КГБ сегодня. Невидимые щупальца. - Бэррон Джон. Страница 26

Руководствовался он и некоторыми общими принципами, которые сам вывел из анализа японской национальной культуры и психологии. Японцы работали очень напряженно, их день был нередко расписан по минутам, и они неодобрительно относились к любой непроизводительной потере времени. Исходя из этого, Левченко старался сделать любую встречу за обедом или ленчем приятной и запоминающейся для собеседника, уснащая беседу тонкой лестью и вводя в нее обрывки тех или иных деловых сообщений, которые Кинг мог счесть полезными для себя.

Используя прием, неоднократно проверенный и доказавший свою эффективность, Левченко как-то заметил: «Откровенно говоря, я хотел бы вам кое-что сообщить — при условии, что это останется между нами. Официально считается, что «Новое время» издается советскими профсоюзами. Но на самом деле это орган министерства иностранных дел, причем он регулярно выпускает конфиденциальный бюллетень для узкого круга лиц, — настолько узкого, что этот бюллетень читают разве что только люди, близкие к Политбюро или непосредственно определяющие советскую политику. Поэтому я не могу позволить себе ошибаться: они должны знать реальные факты, независимо от того, приятны эти факты или нет. Вот почему я так ценю наши доверительные беседы. Ведь вы признанный авторитет в международной политике». (Иными словами это означало: «Мистер Кинг, разговаривая со мной, вы разговариваете не с рядовым, обычным журналистом моем лице вы говорите с руководством Советского Союза и, возможно, в этот самый момент произносите нечто такое, что окажет влияние на дальнейшую политику этой державы!

Руководствуясь донесениями агентов КГБ, уже внедренных в верхние слои социалистической партии Японии, Левченко задавал своему собеседнику вопросы, демонстрирующие поразительное знание обстановки, сложившейся внутри партии, и в японской политической жизни в целом.

Впрочем, иногда он специально преподносил своему собеседнику какой-нибудь факт в искаженном виде, заведомо ошибочно оценивал то или иное событие, давая Кингу возможность поправить его.

— Вы уверены, что это так? — спрашивал он, когда Кинг деликатно указывал на его ошибку. — Я получаю информацию из надежного источника…

Иногда, желая доказать свою правоту и продемонстрировать превосходство своих сведений и соображений, Кинг увлекался и сообщал такие вещи, которые были безусловно новы и поэтому представляли интерес для КГБ. В таких случаях Станиславу, действительно, оставалось только искренне благодарить Кинга за то, что тот рассеивает его заблуждения и предупреждает неправильную оценку им (а тем самым, надо понимать, и руководителями Советского Союза) тех или иных событий.

Демонстрируя доверие, Левченко время от времени информировал Кинга о некоторых неявных изменениях в советской политике или о внутренних проблемах Советского Союза, о которых со дня на день должна была сообщить — но пока еще не сообщила — «Правда». Эти маленькие откровения, ничего не стоившие Советам, делали Кинга на ближайшие несколько дней более информированным — пусть по частным вопросам, — чем его окружение. Сверх того, раза два или три у Левченко появилась возможность поделиться с Кингом кое-какими секретами правящей в Японии Либерально-демократической партии. Этой информацией социалистическая партия, к которой принадлежал Кинг, могла при желании воспользоваться в пику своим соперникам.

Левченко понимал, что завоевать дружеское отношение любого японца очень непросто. Но зато когда это достигнуто, оказывается, что игра стоила свеч, дело в том, что японцы смотрят на дружеские связи почти как на родственные, фамильные. И Станислав медленно, но верно добивался дружбы Кинга. Он старался создать у него представление о себе как о симпатичном, чутком человеке, ничего общего не имеющем с расхожим образом твердолобого большевика. Он предпочитал скромные рестораны и заказывал, обедая с Кингом, непременно японские деликатесы, для многих иностранцев несъедобные да и просто вредные для желудка, например «авабино-кимо» — сырую печень какого-то морского чуда. Он никогда не позволял себе критиковать какие бы то ни было стороны японской действительности и не давал понять Кингу, что в той или иной мере соглашается с его собственными критическими высказываниями.

Их дружеские отношения, казалось бы, укрепились, — и в этот момент Левченко, то ли от чрезмерного доверия к своему партнеру, то ли по недостатку опыта, сделал неверный шаг. Как-то беседуя с Левченко о предстоящих в 1976 году выборах в парламент, Кинг обмолвился, что сложнее всего собрать достаточную сумму денег для подготовки победы. «Ну, так мы вам поможем, если разрешите, — отозвался Левченко. — Мой журнал располагает средствами для подобных случаев…»

Кинг буквально отшатнулся от Станислава, и его лицо мгновенно окаменело. «Нет, нет! — необычно резко запротестовал он. — Это было бы совсем недостойным делом».

Тем не менее, их отношения оказались достаточно прочными, чтобы выдержать даже такой непростительный со стороны Левченко промах, и, когда Станислав предложил встретиться на следующей неделе, чтобы, как обычно, пообедать вдвоем, Кинг не стал возражать.

Левченко заказал отдельную комнату в приличном ресторане. Под монотонный шум дождя за окнами они дружески беседовали о том, о сем часа три. Обед состоял из девяти блюд, сдобренных несколькими чашками подогретого сакэ. Кинг упомянул, между прочим, что уже довольно давно у него появилась мысль начать выпускать информационный бюллетень со статьями на разные политические темы. Такое издание могло бы способствовать упрочению единства социалистической партии.

— О, это великолепная идея! — откликнулся Левченко. — Отчего же вы ее до сих пор не осуществили?

Оказалось, дело опять упирается в деньги. У Кинга были кое-какие личные сбережения, но необходимо было наскрести еще по крайней мере миллион иен. Можно бы, конечно, собрать такую сумму, и довольно быстро, но это означало, что семья Кинга должна будет пожертвовать слишком многим.

Левченко с пониманием кивнул и тут же умышленно заговорил совсем о другом. Его беседы с Кингом чрезвычайно ценны с профессиональной, журналистской точки зрения, но еще больше он ценит завязавшуюся между ними сердечную дружбу. Будучи другом Кинга, он должен бы позаботиться о нем, — позаботиться вот в каком отношении:

— Я журналист, вы — известный политический деятель, — продолжал свою мысль Станислав. — Мы имеем полное право обмениваться мнениями по самым разным вопросам. Но служба контрразведки обычно относится к подобным вещам не в меру ревниво. Она следит за советскими людьми, подслушивает телефонные разговоры, — и все только потому, что речь идет о советских людях. Я эту службу не осуждаю — такова специфика их работы. К тому же некоторые мои соотечественники, быть может, действительно дали повод к слежке. Но в наше время власти в каждом иностранце готовы видеть шпиона. Мне-то как журналисту это почти безразлично, но не хотелось бы невольно причинить неприятности вам.:.

Он клонил к тому, чтобы оба они прекратили звонить друг другу, договариваясь о встречах. Порешили так: отныне при каждой встрече они будут договариваться о двух последующих, и если кто-нибудь из них пропустит очередное свидание, то следующее непременно должно состояться. Кинг согласился с таким порядком — и тем самым объективно вовлек себя в тайные, то есть скрываемые от властей, сношения с иностранцем.

Побудив Кинга сделать этот шаг, Левченко, тем не менее, испытал не гордость профессиональной удачей, а совсем иное чувство — скорее, некоторое отвращение к себе. Выходит, он становится таким же лицемерным и циничным, как и вся система, на которую он работает. Дружески протягивая руку этому японцу, он фактически охотится за его душой, преступая тем самым если не человеческий, то божеский закон. Но что ему остается делать, если он хочет уцелеть в этом КГБ?

Прошел месяц, и Левченко опять, как бы между прочим, спросил Кинга об информационном бюллетене:

— Ну как, что-нибудь прояснилось с деньгами?