Святослав Хоробре: Иду на Вы! - Прозоров Лев Рудольфович. Страница 5

С. Высоцкий указывает, что "русским письмом" в Средневековье звали именно то письмо, которое мы зовем "кириллицей", славянским же — глаголицу. Кирилл и Мефодий, как известно, создали славянскую письменность, то есть… то есть глаголицу! И действительно, созданное проповедниками христианства письмо мы ожидали бы увидеть сначала в богослужебных книгах, в церковных надписях, а не на пломбе, глиняной корчаге или голомени меча (кстати, кузнецы очень неохотно принимали христианство. Не зря молитва св. Патрика призвана защитить христианина "от чар друидов и кузнецов"). И именно там мы встречаем глаголицу! Тот самый "черноризец Храбр" в своем труде "О письменах" как раз и сообщает, что после "черт и рез" славяне стали пользоваться греческим письмом "без устроения", приспосабливая его к нуждам своего языка. От такого письма, очевидно, и произошло то, что мы называем "кириллицей", а люди Средневековья, гораздо более разумно, русским письмом. Вряд ли русы— язычники, оставившие свои имена на дереве, железе и глине, хотя бы слышали о Кирилле. Так что охотники рассуждать, скольким-де мы обязаны "солунским братьям", не иначе, пишут глаголицей. Именно она пошла от "славянской письменности", созданной Мефодием и Кириллом. Я же пишу эту книгу, читатель, буквами, восходящими к "русьским письменам" язычников Горуха, Славимира, Полтвеца и Людоты.

Нам в этой книге не раз придется столкнуться с одним малопочтенным пристрастием христианствующей нашей интеллигенции. Они постоянно стараются сделать из святых деятелей то государственных, то культурных. Заслуг перед Христом им, видимо, маловато. Отчего страдает память предков, которых изображают бескультурными дикарями, и, что не менее важно, страдает истина. Еще раз замечу — христианство и церковь в данном случае не при чем. Это именно христианствующая интеллигенция носится с "государственным гением" Ольги и Владимира, и с изобретенной-де Мефодием и Кириллом письменностью. Церковное житие, как мы помним, честно указывает, что не просто письмо, но даже книги, более того, богослужебные христианские книги "русским письмом" существовали уже во времена "солунских братьев". Титул "просветителей славянства" в традиции церкви всегда носил сугубо религиозный смысл. И сами братья видели свою миссию именно в этом — в несении славянам "света евангельской истины" любыми способами. Мало кто знает, что святой Мефодий принимал деятельное участие в составлении так называемого "Закона судного людям". В этом документе, помимо прочего, говорится, что село, в котором произошло языческое жертвоприношение, или хотя бы была принесена присяга языческими Богами, должно быть целиком продано в рабство. Сохранились гневные проповеди святого к властям только что крещеной им Великой Моравии требованием неукоснительно соблюдать именно эту статью "Закона…". К чести новокрещенных моравских князей и витязей, к проповедям этим они отнеслись так, как от веку кадровый офицер-фронтовик встречает истерично-кровожадные распоряжения комиссара (политрука, шарфюрера и т.п.) из интеллигентов. То есть, оправившись от легкой брезгливой оторопи, козырнули и… не выполнили. Иначе с Моравией произошло бы то же самое, что и с родиной "солунских братьев". Мало кто знает, что в VI-IX веках славяне заселяли Балканы почти целиком. Не только на землях теперешних Болгарии и Югославии, но даже на Пелопоннесе обитали славянские народцы милингов и езеричей, называвшие родной полуостров Мореей. Вспоминая о тех временах, Константин Багрянородный напишет в Х столетии: "Ославянилась, оварварилась целая страна". Не сохранилось, однако, ни малейшего упоминания, что славяне-язычники творили грекам-христианам хоть какие-то утеснения по религиозному или национальному признаку. Ну разве что мешали истреблять соплеменников, оставшихся верными религии предков. На том же Пелопоннесе Константин упоминает город Майну с округой, где до конца IX века — до времен нашего вещего Олега! — эллины чтили Олимпийцев. В конце этого столетия Балканы и Пелопоннес вернулись под власть Второго Рима. И уже сто лет спустя о славянах Мореи вспоминают в прошедшем времени. Что с ними стряслось? "Закон судный людям". И святой Мефодий.

Кажется, геноцид относится к разряду преступлений против человечества. Кажется, подобные преступления не имеют срока давности. Кажется, идеология, вдохновляющая геноцид, должна отвергаться людьми, ну хотя бы сородичами истребленных…

Впрочем, все это, видимо, действительно только кажется; и славянофилы, так любившие поминать "злым католикам" бодричей, лютичей и пруссов, ни словом не помянули тех, что с благословения православного святого, равноапостольного Мефодия, деревнями продавали арабам и персам. Что ж, помянем их хоть здесь, читатель.

Сагудаты. Рунхины. Драговиты. Струменцы. Смоляне. Верзичи. Баюничи. Велегестичи. И, наконец, милинги с езеричами. Десять сгинувших славянских народов. Помни, читатель — не "Mein Kampf" — "Закон судный людям". Не Гитлер и Розенберг — Кирилл и Мефодий.

Помни. Есть вещи, которые нельзя забыть — и остаться людьми.

Впрочем, мы отвлеклись. Итак, на Руси времен нашего героя была письменность, были грамотные люди. Не среди князей даже или жрецов — ремесленники, купцы, служилый княжий люд. Вовсе не обязательно христиане — все имена языческие, да и двое — кузнецы, люди, как уже говорилось, неохотно оставлявшие древних Богов Огня и Железа. В слоях IX-X веков русских городов найдены роговые и костяные "писала" — стержни для письма. Они украшены изображениями медвежьих голов и многоликих славянских Божеств. И писали ими явно не христиане. Если мечи и кольчуги — это уровень ремесла, уровень цивилизации, то грамотность, грамотность простых людей — это уровень культуры.

Я писал эту главу не за тем, чтобы рассказать, пусть вкратце, о жизни, быте и культуре наших предков. Ради этого стоит написать книгу, и не одну. Некоторые уже написаны, одна из лучших — "Мы — славяне" Марии Семеновой. Серьезных ошибок там немного, собственно, три — главы про Велеса и Темных Богов; рассуждения о бороде и волосах — мы коснемся этой темы; и кое-что в главе, посвященной мечу. Как не жаль огорчать поклонников русского фэнтези, не сохранилось сведений, чтобы славяне называли свои мечи особыми, "личными" именами, чтобы вообще одушевляли их так, как норманны и западные рыцари. Не было русских Эскалибуров и Дюрендалей. Меч чтили, им дорожили, как символом свободы, как священной, ценной, дорогой, воплощающей чуть ли не душу владельца-воина, но все-таки — просто вещью. Своей души, своей личности в глазах русов и славян меч не имел. В остальном же замечательная книга Семеновой безукоризненна, и я охотно рекомендую ее читателю.

Также не для того писалась эта глава, чтобы в очередной раз напомнить, что и три века спустя в ином западном романе можно было прочесть: "Жил благородный рыцарь, и был он так образован, что даже умел читать". Чваниться перед другими народами — занятие, конечно, недостойное. Есть только одно занятие гнуснее — чваниться перед собственными предками. К сожалению, об опасности этого, худшего чванства у нас вспоминать не принято. А ведь оно не только хуже — оно распространеннее. Человек, доказывающий, что русские основали Трою и открыли Америку — безобидный смешной чудак. Ему не доверят писать учебники. Их доверяют тем, кто упорно втаптывает в грязь свой народ, своих предков, чтобы хоть на таком фоне себя, убогих, почувствовать кем-то!

Если читатель сумеет освободиться от этого чванства, от навязываемой всей нашей жизнью привычки смотреть на людей далекого прошлого, как на слабоумных дикарей — эта глава написана не зря. Отличия Руси от других стран были не признаками какой-то "отсталости", они были именно отличиями. Впрочем, и отличий этих много меньше, чем порой кажется отягощенным дипломами невеждам. Конечно, очень легко посмеяться дикости предков, читая в летописи, как в XIII веке князь Владимир Василькович "взем соломы в руку от постели своея". Вот, мол — даже князья спали на соломе! Легко, особенно, если не знать, что в том же веке в Британии лорд Отерарсее получил поместье "за службу по изысканию подстилки для королевского ложа: летом — сена и травы, зимой — соломы".