Женское лицо разведки - Павлов Виталий Григорьевич. Страница 37

В архивном деле Зои Ивановны, хранящемся во внешней разведке, нашел отражение и другой, очень болезненный случай, связанный с выполнением Рыбкиными поручения Центра в 1942 году.

В связи с возникшей острой необходимостью восстановления связи с очень ценным источником разведывательной информации в Германии резиденту Рыбкину предложили срочно подобрать агента на роль надежного курьера с выездом в Берлин.

Подбор такого кандидата оказался делом нелегким, но они смогли назвать как надежного кандидата только шведского коммерсанта под псевдонимом «Директор». Ему и было поручено задание.

Примерно через три недели Центр разразился гневной телеграммой, что их «Директор» оказался провокатором. Вся группа ценных агентов после его поездки в Берлин была арестована гестапо.

Рыбкины не могли согласиться с таким обвинением в адрес «Директора», резидент попытался доказать Центру правоту резидентуры. Такое упорство возмутило Центр. Рыбкин срочно был вызван туда и… не вернулся. Зоя Ивановна оставалась в одиночестве почти целый год, исполняя обязанности резидента. Она ничего не знала о муже, а поступавшие из Центра запросы, касавшиеся агентов, бывших на связи у мужа, давали понять, что в Центре его нет. Где же он мог быть? Она могла лишь гадать…

В 1944 году начались прощупывания настроения и планов финского правительства о их готовности выйти из войны с СССР. Этим занималась посол Коллонтай, а активно ей помогала Зоя Ивановна через шведские и финские связи своей резидентуры.

В первой половине 1944 года наконец-то прибыла замена. Зоя Ивановна выехала домой.

По прибытии Зои Ивановны в Москву в марте 1944 года там появился и ее муж, отозванный из армии, куда он был направлен в наказание за несогласие с оценкой Центром агента «Директора». Как выяснилось позже, в провале группы берлинских агентов был виноват действительно предатель, но другой. «Директор» честно выполнил поручение Рыбкина.

Работа Зои Ивановны в Центре сопровождалась продвижением по службе — начинала с начальника отделения, затем она стала заместителем начальника отдела и начальником отдела. До смерти Сталина. После этого она оказалась в опале, как и многие другие старые кадры. Ей предложили поехать начальником спецотдела в Воркутинский лагерь. Она согласилась и вынуждена была дослуживаться до пенсии на периферии по линии МВД.

Возвышение Зои Ивановны до начальника отдела Первого главного управления (ПГУ) было не случайным, а вполне закономерным признанием ее высоких профессиональных качеств.

В бытность Зои Ивановны начальником немецкого (по Германии и Австрии) отдела мне довелось часто общаться с нею по служебным делам. В то время нелегальная служба проводила многие операции по выводу разведчиков-нелегалов в капиталистический мир через Германию и Австрию. Помню, я всегда с большим удовлетворением получал от Зои Ивановны исчерпывающую информацию по интересующим нелегальную службу вопросам и доброжелательное содействие. Теперь, узнав о ее неудавшихся не по ее вине дебютах на поприще нелегальной работы еще в 30-е годы, я полагал, что ее опала имела корни именно в воспоминаниях того начального периода разведывательной деятельности.

Вообще Зоя Ивановна в нашей среде профессионалов пользовалась большим уважением. Ее скромность и доброжелательность при общении с нами была еще более контрастной по сравнению с некоторыми другими начальниками, которые отличались высокомерием по отношению к ниже — стоявшим сотрудникам. Этого у Зои Ивановны совершенно не было.

Поражало ее трудолюбие, заметная для всех усидчивость и дотошность при проведении анализа дел. Она умела всегда докопаться до самых скрытых деталей, от которых зависел успех или провал намечавшейся операции. Думаю, что ей был присущ тот подход ко времени, о котором так четко говорил ученый Любишев, герой романа Даниила Гранина «Этот странный человек»: «Все не наше, а чужое, только время наша собственность, — писал Сенека. Природа предоставила в наше владение только эту вечно текущую и непостоянную вещь, которую вдобавок может отнять у нас всякий, кто это захочет.

… Люди решительно ни во что не ценят чужого времени, хотя оно единственная вещь, которую нельзя возвратить обратно при всем желании…

… Людям, умеющим работать, времени хватает. Нет, пожалуй, сказать иначе: времени у них больше, чем у других…

… Время — самая большая ценность и нелепо тратить его для обид, для соперничества, для удовлетворения самолюбия».

Вот и Зоя Ивановна всегда уважительно относилась ко времени других сотрудников, обращавшихся к ней, стремилась максимально скупо, но понятно отвечать на их вопросы. В этом я мог убедиться неоднократно.

Что еще было характерно для этой считавшейся во внешней разведке выдающейся женщины?

Она никогда на службе не проявляла своих чувств и переживаний, как бы они не были порою тягостны для нее.

Осенью 1947 года в возрасте 48 лет погиб Борис Аркадьевич Ярцев-Рыбкин, муж Зои Ивановны. О том, какая страшная трагедия обрушилась на эту бесконечно любившую его женщину, можно догадаться уже по тому, что красивая, обаятельная и умная сорокалетняя вдова отказалась от возможного продолжения семейного счастья, оставаясь до конца дней своей жизни одинокой матерью двух детей. А предложений было много.

Но в этот тяжелый в ее жизни период она на службе ничем не обнаружила своих горестных мыслей. Только очень близкие люди могли догадаться о ее большом горе.

То, что через несколько лет после гибели мужа, в 1950 году, ее повысили до начальника отдела, говорит о многом. О том, что она нашла в себе силы и мужество, высокопрофессионально исполнять и без того сложные обязанности заместителя начальника отдела. В этом нашло отражение ее стремление, как она однажды выразилась, работать за двоих — за себя и за рано погибшего мужа.

Можно добавить, что с самого момента похорон мужа ее не покидала мысль о вероятно насильственной смерти его, а не в автомобильной катастрофе, как это официально прозвучало. И признаюсь, странного в гибели Ярцева-Рыбкина (ноябр 1947 года) было немало. В том числе присутствие в окружавших обстоятельствах бывшего заместителя СМЕРШа генерала Белкина, прошлое которого, как было известно Зое Ивановне, было не совсем ясным.

Сейчас, после смерти генерала П. А. Судоплатова, который явно что-то знал о подробностях гибели Ярцева, но уклонился от разговора на эту тему с Зоей Ивановной, внести в это дело какие-то дополнения стало невозможно.

Вот что Зоя Ивановна писала в июле 1980 года: «Этот вопрос жжет меня все тридцать три года…». Сомнения у Зои Ивановны усилились после разговора с Дмитрием Георгиевичем Федичкиным, который сказал: «От Белкина всего можно было ожидать». Он охарактеризовал этого человека крайне отрицательно, сказал, что, если ему память не изменяет, Белкин во времена оные был махновцем. Что в политическом отношении человек нечистоплотный. И снова повторил: «Способный на все!». [35]

1954 год, завершающий службу Зои Ивановны во внешней разведке, был омрачен вопиющей несправедливостью со стороны руководства КГБ в ответ на ее честный мужественный поступок.

Когда осенью этого года был арестован П. А. Судоплатов, она не стала доказывать, что долго работала с ним и очень положительно оценивает его по тем совместным делам, в которых ей приходилось принимать участие. Но, при выборах в партком службы она отвела свою кандидатуру в связи с указанной служебной близостью в прошлом с «арестованным», о котором ничего отрицательного сказать не может. В то время это было смелое выступление. Тогда все клеймили всех «бериевцев», к числу которых причислили и Судоплатова.

На следующий день после партийного собрания начальник внешней разведки А. С. Панюшкин объявил ей об увольнении «по сокращению штатов». Протест Зои Ивановны был оставлен без ответа. Хотя, по утверждению отдела кадров, ей не хватало для получения пенсии всего двух лет.

Эта последняя несправедливость объяснялась тем, что записей в архиве о ее двухлетней работе в Китае в 1930–1931 годах якобы не нашли. Тогда-то, чтобы не остаться без пенсии на руках с сыном и больной матерью, Зоя Ивановна и согласилась «доработать» недостающие годы на Севере по линии МВД.