Жестокий континент. Европа после Второй мировой войны - Лоу Кит. Страница 7

Евреи – единственная группа людей, которая ближе всего подошла к пониманию чудовищности всего того, что случилось с Европой во время Второй мировой войны. Тот факт, что их отбирали и сгоняли вместе, предоставил возможность увидеть, как происходят массовые убийства не только в их местечке, но и по всему континенту. Даже дети понимали это. Одиннадцатилетняя Селина Либерман, например, пыталась сохранить свою еврейскую индивидуальность, несмотря на то что в 1942 г. ее спешно передали на воспитание супружеской паре христиан-украинцев. Каждый вечер у нее было обыкновение просить у Бога прощения за то, что ходила со своими новыми родителями в церковь, поскольку искренне верила, что она последняя оставшаяся в живых еврейка.

И даже в таком отчаянном положении сохранялись крупицы надежды. Селина Либерман не была последней оставшейся в живых еврейкой. По мере того как война отступала, евреи постепенно выходили из укрытий, порой даже в самых маловероятных местах. Тысячи из них выжили в лесах на болотах Литвы, Польши и Белоруссии. Иные прятались в подвалах и на чердаках сочувствующих неевреев. Даже в разрушенной Варшаве, подобно библейскому Ною, ступившему на берега изменившегося мира, из развалин появлялись горстки евреев. Они выдержали потоп холокоста, укрывшись в канализационных трубах, туннелях и специально построенных бункерах – их собственных, личных ковчегах. Величайшим, пожалуй, чудом – хотя оно могло и не ощущаться как таковое – стало выживание евреев в концентрационных лагерях Европы. Несмотря на старания нацистов уморить их голодом и изнурить работой, около 300 тысяч евреев дожили до освобождения союзниками в 1945 г. В общей сложности около 1,6 миллиона европейских евреев сумели избежать смерти.

Помимо прочего, война выявила несколько редких примеров государств, которые проявили благородство в отношении евреев, столкнувшись с серьезным давлением со стороны нацистов. Дания, например, не приняла ни одного антиеврейского закона, не конфисковала собственность ни у одного еврея и не сместила ни одного из них с правительственных постов. Когда выяснилось, что СС планирует согнать в одно место 7200 евреев, проживающих в стране, датчане сговорились тайно переправить почти всю еврейскую общину в Швецию. Итальянцы также сопротивлялись всем попыткам депортировать евреев не только в самой Италии, но и на территориях, которые она завоевала. Когда войска СС потребовали депортации 49 тысяч болгарских евреев, царь, парламент, церковь, интеллигенция и крестьяне горячо воспротивились этому. Говорили даже, что болгарские крестьяне были готовы лечь на железнодорожные пути, чтобы не допустить вывоза евреев. И, как следствие, Болгария стала единственной европейской страной, в которой численность евреев за годы войны только увеличилась.

Наконец, стали известны несколько поразительных примеров отдельных людей, готовых рисковать своими жизнями для спасения евреев. В этом смысле показателен немецкий промышленник Оскар Шиндлер. Однако с 1953 г. Государство Израиль признало заслуги в спасении евреев еще более 21 700 человек. Кто-то из них укрывал евреев, несмотря на собственные предрассудки по их поводу. Например, один голландский священнослужитель признавался, что ощущает сильное отвращение к евреям, которых он считал «невыносимыми… очень непохожими на нас, людьми другого рода, типичными представителями иной расы». И все же он был готов подвергнуться аресту и заключению в концлагерь за содействие им в бегстве от нацистов. Именно из таких маловероятных источников не только для евреев, но и для всего населения Европы в целом возникала надежда во время и после войны.

В то время как истребление евреев было очевидным, совершаемым в масштабе целого континента геноцидом, существовали и другие в равной степени зияющие пустоты в местном масштабе. В Хорватии режим усташей, при попытке провести в стране этническую чистку, уничтожил 592 тысячи сербов, мусульман и евреев. После истребления евреев в Волыни украинскими националистами были убиты 10 тысяч поляков. Болгары перебили греческие общины в районах вдоль северного побережья Эгейского моря, куда те вторглись. Венгры сделали то же самое с сербами в районе Воеводины в Югославии.

Во многих регионах Центральной и Восточной Европы нежелательные этнические группы просто изгонялись из городов и деревень. Это происходило в начале войны, когда прежние империи возвращали себе территории, утраченные после Первой мировой войны. Но самый драматический исход этнической группы произошел в 1945 г., когда под натиском наступавшей Красной армии несколько миллионов немцев бежали из Восточной Пруссии, Силезии и Померании, оставив за собой города-призраки. Когда эти части Восточной Германии после войны были переданы Польше, приехавшие сюда поляки описывали пугающее отсутствие жизни на вполне обычных в остальных отношениях улицах. В некоторых домах на столах все еще стояли тарелки с едой, как будто люди покидали свои дома в спешке. «Все было пусто, – вспоминает Збигнев Огродзинский, один из первых польских чиновников, получивших назначение в немецкий город Штеттин весной 1945 г. – Можно было войти в дома, и в них все оставалось на своих местах – книги на полках, мебель, все. Но не было ни одного немца».

В некоторых сельских районах Восточной Германии отсутствие жизни казалось тотальным. Летом 1945 г. один майор армии Великобритании описывал свою поездку по немецкой провинции Мекленбург, целью которой было ведение переговоров об обмене вещами с российской стороной: «Первые километры нашего пути до Кривица пролегали через лес Рабенштайнфельд, а затем через хорошие сельскохозяйственные земли. Эта поездка была самой удручающей из всех, которые мне пришлось совершить. Единственные люди, которых мы видели, – солдаты Красной армии и часовые. Фермы заброшены, амбары опустошены, в полях ни скота, ни лошадей, никакой домашней птицы – короче, мертвая земля. Не могу вспомнить, видел ли что-либо живое (помимо нескольких солдат Красной армии) на этом 18-километровом участке пути до Кривица. Я не слышал, чтобы запела хоть одна птица, не видел ни одного дикого животного».

За шесть лет демографическая ситуация в Европе непоправимо изменилась. Плотность населения в Польше упала на 27 %, а некоторые восточные районы страны теперь вообще стали едва обитаемы. Страны, когда-то обладавшие этнически смешанным населением, оказались «очищены» настолько сильно, что фактически были населены теперь лишь одной этнической группой. Поэтому, наряду с отсутствием людей, отсутствовало и общество: большие территории в Европе стали однородными. Этот процесс в послевоенные месяцы только ускорился.

Если массовое убийство жителей целых населенных пунктов окрасило в глазах сторонних наблюдателей пейзаж в зловещие тона, то для тех немногих, кто все еще жил среди этого безлюдья, оно стало гораздо более дезориентирующим. Например, люди, ставшие свидетелями массового истребления населения в Орадур-сюр-Глан – поселке в департаменте Лимузен, так никогда и не смирились этим. Летом 1944 г. в качестве ответной меры на действия местного движения Сопротивления все мужчины поселка были согнаны в одно место и расстреляны. Женщин и детей фашисты заперли в церкви, которую затем подожгли. Потрясение местных жителей было столь велико, что после войны они отказались восстанавливать поселок, решив, вместо этого, сохранить его в том виде, в каком он находился в день массовой казни его жителей. В настоящее время это по-прежнему поселок-призрак.

Массовые убийства, в равной степени жестокие, происходили также и в бесчисленных деревнях и поселках по всей Европе. Самой, пожалуй, позорной была акция в Лидице (Чехословакия), где все мужское население было расстреляно в отместку за убийство Рейнхарда Гейдриха, исполнявшего обязанности имперского протектора Богемии и Моравии. Дети из этой деревни были увезены в концлагерь Челмно, где погибли в газовых камерах, женщины попали в Равенсбрюк на каторжные работы. Саму деревню затем сожгли, после чего по ней прошлись бульдозеры, расчищая землю от обломков, чтобы на том месте, где когда-то стояли дома, выросла трава. Цель этой бойни состояла в том, чтобы не просто наказать местное население за оказание сопротивления оккупационным властям, а полностью стереть деревню с лица земли, будто ее никогда и не существовало. Впоследствии нацисты применяли подобную меру в целях устрашения, демонстрируя таким образом, что может случиться с любой другой деревней, если обнаружится, что она хоть как-то связана с деятельностью Сопротивления.