Иван, запахни душу - Жириновский Владимир Вольфович. Страница 20

Спектакль, искусство, тема одна - или классика, или производственная тема. Но ничего не было связанного со свободой выражения мысли. В литературе - пролетарские писатели, на сцене - производственная тема, в кино - производственный кинороман.

Тема личных отношений была закрыта. Как только дело касалось каких-то любовных переживаний, камера уходила на окно, на природу и всё это нельзя было показывать. В чём-то здесь был плюс, может быть, не было той пошлости, которая сегодня. Но и слишком уж закрыто было. Ничего нельзя было говорить нигде, никак.

В гостинице вы не имели права снять номер, если вы живёте в этом городе. Если у вас прописка в этом городе - всё.

Я с женой хотел снять на ночь в первую брачную ночь номер в гостинице, чтобы в этой коммунальной квартире нам не оказаться снова, - нельзя. Хотя я был из Тбилиси. Я был офицером. В принципе, казалось бы, я иногородний. Я имел право. А она нет, она - москвичка. Раз один из двух поселяющихся москвич - нельзя, номер не положен.

Это варварство. Брачная ночь. Я вступил в брак, моя жена не хочет быть со своими родителями. Ну хочет девочка хоть на одну ночь быть с мужем вдвоем. Ан нет - нельзя. Это же варварство!

Это - страшный режим. С одной стороны, вроде бы какая- то беспечность, спокойствие. Но с другой – все эти бесчисленные «нельзя», «не положено», «запрещено инструкцией». И так всю жизнь.

Вот что самое страшное. Всю жизнь слышать «нельзя!»

Поэтому и восстали киношники в первую очередь. Деньги есть на фильмы, но тема закрыта - это варварство. Сейчас темы открыты, но нет денег. Но кто-то даст, и он снимет фильм. Тогда он никогда его не мог снять. Только в стол снимали они пленки. Писатели писали в стол. Художники на чердаках прятали свои полотна.

То есть слишком много запретов. Высоцкого, ряд других исполнителей из-под полы слушали, Жванецкий тоже был под запретом. Вот радио раз решали - и всё. Вот что такое коммунизм.

Вопрос: Если я Вас правильно понял, то элементами коммунизма можно было бы обозначить для себя: все равны. Вы сейчас рассказали, что это утопия. Справедливость. Общественная собственность. Самоуправление народа. Атеизм.

Жириновский: Самоуправление народа? Да, на собрании ты еще мог что-то такое сказать и - всё.

Ты не управлял ничем.

Считалось, что всё принадлежит нам. На деле - всем руководили директор и председатели парткома и партбюро. Мы не были собственниками - всё чужое.

Дом чужой - вы здесь квартиросъемщик. Лифт - не ваш, телефон - не ваш, телефон не получить никогда. Троллейбус - не ваш. Всё общественное.

Ты идёшь по своей стране как чужестранец. Вроде бы равенство. Все равны. Три копейки опускаешь в кассу. Но это - не твоё. Люди были хмурые в троллейбусе, потому что в квартире - коммуналка, в троллейбусе - коммуналка, на работе - пять человек в комнате, пять голов сидим, друг друга видим, слышим.

Человек не мог быть индивидуальностью. Не мог отдохнуть, не мог оказаться один на один. Вообще даже туризм был коллективный. Туристический отдых по стране и за рубежом. Не было понятия «индивидуальный туризм».

Красивые лозунги. Звучало всё хорошо. Но реально ты был никто. Ты был пешка. Винтик.

И при этом ты видел страшную коррупцию в Средней Азии, в Закавказье и в Москве. Видел в ресторанах их, южан. Тогда они тоже гуляли в наших лучших ресторанах, потому что рядовой москвич не имел денег на рядовой ресторан. А если скопил, то в ресторане не было свободных мест.

Если у него и были деньги, то было так мало ресторанов, что простому человеку попасть в ресторан была проблема. Нужно было заказывать заранее. Ты идёшь с девушкой, но не знаешь, куда податься, где посидеть с ней.

Кафе - очередь. Прорвался в кафе - официантка грубо тебя обслужит, скажет «этого нет, этого нет», принесёт «то, что есть» и долго несёт тебе сдачу, а у тебя мало денег. Даже посещение кафе, ресторана - тоже была мука.

А баня? Дал 10 копеек, но очередь в кассу, очередь в зал, очередь в душ, очередь в парную, очередь одеться, очередь за тёплым пивом.

Это была мука. Везде очереди, везде дефицит. Что дают? Часы. Что дают? Порошок. Что дают? Носки. Что дают? Презервативы. По спискам. Колонны. Пойти в зоопарк - очередь. К клетке - очередь. И табличка висит: «Зверей не кормить!»

Куда пойти? Бар, грязная пивнушка, в грязные кружки не доливают пива. В хороший бар - он один был на Москву, «Жигули», - очередь два часа. Или «Яма» на Пушкинской - опять часа два.

И все стоят, все торопятся. Закуска - принесли, забрал. Пиво - взял пить, тебя подпирают, сзади проходят, тебя толкают. Что ты будешь делать?

Вопрос: Владимир Вольфович, а вот такой любопытный поворот нашего разговора. Мы с вами на бытовом уровне рассмотрели, что такое коммунизм. А если посмотреть с точки зрения идеологии этого явления. В принципе, что такое для России, скажем, такие имена, как Маркс, Энгельс, Ленин. Вот сегодня идёт большая, я считаю, совершенно пустая дискуссия, надо ли выносить тело Ленина из Мавзолея или не надо.

Жириновский: Я взял бытовой вариант, потому что в теории очень все было хорошо.

Нас всё это очень мучило, не теория, а именно быт. Мы все изучали марксизм-ленинизм.

Я дважды сдавал экзамены на двух факультетах МГУ по истории марксистско-ленинской философии, истории КПСС, политической экономии социализма, атеизму. Пять-шесть идеологических дисциплин сдавал дважды.

Авторитет у классиков был, конечно, большой. Люди считали, что Карл Маркс, Энгельс, наш Ленин - великие ученые.

Сталина как ученого знали меньше. Что касается моего поколения, мы уже жили в эпоху разоблачения культа личности Сталина. К самой КПСС мы, в принципе, относились уважительно. Нормально воспринимали лозунг «КПСС - ум, честь и совесть нашей эпохи».

Была мощная идеологическая машина, мы восторгались фильмами о революции, о Великой Отечественной войне, о наших великих стройках. Целина. Атоммаш. БАМ. Освоение космоса. Великие открытия. Ученые.

Масса великолепных театральных спектаклей. Великие киноэпопеи, такие, как «Освобождение» или «Война и мир» Бондарчука.

Художественные выставки. Было много замечательных ансамблей - Александрова, «Берёзка».

Коммунисты очень хорошо поставили мощную пропагандистскую машину. Люди радовались.

Возьмите 1 Мая - везде была музыка. Хорошее или плохое застолье у человека, был или не был у него новый костюм. Но -— во всех уголках города.

Люди шли: бантики, цветочки, шарики. Настроение общее, общий праздник. Было понятно: 1 Мая, 7 Ноября, Новый год. Вот три праздника, которые все одинаково праздновали. Всем нравилось. Новый год - дома, 1 Мая - демонстрация, 7 Ноября - демонстрация. Всё.

Идеологическая машина так оболванила всех, что по-другому просто никто не думал. И действительно - были успехи во внешней политике, всё больше и больше стран якобы вставало на путь социализма. Показывали политическую карту мира и говорили, что нас уже много.

Смотрите - вся почти Азия, Китай, Вьетнам, Лаос, Камбоджа, в Индии - элементы социализма.

Афганистан зашевелился в 1979 году. Там чуть ли не коммунисты пришли к власти.

В Иране - партия Туде. В арабском мире везде - всё социализм, социализм. В Африке - столько марксистских режимов. В Латинской Америке - Куба, Никарагуа, Чили. Мы всё ждали, когда вот-вот дрогнут США, Франция, Британия. В Германии ГДР уже была социалистическая.

И все мы считали себя участниками всемирного революционного процесса. Мы верили в него. Мы ждали крушения капитализма. Мы жили этой надеждой. Мы уже не столько думали о наших недостатках и успехах, сколько о том, что вот ещё одна колония освободилась. Мы думали, что это праздник для этих стран.

Мы жили этой политикой. Она была во всём. Мы слушали сообщения, что где-то произошёл переворот и патриоты-офицеры захватили власть, свергли прозападный режим в Анголе, в Мозамбике. В Южной Африке восстали негры…