Власть и оппозиции - Роговин Вадим Захарович. Страница 40

Как и следовало ожидать, сразу же после появления статьи «Головокружение от успехов» массовый прилив в колхозы сменился столь же массовым отливом. В результате того, что поспешно организованные колхозы распускались весной, когда начинался сев, уже летом 1930 года во многих сельских местностях возник голод. Вспоминая это время, Хрущёв писал, что он был послан в подшефный Промакадемии колхоз для передачи ему денег на покупку сельхозинвентаря. Только в ходе этой поездки он узнал о действительном положении на селе. «Раньше я себе его практически не представлял, потому что жили мы в Промышленной академии изолированно и чем дышала деревня не знали. Приехали мы туда и встретили буквально голод. Люди от недоедания передвигались, как осенние мухи… Они все в один голос просили нас, чтобы мы им дали хлеба, а машины произвели на них мало впечатления: люди буквально голодали, я такое впервые увидел» [327].

После появления статьи «Головокружение от успехов» в ЦК и лично Сталину стали направляться многочисленные письма с вопросами о том, какова теперь ориентация политики в области колхозного движения. 3 апреля Сталин опубликовал статью «Ответ товарищам колхозникам», в которой пространно рассуждал о том, что новые установки нельзя рассматривать как отступление партии, и вновь возлагал ответственность за «перегибы» на местных партийных работников, заявляя, что «трудно остановить во время бешеного бега и повернуть на правильный путь людей, несущихся стремглав к пропасти» [328].

Для возвращения крестьян в колхозы Сталин прибегнул к новому, на этот раз «экономическому» маневру. Он сообщил, что «на днях» принято решение на два года освободить от налогового обложения скот и птицу, находящиеся в индивидуальном владении колхозников, снять все наложенные на них штрафы и судебные взыскания и отсрочить уплату ими задолженности по кредитам. Однако ушедшие из колхозов крестьяне всех этих льгот не получат, а приобретут право на них только после возвращения в колхозы [329].

Новые сталинские маневры были немедленно разоблачены на страницах «Бюллетеня оппозиции». В письме группы оппозиционеров подчеркивалось, что «жизнь скоро доказала банкротство политики авантюры. Вчерашняя генеральная линия на скорейшую коллективизацию объявлена левым загибом головотяпов. Поворот очень туманный, поэтому оценить его пока ещё трудно. Во всяком случае: 1) Банкротство не признается. 2) Лозунг сплошной коллективизации и ликвидации кулака оставлен… Пока ясно только, что последние статьи Сталина и решение ЦК о перегибах внесли в партию ещё больше дезорганизации» [330].

В других письмах описывались разрушительные последствия, к которым привели несколько месяцев коллективизаторского исступления: «Сплошная коллективизация не только не повысила товарность сельскохозяйственных продуктов, но ударила по ней так, что от неё ничего не осталось. Города сидят без масла, мяса, яиц, картошки и даже столицы перешли на микроскопический паек». Ещё более тяжкие страдания выпали на долю деревни. «То, что пишут о происходящих в ряде мест искривлениях деревенской политики, есть на деле общее правило. Обезьяна не узнает себя в зеркале. Наш округ сплошной коллективизации не отличается от других. Здесь обобществили всё до последнего цыпленка, раскулачивали вплоть до валенок, которые стаскивали с ног малых детишек» [331].

Один из оппозиционеров выразительно описывал свою беседу с коммунистом, который до того времени никогда не решался критиковать «генеральную линию» даже в личных разговорах:

«— Как живёте,— спрашиваю я его.— Вы плохо выглядите, у Вас усталый вид.

— Ещё бы. Вы бы тоже плохо выглядели, если б побывали, как я, в течение ряда месяцев в деревне… Скажу Вам напрямик: если б буржуазия нас послала в качестве вредителей, она бы действовала не лучше Сталина. Можно подумать что мы находимся перед колоссальной провокацией…

И он начал рассказывать мне о подвигах, совершенных в течение знаменитого периода „головокружений“. Я этого не повторяю, потому что картина была одна и та же повсюду» [332].

Ещё в одном письме описывались методы, которые применялись к крестьянам, отказывавшимся вступать в колхозы: одновременное взимание всех платежей, ранее выплачивавшихся в течение ряда месяцев; обложение разорительными штрафами за пустяковые провинности; устройство неоднократных изнурительных ночных собраний с записью в колхоз, на которых у дверей ставилась охрана; опись имущества у многих середняков, что означало угрозу «раскулачивания». «Это были не „перегибы“,— подчеркивал автор письма,— а повсеместно официально освящённые методы коллективизации». Столь же резко оценивалась в письме организация и оплата труда в только что организованных колхозах, воспринимаемая крестьянами как «новая барщина» и вызывающая у них «лютую ненависть к такому подневольному, неоплачиваемому труду… такие условия труда являются правилом, а не исключением, и всякий протест против них объявляется кулацкой вылазкой. Создается впечатление, точно кто-то обдуманно, последовательно проводит целую систему мероприятий, чтоб раз навсегда дискредитировать самую идею колхозов в глазах крестьян. Мне кажется, что это уже в значительной степени достигнуто. Неудивительно, что с появлением статьи Сталина „Головокружение“, воспроизводящей классическую практику: отыгрываться на „стрелочнике“, начался распад колхозов… В отношении выходов из колхозов впереди прочих групп идут бедняки и маломощные середняки, которые не могут долго выдержать практику неоплаченного труда. Зажиточные середняки не спешат с выходом, смотря на колхоз, как на страховку от непосильных налогов и опасаясь нового нажима на верхи деревни» [333].

В присланной из сибирской ссылки статьи Ф. Дингельштедта, члена партии с 1910 года, обзор сталинской политики в деревне заканчивался выводом: «Сплошная коллективизация, проводившаяся методами Пришибеевых, ввергла народное хозяйство в состояние давно не бывалой разрухи: точно прокатилась трёхлетняя война, захватившая целые села, районы и округа» [334].

Развернутый анализ и оценка принудительной коллективизации содержались в «Обращении оппозиции большевиков-ленинцев в ЦК, ЦКК ВКП(б) и ко всем членам ВКП(б)» (апрель 1930 года). В этом документе, подписанном Раковским, В. Косиором, Мураловым и Каспаровой, указывалось, что в 1928—29 годах оппозиция неизменно выступала против применения чрезвычайных мер. «Правильность этой критики нашла новое подтверждение в том хозяйственном и политическом кризисе, последствия которого ещё впереди и который был вызван политикой сплошной коллективизации и её шумным и печальным провалом… Как только в печать проникли сведения о сплошной коллективизации, мы — большевики-ленинцы и в том числе Л. Д. Троцкий указывали ещё в декабре и январе на гнилость и вредность этого лозунга… События и здесь оправдали наш прогноз, и скорее, чем мы могли ожидать».

Авторы «Обращения» отмечали, что сама директива о сплошной коллективизации, «безразлично, назначается ли для этого срок в 15 лет, как это было в начале, или в 1 год, как сделали потом»,— является грубейшим отклонением от социализма и величайшей экономической нелепостью. Такой же нелепостью они называли «декретное упразднение кулака, как класса, и упразднение нэпа» [335].

В «Обращении» подчеркивалось, что попытка взвалить провал сплошной коллективизации на беспринципность и политическое убожество местных аппаратчиков представляет фактическое признание провала партийного руководства, поскольку именно на нем лежит ответственность за качество аппарата. ЦК имел все возможности предупредить насилие в деревне. Однако он не обмолвился ни словом об этой опасности ни в резолюции ноябрьского пленума 1929 года о колхозном строительстве, ни тогда, когда отовсюду стали поступать сообщения о безобразиях, творящихся на селе. «Перегибы» были осуждены лишь тогда, когда наметился срыв посевной кампании.

Расценивая постановление ЦК от 15 марта как фактическое признание поражения, грозящего перерасти в катастрофу, авторы «Обращения» подчеркивали, что «партия и коммунизм за это поражение не несут никакой ответственности, ибо сплошная коллективизация была предпринята в нарушение программы партии, в нарушение самых элементарных принципов марксизма, в пренебрежение к самым элементарным предостережениям Ленина в вопросе о коллективизации, и о середнячестве, и о нэпе. Тем не менее и партия, и коммунизм получили жесточайший урок в результате центристской ультралевизны» [336]. Этот ультралевый курс был продиктован корыстными интересами правящего слоя, поскольку сплошная коллективизация, неизбежно увеличивающая число «надсмотрщиков» над крестьянами, «расширила бы армию бюрократии, увеличила бы её долю в национальном доходе, укрепила бы её власть над массами» [337].