Тристан и Женевьева (Среди роз) - Дрейк Шеннон. Страница 21

«Да, он холоден, как лед», – подумала Женевьева, уже в тысячный раз ловя на себе его полный недоверия взгляд. Казалось, что в нем сочетались одновременно и настороженность и насмешка, и предубеждение… Перед ней был теперь совершенно реальный ненавистный враг, но кроме этого еще и мужчина…

Женевьева одинаково сильно боялась, что они убьют его, и что не смогут этого сделать. Она должна была разоружить его сама.

Раненый, вернувшийся в замок с поля сражения, где он встретился с графом, сказал, что его очень трудно обмануть, что он сам Меркурий с мечом.

Тристан снова улыбнулся ей, отчужденной насмешливой улыбкой, так, будто она была ему совершенно безразлична.

«Он презирает меня, – подумала Женевьева с вновь вспыхнувшей ненавистью, – за то, что я так подобострастно веду себя с ним. Да, похоже, он пришел сюда не с самыми дурными намерениями, он дает ей возможность уйти.

Внезапно Женевьеве захотелось, чтобы Тристан оказался монстром, старым, безобразным, кровожадным и жестоким. Ей захотелось по настоящему возненавидеть его, почувствовать к нему отвращение, вместо того, чтобы находить его таким привлекательным. Темные глаза Тристана все эти тягостные мгновения пристально следили за выражением лица Женевьевы. Девушка сглотнула судорожно, пытаясь представить, как умирал у нее на руках отец. Она не должна потерять самообладание, не должна выбежать из комнаты.

Если она так поступит, то предаст своих самых верных сторонников. Если она уйдет, Тристан де ла Тер очень скоро обнаружит Майкла и Томкина, и коль в слухах о нем, есть хоть доля правды, то они несомненно умрут.

– Ну и куда же вы воспарили в своих мыслях? – неожиданно спросил Тристан, и Женевьева поняла, что на ее лице отразились обуревавшие ее чувства.

Он поднялся с кресла, и она невольно отступила назад, вновь испытав потрясение от зрелища мускулов, бугрящихся под его одеждами.

«Он собирается подойти ко мне!», – подумала она в панике. Он собирается привлечь ее к себе, и она снова почувствует вкус его губ. Он обхватит ее своими сильными руками, и она задрожит и затрепещет, не в силах сдержать непреодолимое влечение к нему. Она слишком слаба для того, чтобы устоять перед ним, чтобы сопротивляться его натиску. И даже, когда все закончится, она навсегда запомнит эти губы, эти прикосновения, запомнит на всю оставшуюся жизнь…

Но вместо того, чтобы подойти к ней, Тристан обошел кресло и наклонился над камином.

– У вас самый необычный характер из всех, которые мне довелось встречать когда-либо, леди Женевьева, – негромко произнес он, глядя в огонь, но вдруг повернулся и взглянул на нее так быстро и пронзительно, что Женевьева едва удержалась, чтобы не вскрикнуть.

– Хотел бы я знать, что сейчас происходит в вашем сердце? – произнес он.

Она опустила ресницы.

– Я тревожусь, как бы с моими людьми не случилось ничего дурного, – солгала она.

Де ла Тер отошел от камина и приблизился к ней, и Женевьева вынуждена была сделать над собой усилие, чтобы не отшатнуться. Он дотронулся до ее волос в том месте, где они касались щеки, взял длинный золотистый локон, поиграл им в воздухе, и несколько мгновений следил взглядом за движением своих пальцев.

Каким-то непостижимым образом Женевьеве удалось сдержаться, хотя в эту минуту она думала, что сойдет с ума. От его близости по ее телу пробежала теплая волна, казалось, что ее кровь готова закипеть, девушка ощутила внезапное волнение и беспокойство.

Она машинально отметила про себя его чистый свежий запах, ей хорошо была видна гладко выбритая кожа его щек. Их глаза встретились, и Женевьева почувствовала, что находится у него в плену, что ее, как бы связали невидимыми нитями.

Но тут Тристан выпустил ее локон, полнейшее безразличие было написано на его лице, как будто он совершенно потерял к ней интерес. Он вернулся к камину, поставил обутую в высокий сапог ногу на один из ближайших камней, из которых был сложен очаг, и небрежно оперся на каминную полку рукой.

– Итак, – сказал де ла Тер, прямо глядя на нее, – вы намерены исполнить свое обещание?

– Обещание? – переспросила, растерявшись, Женевьева, и снова он приподнял бровь, и его выразительные губы скривились в усмешке.

– Ваше обещание, Женевьева, быть гостеприимной, радушной хозяйкой и порадовать меня…

– А… да, да, конечно, – пробормотала она с трудом.

Тристан снова улыбнулся.

– Мне следует предупредить вас, миледи. Серьезно предупредить. Вам не удастся нарушить обещание, данное мне, – сказал он негромко.

Внезапно Женевьева почувствовала холод, могильный холод. «Ну, какое имеет значение, если я тогда лгала? – спрашивала она себя сердито. – Через несколько минут все будет кончено, ведь это война, это своего рода сражение, и они боролись так, как могли».

– Леди Женевьева?

Она не смогла выдавить из себя ни слова, но он, казалось, этого не заметил.

– Я клянусь вам, Господом Богом и всеми святыми, что вы сдержите все ваши обещания. Я вам даю последний шанс, миледи, вы можете уйти сейчас, но если останетесь, то запомните, что я отношусь к любым обещаниям, как к самым священным и нерушимым клятвам. Так вы настаиваете на своем? – Он говорил очень тихо.

«О, Господи, как долго это еще будет продолжаться?»

– Конечно! – почти выкрикнула она, снедаемая нетерпением. Он продолжал улыбаться. Наступила долгая и тяжелая пауза. Напряженная тишина, окутавшая их, казалось, вот-вот взорвется…

Наконец, Тристан снова заговорил, очень спокойно, даже казалось равнодушно.

– Ну и?..

– Да, милорд?

– Так начинайте же радовать меня!

– Я… я не знаю, что вы…

– Я хотел бы увидеть воочию столь редкий, столь бесценный дар, который вы готовы мне преподнести.

– Что? – выдохнула Женевьева.

Он взмахнул рукой волнообразным движением.

– Я уверен, что вы знаете, что я имею в виду, миледи. Но, возможно, я выразился слишком сложно, – он слегка поклонился. – Разденьтесь, если вам не трудно сделать это самой.

В его глазах мелькнул огонек веселья, отразившийся на ее лице выражением неподдельного ужаса. Его улыбка… насмешливая, но не злая. Женевьева застыла, отметив, что его глаза теперь уже не были такими темными, как раньше. Они голубые! Такие глубокие, бездонные… Яркие, настолько ярко-голубого цвета, что казались кусочком неба.

Женевьева никогда не видела таких глаз. Она застыла на месте, ей хотелось бежать, бежать подальше от этого взгляда, она была в панике. Ситуация становилась безвыходной.

Она должна что-то быстро сделать, что-то придумать, чтобы спасти положение. Что-то, чтобы вынудить его отцепить меч с пояса и повернуться спиной к тем, кто находится в тайнике.

Не долго думая, Женевьева подбежала к Тристану, опустилась перед ним на колени и, обхватив руками его мускулистые бедра, откинула голову назад, чтобы видеть его лицо. Она должна выглядеть умоляющей и беззащитной, конечно же, у нее это получится!

– Лорд Тристан! – воскликнула девушка, уверенная в том, что несказанно удивила его своим поступком. Это было хорошо заметно по его взгляду. Он даже пытался взять ее за руки и поднять на ноги. – Пожалуйста, милорд! Мое обещание – это единственное, что я могу сделать, чтобы спасти моих людей. Я поклялась вам и сдержу свое слово, но умоляю вас! Снимите же ваше оружие, окунитесь в страсть, позвольте мне быть нежной с вами!

Он приподнял подбородок Женевьевы, тронутый звучащей в ее голосе мольбой. «Она прекрасна, – подумал Тристан, легонько поглаживая ее щеку большим пальцем. – Она прекрасна как солнце, ослепительна, как блеск золота и драгоценных камней, ее волосы разметались по полу блестящим полукругом, в ее глазах неприкрытая мольба». Теперь эти глаза уже не отливали холодным серебром, нет, у них был нежнейший фиолетовый цвет, с оттенком бледно-лилового, неуловимый цвет, волшебный.

А ее руки, такие нежные, женственные, мягкие, изящные. Он вдруг ощутил непреодолимое влечение, проснувшееся в его голодном истомленном теле, казалось, что желание гремит в ушах, кровь вскипает, сердце готово выпрыгнуть из груди. Он почти забыл, что она – враг, коварный и опасный. Она сможет утолить его голод. Она успокоит его, ее нежность избавит от тревог, тело забудет о голоде и тоске, даже если не забудет сердце.