История германского фашизма - Гейден Конрад. Страница 94

Эти нищенствующие штурмовики неоднократно чувствовали себя обманутыми Гитлером, который вечно проявлял нерешительность по отношению к власти. Немудрено, что штурмовики стали постепенно уходить из отрядов. Позднее, после победы Гитлера, «Ангриф» в приятном сознании оставшейся позади опасности следующим образом описал настроения, господствовавшие в декабре 1932 г.:

«Среди периферии все больше распространялось настроение отчаяния. Многие говорили: все равно нам не достигнуть цели, нет смысла поэтому строго придерживаться наших требований, было бы лучше принять любой министерский пост, который нам предлагают». Сам Геббельс публично признался, что его охватили сомнения в том, не идет ли движение к полному развалу.

Среди таких упадочнических настроений нашлись два человека, которые против воли Гитлера решили спасти движение путем соглашения с Шлейхером. Это были Фрик и Штрассер. Когда Гитлер запретил им продолжать переговоры с Шлейхером, Фрик подчинился, Штрассер же проявил непослушание. Он сознавал, что партия находится перед решением, которое может стать для нее роковым. Прежде всего перед его глазами стояла возможность финансового банкротства, и он полагал, что необходимо как-нибудь консолидировать 12-миллионный долг, состоящий из бесчисленного множества мелких и мельчайших требований, с помощью крупной финансовой операции, если только партия не хочет допустить банкротства своих окружных и центральных предприятий. Существовали две возможности такой консолидации. Участие в государственной власти могло укрепить доверие кредиторов, и партия таким образом добилась бы отсрочки платежей. Кроме того, она могла в этом случае рассчитывать на полуофициальные средства, находящиеся в распоряжении рейхсканцлера, например на средства для «физического развития молодежи» или на «трудовую повинность». Другой путь сводился к санации за счет средств, полученных от частного хозяйства, главным образом от рейнско-вестфальской тяжелой промышленности. Первый путь вынуждал партию к соглашению с Шлейхером, человеком с социальной программой, который якобы с презрением относился к капитализму. Второй метод усиливал зависимость партии от крупной промышленности и банков. Штрассер сознавал, что разрыв с Шлейхером неизбежно заставит партию вступить на второй путь. Это, очевидно, побудило его начать долго откладывавшееся решительное объяснение с Гитлером.

Беседа эта потрясла Штрассера. Он нашел планы Гитлера циничными, даже антинациональными и выразил свое мнение по этому поводу в письме к вождю партии. В этом письме он жалуется сначала на препятствия, которые ставило ему партийное руководство и которые он, очевидно, считал несовместимыми со своим положением в партии. Однако, кроме того, он признавал, что не разделяет основной политической линии национал-социалистской партии, т. е. линии Гитлера. Он объявил себя противником того радикального направления, которое требует применения голого насилия к политическим противникам. Это был глас вопиющего в пустыне, который впервые открыто признавал, что насилие было привнесено в политическую борьбу штурмовиками, а не их противниками. Среди этих противников, заявлял Штрассер, имеются достойные, готовые принять участие в творческой работе элементы, как в рядах социал-демократии, так и среди прочих демократических партий. Их не следует отталкивать и подвергать насилиям; поведение национал-социалистских вождей вообще не соответствует идеалам, которые они проповедуют. Выпад, направленный лично против Гитлера! Место ответственного и ясно сознающего свои цели руководства заняла внутренне лживая демагогия таких людей, как Геббельс. Партия с одобрения вождя ведет политику отчаяния. Она ведет страну к хаосу, к насилию, к превращению Германии в груду развалин.

Здесь совершенно правильно описан путь Гитлера. Однако таков был этот путь с первого же дня. Путь к власти пролегал для Гитлера через «коммунистический путч», т. е. через целый ряд насильственных актов, зачинщиками которых хотели выставить коммунистов. Штрассер забыл, что и сам он некогда бодро шагал по этому же пути. Всего несколько лет назад он возражал против приобретения партией нескольких министерских кресел, ибо, по его мнению, национал-социалисты не должны были поддерживать существующую систему, так как их путь ведет через хаос. Однако с течением времени он в большей мере, чем Гитлер, стал сторонником законности и парламентаризма. Недаром он был техником и руководителем всех хозяйственных предприятий партии. Штрассер был против того, чтобы поставить в предстоящей борьбе под удар весь партийный аппарат. В этом отношении Гитлер, который все еще оставался богемой, был свободнее его. Штрассер исходил их расчета, что социал-демократия благодаря растущим неудачам становится все радикальнее и ввиду этого все непригоднее в качестве союзника для серединных партий, особенно для католического центра. Поэтому серединные партии вынуждены будут искать союза с национал-социалистами, и последние получат, таким образом, в руки кончик власти. В этом расчете, разумеется, не было предусмотрено, что возможно и другое развитие событий, кроме парламентского.

В результате этого спора Штрассер 8 декабря 1932 г. сложил свои партийные полномочия и предоставил их в распоряжение вождя Гитлера. Был момент, когда Федер также решил взбунтоваться, однако он дал запугать себя угрозой исключения из партии. Штрассер немедленно исчез из поля зрения и в качестве частного лица ушел в отпуск, сохранив, однако, намерение снова выступить на сцену. Он сохранил контакт с Шлейхером и был принят президентом Гинденбургом. Возник даже план о министерском портфеле для него. Однако до раскола партии дело не дошло, несмотря на то что у Штрассера было много сторонников, которые сохранили ему верность, например граф Ревентлов или руководитель кенигсбергской окружной организации Эрих Кох. Однако с уходом вождя влияние этого «штрассеровского крыла» было подорвано. Гитлер созвал своих партийных работников и депутатов в Берлин и устроил в дворце Геринга, председателя рейхстага, весьма трогательную манифестацию верности. Это был один из его великих ораторских моментов. Он проливал слезы, и вместе с ним плакали также слушатели. «Я никогда не допускал, что Штрассер может так поступить», — сказал он и, всхлипывая, положил голову на стол. «Возмутительно, что Штрассер мог так поступить с нашим вождем», — воскликнул с своего скромного места на задней скамье злорадствующий Штрейхер. Его смертельный враг пал. На следующий день со всех концов страны к Гитлеру стали поступать целые корзины клятв верности.

Власть, которой пользовался до сих пор в партии Штрассер, Гитлер из предосторожности поделил между несколькими сановниками. Пост организационного руководителя он предоставил руководителю кельнской окружной организации д-ру Лею, фанатически преданному Гитлеру и в продолжение всей внутренней борьбы против Штрассера стоявшему на стороне вождя партии. Наоборот, политическое руководство округами, т. е. защиту и проведение партийной линии в низовых организациях, он передал вновь образованной «политической центральной комиссии», руководителем которой назначил своего частного секретаря Рудольфа Гесса. После прихода к власти Гесс официально получил титул «заместителя вождя». Этот еще довольно молодой фаворит до сих пор не занимал в партии никакого крупного поста. Из доверенного лица в серале он был превращен в великого визиря. Старые бойцы с громкими именами обязаны были теперь повиноваться ему. Назначение своего частного секретаря политическим заместителем было проявлением безграничного абсолютизма. Таким способом Гитлер после кризиса, вызванного Штрассером, снова утвердил свое самодержавие в партии.

Штрассер остался членом партии. В истории партии он по-прежнему является вождем. Геббельс мог считать себя победителем, который после падения своего бывшего начальника, а впоследствии соперника, удержал за собой поле битвы, ибо в борьбе со Штрассером политическая стратегия его и Геринга была признана официальной стратегией партии.