Дыхание драконов (Россия, Китай и евреи) - Русаков Роман. Страница 26

Что касается «красных китайцев», то здесь дело обстояло по-иному. Всего в Красную Армию в рассматриваемый период вступило около 300 тысяч иностранных граждан — столь большое число иностранцев в воюющей армии считается уникальным для новейшей истории. [271] И, таким образом, китайцем был каждый шестой из них. А откуда они, вообще говоря, взялись в России?

Появление китайцев в Российской империи было связано с двумя волнами эмиграции из Китая: первая из них — после подавления «боксерского восстания» 1900–1901 гг.; вслед за этим в северных районах Китая усилились голод и нищета, и тысячи людей бежали в соседнюю Россию в поисках лучшей доли. А ведь Россия наряду с другими европейскими странами и Японией приняла участие в подавлении восстания. Однако китайцы уже были, видимо, наслышаны о доброте и отходчивости русского народа и понимали, что в России им нечего бояться.

Вторая волна китайских эмигрантов обрушилась на Россию после революции 1917 года, когда оказались разрушенными те структуры российского государства, которые могли бы регулировать этот процесс. (Здесь напрашивается аналогия с 1991-93 гг.).

В этом плане представляет интерес и свидетельство современника о нэпмановской Москве 1922 года: «Почти все магазины в руках евреев. Получается вообще впечатление, будто русский человек попал в дореволюционное время в черту еврейской оседлости. Свыше половины современного населения Москвы — евреи…

В советских учреждениях поражает обилие служащих евреев… Кроме евреев в Москве встречается довольно много китайцев и латышей». [272] А теперь замените латышей на кавказцев, а слова «довольно много» — на «очень много». Вам это ничего не напоминает? Но вернемся в годы революции и гражданской войны.

Точное число китайцев, проживавших в рассматриваемый период в России, неизвестно, однако приведенные выше цифры (50 тысяч — в Красной Армии и ЧК, ни одного — в Белой) достаточно красноречивы. Было ли это стихийным порывом к свободе и «интернациональному братству людей труда»? Для человека, знающего Китай, такое утверждение представляется смехотворным. Известно, что в китайском жестко структурированном обществе свобода выбора для индивидуума и сегодня, за редким исключением, весьма ограничена либо практически отсутствует. Перевод этого теоретического положения на язык общественно-политической практики означает, что в революционной России рядовой китаец и не подумал бы о вступлении в Красную Армию, не имея на то согласия, а точнее — указания главы своего родственного или земляческого клана, который, в свою очередь, не мог не согласовать решение по такому важнейшему вопросу с руководителями всей китайской общины в России. В целом же руководство кланов и общин китайцев, проживающих за границей, было в те годы, как это достаточно хороню известно, тесно связано с китайской мафией. В значительной степени это верно и по сей день. С учетом вышесказанного сложные чувства вызывает пассаж небезызвестного Розенберга, писавшего в своей также небезызвестной книге «Миф XX века» (1930 год), что «еврейские деньги в союзе с азиатской мафией (главным образом армянской и китайской) разожгли в России революционный пожар…» [273] Что это — пропаганда «человеконенавистнической доктрины» или же мнение, пусть тенденциозное, человека, знакомого с фактической стороной дела?

Как использовались китайцы «интернационалистами», захватившими власть в России? Или поставим вопрос иначе: как они отплатили русскому народу за его гостеприимство?

Исторический опыт свидетельствует, что части, сформированные из иностранцев, лучше всего приспособлены для подавления народных восстаний. Гражданская война в России — не исключение из этого правила. Источники свидетельствуют, например, об особой роли «интернационалистов» в подавлении крестьянского восстания на Тамбовщине. Там «затруднение» новой власти состояло в том, что «требовались какие-то безусловно преданные революции силы, готовые исполнить любой приказ. Одна из таких сил названа в маленьком сообщении о разгроме крестьянского восстания в Ливнах: «Город сравнительно пострадал мало. Сейчас на улицах города убирают убитых и раненых. Среди прибывших позднее подкреплений потерь сравнительно мало. Только доблестные интернационалисты понесли жестокие потери. Зато буквально накрошили горы белогвардейцев, усеяв ими все улицы». [274]

Имеются сведения о том, что среди этих «интернационалистов» Тухачевского, заливших кровью Тамбовщину, было немало китайцев. Кроме того, под руководством ЧК действовали чисто китайские карательные отряды, выполнявшие такие задания, которые не хотели выполнять русские чекисты и бойцы ЧОН. И «уже современники установили, что самые зверские злодеяния совершали Бог весть откуда взявшиеся китайцы. Большевистский грабеж носил все признаки чужеземной оккупации — не первый раз в русской истории». [275]

А вот как описывает современник расстрел сотрудниками Петроградской ЧК бывшего директора департамента полиции Белецкого: «За несколько минут до расстрела Белецкий бросился бежать, но приклады китайцев вогнали его в смертный круг. После расстрела все казненные были ограблены». [276] Или вот еще эпизод: «…китайцы гонят целое стадо (имеются в виду осужденные) как баранов на смерть». [277] Пожалуй, самое характерное для приведенных свидетельств — спокойный, «само собой разумеющийся» тон повествования, в котором отсутствует удивление или просто стремление подчеркнуть тот факт, что в составе Петроградской ЧК оказались граждане страны, расположенной в добром десятке тысяч километров от «северной столицы» России. Видимо, для современников участие китайцев в такого рода акциях было обычным делом. Сейчас это воспринимается несколько по-иному, так как многие русские о подобных фактах просто не знают. Поэтому продолжим.

По свидетельству князя Н.Д. Жевахова, центральный аппарат ЧК в Москве имел в своем непосредственном подчинении китайские вооруженные формирования. Китайцы играли видную роль и в органах ЧК на местах: «…их низший служебный персонал как в центре, так и в провинции состоял главным образом из жидов и подонков всякого рода национальностей: китайцев, венгров, латышей, эстонцев, армян, поляков…» Согласно этому же свидетельству, «в Одессе свирепствовали знаменитые палачи Дейч и Вихман, оба жиды, с целым штатом прислужников, среди которых, кроме жидов, были китайцы и один негр…» В Харькове после освобождения этого города Добровольческой армией в ходе раскопок массовых захоронений жертв интернационального террора следственными органами были обнаружены «следы какой-то чудовищной операции над половыми органами, сущность которой не могли определить даже лучшие харьковские хирурги. Они высказывали предположение, что это одна из применяемых в Китае пыток, по своей болезненности превосходящая вес доступное человеческому воображению». В Николаеве чекист Богбендер, имевший в числе своих ближайших помощников двух китайцев, «прославился тем, что заживо замуровывал людей в каменных стенах».

А в Пскове, «по газетным сведениям, все пленные офицеры были отданы на растерзание китайцам, которые распилили их пилами на куски». [278]

А вот еще одно свидетельство современника: «При помощи черной силы Востока — китайцев они придумали новую казнь для русской интеллигенции, для последних носителей русской христианской духовности: вшивый мешок. Я уже говорил выше об этой страшной казни, перед которой бледнеет «Сад пыток» Октава Мирабо. Человека сажают в мешок со вшами и те заживо медленно его поедают, все тело обращая в соты… Кошмар! Один из многих кошмаров злейшей изобретательности, но очень характерный для уничтожаемой русской культуры. Ибо вся духовная Россия сидит сейчас во вшивом мешке еврейского засилья, а вши-евреи грызут русское тело, русскую душу, русскую культуру». [279]