Семь трудных лет - Чехович Анджей. Страница 60
Купив машину, я ездил много. Первые сорок тысяч километров я преодолел менее чем за полтора года. Географическое положение Мюнхена позволяет устраивать короткие экскурсии в конце недели. По субботам в польской секции, как правило, не работают. Остаются только дежурные редакторы. Иногда я «отрабатывал» свои часы, но по субботам во второй половине дня обычно на радиостанции было слишком много народу, и я не мог рисковать, занимаясь своими делами. Я предпочитал задерживаться на радиостанции по другим дням.
От столицы Баварии рукой подать до Австрии, недалеко и до Швейцарии. С первых дней весны и до поздней осени каждую неделю я садился за руль и отправлялся в путь. Я выезжал в пятницу во второй половине дня, а возвращался поздно вечером в воскресенье. Я нашел несколько замечательных мест, где было тихо и спокойно, я очень ценил такой отдых после утомительной работы. В Австрии, недалеко от Зальцбурга, я нашел текущий в глубоком ущелье ручей, изобиловавший форелью. Нередко я возвращался оттуда с десятком замечательных рыб. Недалеко от Мюнхена, у дороги, ведущей в Аугсбург, был лес, полный грибов: рыжиков, белых и маслят. Я привозил их большими корзинами, а затем мариновал, тушил в масле, жарил на сковороде. Это было замечательное угощение для гостей.
Больше всего километров набиралось на счетчике моей машины во время отпусков. Три раза отправлялся я в своем голубом «рено» в далекие путешествия. Первое из них я предпринял, когда вместе с Бетти поехал в отпуск в Испанию.
С Бетти я познакомился осенью 1968 года. Как-то вечером, утомленный шатанием по Швабингу, я зашел в один мрачный ресторанчик выпить пива. Усаживаясь у бара, я заметил на одном из столиков дамскую сумку. Из осторожности я уселся подальше. Бывали случаи, когда хозяйка такой оставленной сумки возвращалась со своим партнером после окончания танца и поднимала шум, заявляя, что из ее сумки кто-то украл несколько сотен марок. Появлялась полиция, начиналось следствие, протоколы… Иногда ни в чем не повинный мужчина, случайно оказавшийся замешанным в такой инцидент, доставал бумажник и выкладывал требуемую сумму только для того, чтобы избежать скандала, о котором могло стать известно жене, полагавшей, что ее муж в это время должен находиться на важном совещании. Я такого шантажа не боялся. Работники бюро безопасности станции по своим каналам быстро улаживали с полицией любой скандал, связанный с сотрудниками «Свободной Европы». Но на всякий случай я предпочитал избегать такого хода событий.
Когда оркестр замолк, к столу вернулась хозяйка сумочки. Оказалось, что она одна. Потом отказала ее зажигалка, а у меня в кармане были спички. Через несколько минут я пригласил ее на танец. Вернувшись, мы уселись рядом. Еще три танца, два стакана — и, как старые друзья, мы вышли в осеннюю ночь. Спустя несколько дней девушка, не производившая впечатления специально подосланной, стада навещать меня в моей квартире.
Бетти по сравнению с моими прежними знакомыми — Лилло и Гизелой — оказалась интересным открытием. Ее родители были швейцарцами, а родилась и выросла она в Южной Америке. Воспитание в атмосфере иной культуры дало ей чувство юмора и стерло налет расчетливой бесстрастности. Бетти отличалась от своих ровесниц, которые более или менее длительное время считались моими подругами, ее присутствие создавало атмосферу сердечности и близости. Она была бескорыстной, умела радоваться, ей была свойственна любовь к жизни.
Коротко расскажу, как я проводил свой отпуск в то время, когда работал на станции.
Первый отпуск сотруднику радиостанции дается на 18 рабочих дней. Тот, кто хочет продлить его на несколько дней, должен брать различные дежурства и выполнять задания своих начальников в нерабочее время. Заранее не известно, когда такие задания будут даны. Так, сообщение о предстоящем пленарном заседании Центрального Комитета ПОРП могло вызвать распоряжение о введении дополнительных дежурств, а когда имели место исключительные события, такие, как мартовские беспорядки или события в ЧССР, в польской секции объявлялась всеобщая мобилизация. Если уж я упомянул о мобилизации, то добавлю, что «Свободная Европа» имеет также свои планы на случай вооруженного конфликта. Сотрудники станции, выехавшие из социалистических стран, живут в постоянном страхе перед неожиданным воздушным десантом стран Варшавского Договора, которые, как здесь считают, будут проводить такие же операции, какие американцы организуют в Азии. В ходе молниеносного рейда они якобы полностью уничтожат радиостанцию, захватят ее архивы, схватят тех из сотрудников, которые попадутся им под руку, и, прежде чем кто-либо успеет прореагировать, вернутся на свои базы. Эти тревожные настроения особенно усилились в 1969 году, когда американцы начали в спешке снимать на микропленку архивы станции и переправлять кассеты за океан. CIA вынуждена была в то время направить своих сотрудников «в массы», чтобы положить конец наступившей панике. В буфете, за кофе, при разговорах в коридоре они терпеливо разъясняли, что нет никаких оснований для тревоги, ибо недалеко от Мюнхена расположена специальная авиационная часть, на которую возложена задача эвакуации персонала станции в случае военной опасности. Часть сотрудников должна была сразу же полететь за Атлантику, а часть — в Португалию, где находились, как говорили, запасные передатчики «Свободной Европы». И вообще, если опасность третьей мировой войны станет реальной, станция якобы будет эвакуирована в первую очередь. В действительности же, добавлю я от себя, эти планы разработаны далеко не так тщательно, как утверждают.
Наш с Бетти отпуск продолжался три недели. Перед отъездом я сообщил в бюро безопасности о своем маршруте и назвал в качестве конечной точки гостиницу «Кабо» около Аликанте. Этого от меня требовали внутренние правила безопасности. Выбор места в Испании мне помогла сделать Бетти. Недалеко от Аликанте жила ее знакомая, испанская графиня, друг их семьи. Мы навестили эту даму. Она оказалась старушкой немкой, которая еще во времена Вильгельма II вышла замуж за поляка из Познани (насколько помню, фамилия его была Калицкий) и вместе с ним объездила чуть ли не весь мир. Во время этих странствий она познакомилась с испанским графом, чувства которого остались постоянными и тогда, когда она стала вдовой. Как и другие женщины, в прошлом жены или любовницы поляков, она знала несколько польских слов. И, как обычно в таких случаях, это были отнюдь не салонные выражения. Проехать около двух тысяч километров автомашиной, сидеть на террасе виллы, откуда открывается вид на Средиземное море, и слушать, как испанская графиня, не понимая смысла собственных слов, ругается, как последний сапожник по-польски, — такое не забывается.
Мы весело проводили время в Испании. Бетти оказалась отличной спутницей. Я прекрасно чувствовал себя с ней. Именно поэтому это был наш первый и последний отпуск, проведенный вместе. Заметив, что я сильно привязался к Бетти и все тяжелее переношу ее отсутствие, я решил расстаться с ней. Принять такое решение, откровенно говоря, было нелегким делом, а что хуже всего, Бетти не давала мне никаких оснований, чтобы я мог рассердиться и сказать с раздражением: «Пора кончать, дорогая…»
Она не устраивала сцен ревности, когда я демонстративно начинал интересоваться другими девушками. Ко всем моим выходкам она относилась с таким терпением, что именно ее терпеливость стала предлогом нашего последнего разговора. Мы расстались официально и окончательно. Правда, мы встречались до самых последних дней моего пребывания в Мюнхене, но уже только как друзья, избегая близких отношений и проявляя друг к другу умеренный интерес. Прежние чувства ушли безвозвратно. У меня нет никаких оснований считать, что Бетти была как-то связана с американской или западногерманской контрразведкой. Дело заключалось в другом. Мне пришлось поступить так, чтобы всегда и везде располагать свободой действии. Привязанность к другому человеку, естественное тепло чувств с течением времени становятся слишком всеохватывающими, связывающими, могут отвлечь внимание от важных дел и помешать, как в моем случае, выполнению поставленных заданий. Может быть, мой подход к этим человеческим в полном смысле этого слова вопросам чересчур суров, но еще в Варшаве, когда я проходил подготовку, мне объяснили, почему каждый сотрудник разведки должен подчиняться определенным требованиям и дисциплине. И думать нечего было о том, чтобы вдали от Центра самовольно изменять эти законы или пренебрегать ими.