КГБ сегодня. Невидимые щупальца. - Бэррон Джон. Страница 25
Левченко рассказал об этом в «Новом времени», подчеркнув, что в подобных ситуациях проявляются такие черты японского народа, как врожденная дисциплинированность и общественная сознательность.
Объективный, благожелательный тон сообщений нового корреспондента не остался незамеченным: вскоре Левченко — первым из советских журналистов — получил доступ в престижный Национальный пресс-клуб.
Корреспонденты американских и западноевропейских изданий занимали в Токио прекрасные квартиры и даже порой отдельные дома. Станиславу досталась от его предшественника жалкая квартирка, кишащая тараканами, в скверном районе города. Пришлось довести до сведения главного редактора, что это обстоятельство подрывает престиж журнала, — если не всего Советского Союза. Наумов тут же распорядился снять другую, вполне приличную квартиру и обставить ее современной мебелью, — «Новое время» брало на себя все связанные с этим расходы. Левченко подыскал отличную четырехкомнатную квартиру в первоклассном новом доме, в аристократическом районе Удагава, рядом с прекрасным парком и почитаемой всеми японцами синтоистской усыпальницей Мэйдзи. Смотритель, дежурящий в подъезде дома, несомненно, станет сообщать японской контрразведке, когда Левченко выходит из дому и когда возвращается. Но это даже к лучшему: ведь можно войти в подъезд, чтобы смотритель засек твое возвращение, а потом при необходимости выскользнуть через пожарный выход.
Роскошная квартира, новенький автомобиль, купленный тоже на средства «Нового времени», хорошо сшитые темные костюмы, которые стал носить Станислав, Наташины платья западного покроя, — все это диктовалось «оперативными соображениями».
Прикрываясь теми же «оперативными соображениями», Станислав и Наташа могли, не опасаясь неприятностей, пропускать унылые партсобрания и вообще уклоняться от соблюдения монашеских порядков, типичных для советской колонии. Все это выделяло их из среды тех, кто жил в пределах посольского комплекса под неусыпным надзором «линии KP» и множества гебистских осведомителей, — тех, у кого никогда не будет машины и возможности сорить деньгами в дорогих магазинах и изысканных ресторанах. В общем, они были «не такими, как все», и поэтому вызывали страх, зависть, неприязнь и привлекали особое внимание стукачей.
Одним из таких стукачей была Лариса, она же Лариса Петровна. Как-то в один из весенних дней она без приглашения заявилась к Наташе, — якобы для того, чтобы по-дружески посоветовать, что и где лучше всего покупать в Токио. Ларисе было уже за сорок — женщина не первой молодости, к тому же большая любительница спиртного и озабоченная специфической личной проблемой — всем и каждому она рассказывала по секрету, что ее муж, офицер госбезопасности — импотент. Она до сих пор его не бросила только из альтруистических побуждений и по соображениям патриотизма, зная, что если они разведутся, его тут же отправят домой. Пострадает не только он, пострадает дело, которое он делает.
Незадолго до приезда Левченко эта дама оказалась героиней такого происшествия. Вдвоем с одним из посольских донжуанов Лариса выехала за город, в машине они занимались любовью и изрядно выпили. На обратном пути они врезались в чью-то стоящую у дороги машину, сильно ее помяли и сами тоже пострадали: Лариса до сих пор была бледной от потери крови и не вполне освободилась от бинтов. Ей удалось избежать наказания главным образом потому, что, во-первых, она была активным стукачом, а во-вторых, у ее любовника оказалась «рука» в Москве.
Источая благожелательность, Лариса старалась внушить Наташе, что, экономя иены и накупив побольше японских товаров, которые можно захватить с собой в Москву, та распродаст их из-под полы и заработает целое состояние. В СССР очень ценятся японские транзисторные приемники, фотокамеры и часы, но они относительно дороги и в Японии. Поэтому лучше всего покупать косметику, ткани, джинсы, шариковые ручки и презервативы, которые здесь не чета советским.
Чтобы сэкономить иены, поучала Лариса, надо сократить расходы на питание. Например, покупать рыбьи головы, кости и мясо не первого сорта, из которых можно, тем не менее, приготовить вполне приличные блюда. Наташа пыталась возражать: «Мой муж работает по пятнадцать часов в сутки! Ему требуется настоящее мясо, что ж я его буду кормить всякой дрянью?» Эта фраза, постепенно ставшая известной всей колонии, и была расценена как свидетельство «расточительного образа жизни» семьи Левченко. А расточительство — худший грех в глазах людей, снедаемых маниакальной жаждой экономии, чтобы потом нажиться на московском черном рынке. Еще одним доказательством расточительства Станислава и его жены считалось то, что они держат пуделя. Сорить деньгами, держа за границей собаку, — это уже не лезло ни в какие ворота.
Вживаясь в новую для себя обстановку, Левченко появлялся в резидентуре нечасто: у него было множество дел в других местах. Он совершенно ошеломил начальство, представив список фамилий и адресов всех иностранных корреспондентов, аккредитованных в Токио. Ему это, собственно, ничего не стоило: список пришел по почте. Японская ассоциация газетных издателей и редакторов, желая оказать иностранным журналистам помощь в работе, разослала им эту бумагу совершенно бесплатно, в порядке самой тривиальной любезности. Несмотря на то что у каждого корреспондента имелась копия этого списка, Пирогов пришел от него в такой восторг, что приказал Станиславу отрезать заголовок и представить список в Москву как случайно попавший в их руки секретный документ. Вскоре «центр» откликнулся: «Материал, полученный от тов. Кольцова, [7] представляет исключительную ценность, так как позволяет заполнить давно отмеченный нами пробел в имеющейся информации».
— Вот видишь! — сиял Пирогов. — Всегда слушай меня!
Встретившись как-то со Станиславом в коридоре резидентуры, Пронников выразил удивление, почему Левченко не заходит к нему. С некоторым сарказмом, как показалось Станиславу, он спросил: «Как поживает твоя красавица Наташа? А песик, что с ним? С этим прелестным песиком?..»
В апреле, тоже в коридоре и на ходу, Пронников вдруг поинтересовался: «Что, Наташа уже получила работу?» Он, конечно, не мог не знать, что незадолго перед тем посольство вернуло Наташино заявление с резолюцией: «Вакантных должностей нет».
Одним из наиболее многообещающих знакомств, завязанных Станиславом среди японцев, было знакомство с видным деятелем японской социалистической партии, которому КГБ присвоило кодовое имя Кинг. Левченко тщательно изучал личность этого человека, чтобы «подобрать к нему ключик», и снова и снова повторял про себя советы, полученные в разведшколе от полковника, который приобрел в этом немалый опыт в Соединенных Штатах. Обсуждая со слушателями вопрос, каким образом люди становятся агентами чужой державы, полковник привел американскую формулу «MICE» Money, Ideology, Compromise, Ego, — то есть: деньги, идейные соображения, боязнь компрометации, самомнение (или, если угодно, комплекс неполноценности). И добавил: обычно иностранца способно толкнуть к сотрудничеству с КГБ даже присутствие хотя бы одного из этих факторов, но в идеале лучше использовать все четыре.
Собранные резидентурой данные о Кинге содержали такую информацию: это — респектабельный интеллектуал, в прошлом имевший убеждения, близкие к коммунистическим, продолжающий и посейчас склоняться к марксистской идеологии. Правда, это не обязательно говорило о его симпатиях к Советскому Союзу. Подавляющее большинство японцев относятся к СССР отрицательно, а многие — настолько враждебно, что во время своих поездок по Японии Левченко предпочитал выдавать себя за американца или швейцарца. Японские марксисты часто рассматривают Советский Союз как изменника истинному марксизму, даже японская компартия занимает резко антисоветскую позицию.
Кинг получал прекрасное жалованье. У него были жена и двое детей. Он не страдал какими-либо бросавшимися в глаза недостатками или порочными наклонностями, опираясь на которые можно было бы его шантажировать. В распоряжении ГБ не было данных, что он отличается, скажем, чрезмерным самолюбием, или — что было бы еще лучше — честолюбием. Тем не менее, ища подход к этому человеку, Левченко пытался нащупать скрытые пружины его поведения, черты характера, которые позволили бы воздействовать на тот или иной из элементов, входящих в комплекс «MICE».