Семь трудных лет - Чехович Анджей. Страница 61

Свой следующий отпуск в Испании и Португалии я провел с Гердой, девицей мещанского склада, очень любившей порядок и чистоту. Она заботилась о моей квартире, гладила брюки, готовила. Рассчитывала на то, что я женюсь на ней, хотя и не любила поляков, а я в ее глазах был исключением. Она была слишком высокого мнения о своем умении вести себя в изысканном обществе. Черт дернул меня предложить ей провести отпуск вместе. Конечно же, она согласилась без колебаний.

Наш маршрут проходил вдоль Атлантического побережья Франции. Первый скандал произошел в деревне, а точнее, в поселке недалеко от испанской границы. Герда возмущалась тем, что я постоянно стремился в рыбацкие ресторанчики. Эти ресторанчики славятся замечательной кухней и посетителями, которых в обычных условиях можно встретить только в фильмах о пиратах. Блюда из свежей рыбы, морских раков и крабов, подаваемые там, — это настоящая поэма, а вина не уступают напиткам в самых дорогих ресторанах Парижа. Правда, там не благоухают розы, нет блеска зеркал и хрусталя, не увидишь там и обвешанных бриллиантами дам, но именно на этом и основывается очарование маленьких ресторанчиков. Герда придерживалась, однако, другого мнения. Она раскричалась:

— Я не собираюсь сидеть вместе с таким сбродом. Разве ты не слышишь, как чавкают эти оборванцы? Вонь лука, оливкового масла и чеснока прикончит меня! Ты делаешь это мне назло…

Когда я пытался убедить Герду, что она преувеличивает, то она грубо заявила:

— Сразу видно, что ты поляк!

Моя реакция была бурной. Она успокоилась, но не надолго. Мы остановились в живописной португальской деревне на Атлантическом побережье недалеко от Лиссабона. Сильный ветер и высокие волны не позволяли поплавать в океане. Но как хорошо, однако, было прыгать по камням, о которые разбивались волны, взлетавшие высокими фонтанами. Рядом отправлялись на лов рыбаки на своих тяжелых лодках, напоминающих венецианские гондолы. На берегу их возвращения ждали одетые в черное жены и дочери. Восхитительной была эта картина грозной природы, безбрежность освещенной ярким солнцем воды, дикий пляж с почти белым песком, перемешанным с остатками панцирей крабов. Я мог бы часами любоваться суровой красотой берега Атлантики, но Герда была недовольна.

— Столько километров мы мучались в автомашине, а в этой глухой дыре нельзя даже искупаться в море, а жить приходится в убогой гостинице, где нет ванны и теплой воды. Надо было, как это делают все культурные люди, полететь самолетом на Майорку, а не сидеть здесь среди португальских вонючек…

Я не выдержал и сделал ей резкое замечание. Еще немного, и я отправил бы ее самолетом из Лиссабона в Мюнхен, чтобы она не испортила мне отпуск окончательно. Она расплакалась и стала просить у меня прощения. Меня раздражали ее униженность, раболепие. Если бы не возможность наслаждаться видами португальского и испанского побережий, представляющаяся не так уж часто, то весь мой отпуск можно было бы считать неудачным. Нет необходимости добавлять, что с Гердой я вскоре прекратил все отношения.

Свой третий продолжительный отпуск (последний, которым я воспользовался как сотрудник «Свободной Европы») я провел в ином обществе. В мюнхенском университете я познакомился с Богданом, выросшим в Соединенных Штатах, украинцем, гражданином США. Богдан заканчивал медицинский факультет. Когда он сдал все экзамены, мы вдвоем отправились в Италию, где проехали вдоль всего «сапога» и переправились на Сицилию. Мы решили провести отпуск с минимальными расходами, попробовать, как говорил Богдан, «солдатской жизни», а поэтому захватили с собой спальные мешки, походный примус и большую сковороду.

Италия по сравнению с Испанией или Португалией страна более дорогая для туристов, лучше приспособленная для того, чтобы драть с них деньги всюду, где имеются достопримечательности. Мы этого не чувствовали, потому что готовили пищу сами и жили немного по-цыгански. На рынке мы покупали оливковое масло, кусок мяса или рыбу, а у детей, стоящих вдоль дорог, — грибы и фрукты. На берегу моря, вдали от модных, заполненных отдыхающими пляжей, мы устраивали бивак. Мясо и грибы отправлялись на сковородку, и вскоре наша пища была готова. Время от времени мы приобщались к цивилизации и за плату посещали древние достопримечательности, обозначенные в путеводителях наибольшим числом звездочек.

Мне запомнилась встреча с группой поляков на польском военном кладбище под Монте Кассино. Перед воротами рядом с несколькими автомашинами с варшавскими, краковскими и силезскими номерными знаками стоял автобус, которым приехала группа поляков-строителей, работающих в Ливии. Я сразу же понял, кто они, потому что через Polish Research and Analysis Unit приходили материалы об их работе. CIA и «Свободная Европа» были намерены организовать в этом районе какую-нибудь провокацию. Вокруг квартир, где жили польские специалисты, кружили подставленные агенты, которые старались распознать, кто из специалистов «тверд», а кто «мягок». Этих «мягких» — в соответствии с терминологией, применявшейся в рапортах, — старались уговорить «выбрать свободу». Информаторы регистрировали также те трудности, с которыми сталкивались польские специалисты, для использования в целях пропаганды в передачах «Свободной Европы». Мюнхенская радиостанция представляла в искаженном свете возможности Польши по оказанию помощи странам третьего мира.

Встреча с земляками, всегда приятная для человека, несколько лет пребывающего вдали от родины, в моем случае могла явиться источником дополнительных неприятностей. По понятным причинам я стремился избегать их, но тогда, на кладбище победителей в битве под Монте Кассино, это оказалось невозможным. Я что-то сказал Богдану по-польски, и кто-то из туристов — техник-строитель, как потом оказалось, — спросил:

— Вы поляки?

— Я украинец, но на этом кладбище лежит мой отец, который был польским солдатом, — быстро соврал Богдан, увидев, что я не спешу с ответом. Ложь выглядела вполне правдоподобно.

— А где вы живете? — расспрашивал нас поляк из Ливии.

— В Мюнхене, — ответил Богдан, не понимая, что такая откровенность становилась для меня опасной. Мне нравился Богдан, и я хорошо знал его, но не настолько, чтобы решиться, вернувшись на станцию, не писать отчет сотрудникам бюро безопасности о встрече с гражданином ПНР.

Разговор принял весьма щекотливый характер. Поляк хотел узнать у нас, как может устроиться на Западе человек, покинувший свою родину. Правда ли, спрашивал он наивно, что хороший рабочий-строитель уже через год может купить автомашину, а через четыре-пять лет — собственный домик? Если бы я разговаривал с ним с глазу на глаз, то рассказал бы, как обстоит дело в действительности, когда кто-нибудь пытается искать счастья в роли беженца. Я хорошо помнил людей из лагеря в Цирндорфе и из рот охраны, потерпевших крах всех своих жизненных планов. Они тоже бежали из Польши, соблазненные цветными витринами, прельщенные иллюзорной роскошью, испытывая призрачную надежду на легко достижимое благосостояние. Лишь сделав этот безрассудный шаг, когда путь назад уже был отрезан, они испытывали горькое сожаление. Конечно, автомобиль купить можно, их здесь производится достаточно, но для человека, живущего трудом своих рук, он является излишеством, за которое приходится платить годами лишений. Тот, кто может собрать на своем банковском счете значительную сумму, необходимую для того, чтобы сделать первый взнос, может купить и домик, но затем на протяжении двадцати лет он живет в страхе, что что-нибудь произойдет и денег на взносы за дом не хватит, а это автоматически будет означать разорение. Отсюда Запад выглядит иначе, нежели его изображает мюнхенская радиостанция в передачах из серии «Европа за пять долларов». Порядочность требовала, чтобы я рассказал обо всем этом, но рядом стоял Богдан, для которого я был сотрудником «Свободной Европы», учреждения, настойчиво призывающего поляков «выбирать свободу».

Так совершенно случайно я оказался в глупейшем положении. Это было очень трудное испытание для моего разума и логики, одно из самых трудных, с какими мне пришлось столкнуться на Западе. Я не смог бы повторить всего того, что говорил тогда, чувствуя на себе внимательный взгляд Богдана. Я долго описывал условия жизни в итальянских лагерях для беженцев, гораздо более тяжелые, чем в Цирндорфе. В Федеративной Республике не хватает рабочих рук и к беженцам относятся в конечном счете положительно — как к дешевой рабочей силе. Иначе обстоит дело в Италии, откуда ежегодно сотни тысяч людей отправляются в поисках заработка. Контрасты незаметны, когда на эту страну смотрят глазами туриста и видят потоки автомашин на дорогах и роскошные кварталы богачей. Солнце, голубое небо, яркая зелень, переполненные пляжи и беззаботные, на первый взгляд, люди: великолепные мужчины, редко когда трезвые настолько, чтобы могли безнаказанно дыхнуть в пробирку автоинспектора, кокетливые женщины и красивые дети — все это ведет к тому, что даже сицилийская нужда представляется почти карнавалом. Я говорил об этом и упомянул также об одном своем знакомом, хорошем механике, который нашел работу в автомобильной мастерской. Долго он там не выдержал. Помню, как он рассказывал мне: «Старик, если в Польше кто-нибудь наступал мне на мозоль, то я посылал его к чертям собачьим, невзирая на то, кем он был, потому что знал свои права. А здесь? Каждый хочет и может тебя одурачить».