши, международное сообщество возвращало ей на западе.
Сталину понравилась эта идея не только потому, что она узаконивала захват им восточных приграничных территорий Польши, но и потому, что отодвигала демаркационную линию между Москвой и западными союзниками еще дальше на запад. Единственное государство, которое теряло значительные территории, – Германия, для которой это считалось подходящим наказанием.
Опять-таки никто не поинтересовался «свободно выраженными пожеланиями заинтересованных народов», согласно Атлантической хартии. Опрос населения Восточной Германии, естественно, не проводился, пока шла война, однако ни одна из сверхдержав не сочла необходимым подождать окончания войны, прежде чем двигаться вперед. Министр иностранных дел Великобритании в оправдание этих планов заявил в парламенте: «В Атлантической хартии прописаны соответствующие разделы, которые определенно ссылаются в равной степени на победителя и побежденного… Но мы не можем допустить, чтобы Германия могла утверждать… что любой раздел хартии применим к ней». Споры о границах между Польшей и Германией продолжились в Ялте в начале 1945 г. и завершились – насколько они могли завершиться – в Потсдаме следующим летом.