Коммунизм и фашизм: братья или враги - Кара-Мурза Сергей Георгиевич. Страница 85

Пока Ленин считает, что постановка в повестку дня социалистического переворота — непозволительная идея эсеров⁶⁵. В 1917 г., когда самодержавие падет, Ленин сочтет идею «позволительной».

Выдвинув идею рабоче-крестьянского правительства, Ленин не забывает о ее переходности, и не исключает возможности борьбы пролетариата (то есть социал-демократии) с этим правительством. Давление извне позволит продвигать политику революционного правительства влево, а страну таким образом — к решению пролетарских задач (эта линия будет осуществляться большевиками весной-летом 1917 г.). Созванный большевиками III съезд РСДРП провозгласил: «Независимо от того, возможно ли будет участие социал-демократов во Временном революционном правительстве, следует пропагандировать в самых широких слоях пролетариата идею необходимости постоянного давления на Временное правительство со стороны вооруженного и руководимого социал-демократией пролетариата в целях охраны, упрочения и расширения завоеваний революции»⁶⁶. Однако, поскольку мелкобуржуазные политики не смогут долго двигаться в этом направлении сами, модель такой диктатуры, действующей под давлением снизу, неизбежно приведет к власти левых социал-демократов, то есть большевиков и их союзников.

Создать правительство «для защиты завоеваний» — полдела в борьбе за власть. А вот кто защитит само это правительство? Якобинская модель власти, когда правящие революционеры опираются на подвижные революционные массы, неустойчива. Ленин ищет возможность воздвигнуть более надежную конструкцию власти, тем более, что рабоче-крестьянская почва кажется еще более зыбкой, чем чисто пролетарская. Сама жизнь подсказала ответ.

Трудящиеся, опираясь на свою общинную традицию, практически без подсказки социалистов создали систему своей самоорганизации — советы. Идеологи освободительного социализма оказались здесь не учителями масс, а пророками, удачно предсказавшими, как должна выглядеть политическая система, выстроенная трудящимися снизу.

Советы стали контр-властью. В этом отношении характерно одно из высказываний забастовщиков: «Тогда приказано было бастовать, мы и забастовали, а теперь приказано требовать — мы требуем». — «Кто приказал?» — «Правительство». — «Какое правительство?» — «Новое правительство»⁶⁷. Забастовщики воспринимали советы и стачкомы как власть, правительство. Это явление давало хорошую почву для большевистской стратегии выстраивания новой системы власти как организации трудящихся. Казалось, что на этом пути можно интегрировать стихию и организованность. Ленин поддержал Советы как проявление социального творчества рабочих, а затем — как организационную основу будущей диктатуры пролетариата. А Троцкий даже лично включился в рискованную работу альтернативного правительства в Петербурге. Этот эпизод дал ему авторитет, очень пригодившийся в 1917 году.

Теперь у левых социал-демократов (у будущих коммунистов) появился рычаг, с помощью которого можно было соединить руководящий центр («Временное» революционное правительство) и самоорганизацию масс — Советы.

Оказавшись перед лицом революции, которая по схеме должна была быть буржуазной, а на практике пошла дальше, левые марксисты обратились к марксовой идее непрерывной революции — все более глубокой радикализации революционного процесса, охватывающего все больше стран.

Плеханов, в других случаях ссылавшийся на «основоположников» как на истину в последней инстанции, на этот раз уверен, что в 1848 г. Маркс ошибался с идеей непрерывной революции, так как он сам признавал, что капитализм еще имел резервы развития и после 1848 г. Значит, в 1848 г. социалистическая революция была преждевременной.

Время для атаки на капитализм наступает, когда к этому готов пролетариат, даже если капитализм еще может развиваться. Маркс воспринял Коммуну как шанс на социалистическую революцию. А ведь у капитализма во Франции еще сохранялись резервы роста.

Ленин опирается на эти взгляды Маркса-революционера в борьбе с выжидательной и фаталистичной марксистской «ортодоксией». Нужно помочь решению капиталистических задач «сверху», со стороны революционного правительства. Более того, в случае успеха «начнем переходить к социалистической революции»⁶⁸. Ссылаясь на Маркса, Ленин провозглашает: «Мы стоим за непрерывную революцию»⁶⁹. Основание такой надежды — грядущая европейская социалистическая революция.

И большевики, и Троцкий откликались на одну реальность — Россия при всей своей отсталости вырывалась в авангард революционного движения. Этому, если отвлечься от марксистской схемы, существовало вполне объективное объяснение — Россия была лидером среднеразвитых стран Старого света. Среднеразвитые страны в начале XX века переходили к индустриальному обществу, что было чревато потрясениями и, следовательно, возможностью поиска новых путей в будущее.

Из этого вытекает, что революция в России и в неразвитых странах в целом должна добиться каких-то успехов самостоятельно, до того, как скажет свое слово пролетариат Запада. Значит, нужна не только стратегия разрушения самодержавно-помещичьего строя и расчистки поля для развития капитализма. Нужно сделать что-то, что вдохновит социалистическое движение во всем мире.

Из этого следовало, что в случае успеха революционной диктатуры она вовсе не должна сдавать власть либералам. Социалисты должны заняться своим прямым делом — организацией социализма. Но этот вывод еще противоречил схеме, по которой социализм как общество родится в наиболее развитых индустриальных странах. С победой революции на Западе Россия, выполнив свою миссию, снова должна оказаться периферией Запада — на этот раз социалистического. В 1917–1922 гг. эта стратегия столкнулась с непреодолимым препятствием — марксисты победили в борьбе за власть в России, но не победили на Западе.

В своей лекции о революции 1905 года, прочитанной в январе 1917 года, Ленин говорит о ее «пролетарском характере в особом значении этого слова» (вслед за Р.Люксембург он ссылается не на задачи революции, а на ее движущие силы и методы). Ленин теперь предпочитает модель Великой французской революции и подчеркивает отличие буржуазной революции от буржуазно-демократической. В последней пролетариат как авангард революции может пойти дальше собственно буржуазных задач. Возможность такого прорыва непосредственно не связана с уровнем развития России, так как «ни в какой стране мира, даже в самых передовых странах, вроде Англии, Соединенных Штатов Америки, Германии мир не видал такого грандиозного стачечного движения, как в России в 1905 г.»⁷⁰. Это значит, что Россия при определенных условиях может раньше развитых стран ступить на неизведанную землю, лежащую за пределами «буржуазных задач». Что это за земля, каков характер этого общества, будет ли это «диктатура пролетариата» или что-то другое? Эти вопросы Ленин предпочел разрешать экспериментальным путем. Но он надеется, что после прихода к власти пролетарской партии (в союзе с мелкобуржуазными революционерами) возврата к капитализму уже не будет.

Эта позиция предопределила сближение Ленина и Троцкого в 1917 г. (что расчистило нишу левого коммунизма сначала для «отзовистов», а затем для Н. Бухарина и его сторонников) и окончательный разрыв коммунистов и социал-демократов. Некоторое время разрыв сдерживался слабеющим авторитетом II Интернационала, но после его краха в 1914 г. коммунисты отправились в самостоятельное плавание по бурным водам XX века.

1917 г. в России началась революция. Вышедшие на улицы рабочие быстро вспомнили опыт 1905 г. и стали создавать Советы. Для коммунистов открылось обширное поле деятельности. Но Советы возглавили умеренные социалисты.

Революция 1917 г.⁷¹ развивалась в условиях нарастающего социально-экономического кризиса, отягощенного затянувшейся войной. В результате революция сразу пошла вглубь общества, меняя социальную ткань. По мнению Д.О.Чуракова «о российской революции можно было бы говорить как о "революции самоуправления"… Но, к сожалению, временами отчетливо намечавшийся союз различных органов самоуправления не стал прочным каркасом будущей государственности»⁷². Точнее говорить о «революции самоорганизации», так как массовые организации, сотнями возникавшие или выходившие из подполья после революции, редко переходили собственно к самоуправлению. Они пока не брали управление в свои руки, а предпочитали контролировать управленцев и оказывать на них давление. Петроградский совет, имевший наибольшее политическое влияние, весной-летом действовал все же не как орган власти, а как авторитетная общественная организация: он готовил и лоббировал проекты решений правительства и его органов, рассылал «пожарные команды» по урегулированию многочисленных социальных конфликтов, координировал работу профсоюзов и фабзавкомов, воздействовал на массы с помощью воззваний и влиятельных агитаторов⁷³. Пока правительство шло навстречу (или обещало пойти навстречу) предложениям главного органа «демократии», пока городские низы были согласны подчиняться советской дисциплине — эта система сдержек стабилизировала революционный социальный порядок.