Империя коррупции. Территория русской национальной игры - Соловьев Владимир Рудольфович. Страница 10
Вы думаете, что Майковой не терпится поскорее переехать, и она бежит переселяться из опасной квартиры в безопасную, чтобы наконец пожить без страха? Безусловно, человек, чья жизнь и здоровье действительно находятся под угрозой, так бы и сделал. Но судья еще полтора года живет в «нехорошей» квартире, пока на Воробьевых горах заканчивается ремонт.
Человека испугали, и полтора года он боится, но ничего не делает. Он боится и ремонтирует, боится и ремонтирует. Упорно не покидает старую, «опасную для жизни» квартиру, упорно не переезжает в новую, более надежную, героически ждет окончания ремонта в третьей, купленной квартире. В итоге выделенное мэром безопасное жилье на Мичуринском Майкова выставляет на продажу через четыре месяца после получения, ни дня там не пожив. Здорово!
Вот интересно, обычный гражданин, если его кто-то, не дай бог, напугает в подъезде, сможет в компенсацию за свои потраченные нервные клетки получить почти пятьсот квадратов жилья в виде трех-четырех дармовых квартир? Да никогда! То есть судья получила преимущества от своей должности, что, конечно, никак нельзя счесть этичным поведением с профессиональной точки зрения.
Приблизительно в то же время московские власти строят для ФАС МО новое просторное здание. Существовало, правда, одно но: по закону финансирование строительства здания арбитражного суда должно быть только федеральным, чтобы судьи не впадали в зависимость от местных властей. Однако на сайте ФАС МО было откровенно написано, что Москва не скупится на правосудие и не оглядывается на формальности. Формальностями, таким образом, оказались предписания статьи 124 Конституции, Закона о статусе судей, Закона о финансировании судов, категорически запрещающего любые источники финансирования, кроме федерального бюджета… Но, простите, когда судьи признаются в том, что считают конституцию и законы формальностью, тут, я полагаю, комментарии излишни. При этом выяснилось еще одно совпадение – люди, возводившие здание суда и квартиру Майковой, носят одну и ту же фамилию. И они не однофамильцы, нет. Просто отец получил подряд на строительство судебного здания, а сын построил квартиру для судьи.
Таким образом, административный ресурс, изначально задумывавшийся как противовес олигархическому беспределу и денежному подкупу, постепенно начал не только превышать олигархический беспредел, но и де-факто его заменил. В какой-то момент времени, как это часто бывает, люди, оказавшиеся на должности, начинают думать: «Ну вот я хожу и передаю волю власти. А что, если я три раза выражу волю власти, а потом разочек схожу и попрошу для себя? В чем тут проблема? Ничего же страшного не случится, я же понимаю, как на самом деле правильно!»
Вот с этого момента и начинается внутреннее разложение. «Да, я на должности, но я же должен что-то кушать!» «Нет, мы все понимаем, но мы же умеем договариваться!» Выяснилось, что договариваться вполне можно. Таким образом, если поначалу Путину было необходимо очистить судебное сообщество от давления олигархов и неправедных денег, то потом стало необходимо очистить его от давления той части кремлевской администрации, которая решила, что это их личный маленький бизнес, позволяющий неплохо жить, а вместе с ними – и от судей, начавших откровенно путать решения.
С приходом Медведева на пост президента случилось то, что должно было случиться. Дмитрий Анатольевич, сам будучи юристом и хорошо зная практику судебной работы, начал с того, что провел чистку в рядах судебного корпуса и принял ряд постановлений, назначив в разнообразные судебные структуры молодых талантливых людей, которые должны были побороться со сложившимся положением вещей, а главное, резко ограничил влияние администрации президента на судебные решения. Ряд людей, занимавшихся в администрации этим вопросом, оказались отстранены от должности, а кроме того, изменилась сама структура работы судов.
Арбитражные суды становились все более независимыми. Удивительно, но даже после этого многие местные власти, в частности, московские, считали, что надо продолжать искать общий язык, и искали его всеми возможными методами. Умельцы начинали с примитивных предложений подружиться и заканчивали прямыми попытками подкупа, искренне недоумевая, когда у них ничего не получалось.
Фактически телефонное право начало работать в России давным-давно, в незапамятные времена – задолго до изобретения телефона, – но изменения, произошедшие в кремлевской администрации, привели к тому, что телефонное право начало давать сбои. Надо сказать, что представления Юрия Михайловича Лужкова о справедливости оказались в тот момент подорванными окончательно. Человек, не проигравший ни одного суда в Москве, хотя судился налево и направо, вдруг, не успев потерять свою должность, потерпел очень болезненное поражение от кремлевского изгоя Бориса Немцова. Неожиданно стало ясно, что федеральная власть ненавидит Лужкова, пожалуй, даже похлеще, чем Немцова. А это уже совсем не шутки.
Лужков, кстати, долго не мог поверить, что за него взялись всерьез. Вспоминаю историю, которую я услышал когда-то от Бориса Абрамовича Березовского, в то время уже жившего в Лондоне. Анализируя свое прошлое, он сказал: «Когда мне угрожали, я смеялся. Но когда у меня на даче отключили свет, я понял, что это уже серьезно и надо бежать». Полагаю, что лишь когда Юрию Михайловичу, занявшему после своей отставки пост декана факультета управления крупными городами в Международном университете в Москве с символической зарплатой в один рубль, сказали: «А что это вы за рубль собираетесь работать?» – и оштрафовали университет за нарушение трудового законодательства, он вспомнил заветы Березовского и осознал, что дело серьезно – власть уже устала делать намеки и дала команду «фас». Впрочем, позицию первых лиц государства тоже можно было понять.
Конечно, система по-прежнему дает сбой, когда речь идет о регионах, и ясно, что где-нибудь в районе краснодарской станицы Кущевская суды принимали те решения, которые курировались бандами. Вряд ли у них была возможность сопротивляться – все-таки судьи ходят по земле, а не летают по воздуху, и на них в самом деле может оказываться давление, на них совершают покушения, их убивают. Но сейчас власть делает очень многое для того, чтобы суды были реально независимыми – это и повышение уровня материального благополучия, и снабжение судебных органов, и зарплата судей, и защита судей. Поэтому здесь можно уверенно говорить о принципиальных изменениях к лучшему. При этом нельзя не отметить и роль заседаний судебных пленумов, рекомендации которых фактически приравниваются к законам, дающим возможность трактовки.
Но как бы то ни было, именно судебная система была, пожалуй, самой важной в процессе ухода от социалистической системы распределения и становления современной российской системы кормления на должности. Потому что именно суды могли бы сказать: «Нет, ребята, мы понимаем, что вам охота на кормление забрать и этот заводик, но все-таки он принадлежит Петру Петровичу Петрову и отобрать его будет некорректно. Так делать нельзя». Но и здесь чиновникам удавалось показать, кто прав. Потому что, когда за тобой стоит вся финансовая мощь государства, твои судебные издержки становятся ничтожными, а бизнесмену все время надо платить. А следовательно, сам факт втягивания в судебные тяжбы с любой государственной структурой всегда означает для компании колоссальные потери вплоть до разорения и при этом не несет никакой реальной угрозы ни государственной структуре, ни чиновникам.
Появившаяся в последнее время надежда на то, что систему кормления удастся в конечном итоге побороть, связана, в частности, с теми улучшениями судебной системы, которые мы наблюдаем. Но так как не существует государственных структур, оторванных от общества – они все глубоко интегрированы, – то наивно было бы думать, что можно найти «главное звено, ухватившись за которое, можно вытащить всю цепь». Ленинская формулировка в данном случае, к сожалению, не работает. Здесь необходимо будет хвататься одновременно за несколько проблем. И одним из основных звеньев, которые скрепляют опутывающую нашу страну удавку – удавку местничества и кормления на должности, – является колоссальная ложь и фальшь в том, что касается реальных затрат и издержек государственных органов.