Путин против Путина. Бывший будущий президент - Дугин Александр Гельевич. Страница 5
Сегодня моим языком говорит путинский истеблишмент минус остаточные — ненадолго — либералы. Да, меня мало знают, но только потому, что воры никогда не указывают на источники своего состояния. По-моему, это очевидно. Евразийское движение, которое я возглавляю, это своего рода мировоззренческий орден, научная среда… Последнее время к нам все чаще примыкают состоятельные люди, всерьез озабоченные тем, что станет с Отечеством, заинтересованные моделями развития страны и народа, озабоченные Национальной Идеей, на практике столкнувшиеся с пользой и важностью евразийства.
Медленно, постепенно, но неуклонно мы идем к своей цели. Ранее евразийское течение в современной России было представлено только юными интеллектуалами-нонконформистами. Сегодня весомый пласт ее — академические ученые, бизнесмены и промышленники, представители силовых министерств и ведомств, религиозные люди (староверы, мусульмане, мистики и др.), люди административной стати, журналисты и нефтеторговцы, и как всегда — широкий пласт контркультуры — это как раз традиционно.
Консервативная революция свершается
Я всегда стоял на одних и тех же позициях — что Россия должна быть сильным государством, процветающим, могучим, независимым. У нас очень много врагов в мире, и самый главный враг — это Соединенные Штаты Америки, которые особо и не скрывают враждебности к русской цивилизации. Они являются наследниками англосаксонской империи, в геополитическом противостоянии с которой проходили для нас целые века. В свое время, когда власть сделала проамериканский, прозападный уклон, я был в патриотической оппозиции. Но когда власть стала меняться и приходить к норме, а это началось незадолго до прихода Путина, когда премьером назначили Евгения Примакова, я стал лояльней относиться к нашим правителям. Назначение Примакова обнадеживало.
Когда пришел Путин — это был праздник для меня как для патриота. Я возлагал на него много надежд, полагая, что это такая фигура, которая исторически предопределена. Те процессы, которые раньше никак не могли выйти на должный уровень, при Путине нормализовались. Это и упорная, жесткая позиция Москвы в Чечне, и подписание документа о создании Евро-Азиатского экономического сообщества — то, о чем я говорил в течение долгих лет. Переломным моментом стало утверждение Путина о том, что «Россия всегда ощущала себя евроазиатской страной» [4], — все это полностью совпадает с моей линией.
С появлением Путина я оформил свою мировоззренческую и идеологическую позицию в терминологии «радикальный центр». Это фактически центризм, но центризм евразийский. Не просто конформизм с властью, но конструктивное и активное сотрудничество с евразийской властью — такой властью, которая охотно и осознанно идет в том направлении, куда я призывал идти все эти долгие годы напряженной и драматической борьбы. От предшествующей моей фазы остается только радикальность. Она состоит в том, чтобы утверждать евразийские тенденции, идеи и проекты со всей возможной пассионарностью, серьезностью, напряженностью. Еще мой центристский радикализм заключается в том, что я в отличие от сегодняшних конформистов считаю, что Путин хорош без всяких оговорок. И если есть негативные стороны в его правлении, то я считаю, что они настолько второстепенны по сравнению с плюсами, что на них даже внимания обращать не надо. Все помарки исчезают сами по себе. Мы видим, что постепенно происходит с олигархами, которые были просто бельмом на глазу. Не так они, оказывается, все страшны. А что стало с местничеством и сепаратизмом губернаторов? Рассеялись, как дым.
С появлением Путина власть наконец прислушалась к евразийской теории и идее третьего пути. Посмотрите вокруг. Посмотрите на язык, на котором говорит власть, посмотрите на темы, которые обсуждаются сейчас в широкой прессе. Они не могли бы обсуждаться, если бы не было концептуального пласта третьего пути — социального, геополитического, наконец, экономического. Открыл и начал его внедрять ваш покорный слуга. Глупо приводить доказательства. Просто сравните ситуацию с той, что была 20 лет назад, когда эти разработки начинались. Концепции третьего пути укрепляются. Другое дело, что это произошло не через одну конкретную партию, а по линии делегирования определенных идей разным политическим силам. То есть консервативная революция [5], о которой так много писали исследователи-традиционалисты, свершается на наших глазах. Но она оказалась революцией не снизу, а сверху, при отсутствии четко выделенного социального субъекта. Идеи постепенно вошли в сознание.
Посмотрите, о чем сейчас говорят КПРФ и «Единая Россия», о чем пишут политологи. А затем посмотрите внимательно альманах «Элементы», учебники «Основы геополитики» и «Основы евразийства» и догадаетесь, откуда эта символика, эти темы и термины. Например, слова «мондиализм» (стремление объединить все страны под единым мировым правительством), «конспирология» (наука о заговорах), которые я впервые ввел в русский язык. Это были просто кальки, но сегодня они наполнены содержанием и уже есть в словарях. Как сказал замечательный французский поэт Стефан Малларме, «il faut changer la langue» («следует изменить язык»), и вы измените мир. Если мы внедрим свои лингвистические правила, это и будет изменение реальности. Ведь человек — это лингвистическое существо, вне языка он немыслим.
Идеологическое становление: евразийская перспектива
Практически все реальные и действенные шаги Путин предпринял в самом начале своего президентского срока. Стремительно, неожиданно, действуя довольно резко. И именно это стало его политическим фундаментом. Напомню, что мы тогда имели: либерально-западническую элиту, ненавидящую лютой ненавистью Россию и народ, который они называли «эта страна»; СМИ, поделенные между интриганами-олигархами, которые вели между собой войну поверх голов власти и народа; очаг активного сепаратизма в Чечне; расцвет тоталитарных исламских сект — ваххабизма; всевластие региональных баронов; глубокий раскол в обществе. Страна была на грани катастрофы, распада, террора, гражданской войны и хаоса, а в обществе доминировала апатия и глухая злоба. Надо всем висел больной одиозный зловещий тиран.
Путин, придя к власти, фактически дал резкий и эффективный ответ на все эти вызовы. Он остановил экспансию чеченских сепаратистов-ваххабитов, русские вошли в Грозный. Он отобрал у наиболее одиозных олигархов основные СМИ и вернул их в рамки минимальной лояльности государству и народу. Он предотвратил распад России на удельные княжества, к чему фактически вели лидеры «Отечества — Всей России». Путин реформировал в сторону резкого ослабления Совет Федерации и скрепил земли жесткой структурой федеральных округов. Он создал в обществе более нормальную атмосферу, примирил самые острые противоречия, ввел своего рода «моду на патриотизм». Он придавил тоталитарные религиозные секты. Он приостановил, казалось бы, неминуемый распад, дал народу перевести дыхание. Именно на этом основывается его рейтинг, народ принимает и поддерживает только такого Путина.
Отдельная тема — внешняя политика. Здесь Путин следовал одновременно трем стратегиям: патриотическая риторика, и реальное колебание между ориентацией на Европу и США. Так как потенциала для полноценной стратегической автаркии у России нет, то серьезным значением обладает только выбор между США и Европой. Путин в этом вопросе колебался. Так как стратегические интересы России, с геополитической точки зрения, лежат в сфере российско-европейского стратегического партнерства, причем вопреки геополитическим интересам США, то ситуация у Президента была не из легких. Могучие США — кнутом, и пряником — давили на Россию, а нерешительная Европа то протягивала руку дружбы, то тут же отдергивала. Теоретически Путину следовало бы взять курс на последовательное евразийство и не сходить с него ни при каких обстоятельствах — ни после 11 сентября 2001 года, ни во время американской агрессии против Ирака, ни до этих событий. Все шаги в евразийском направлении — активизация отношений со странами Азии, интеграционные процессы в рамках ЕврАзЭС, партнерство с Европой и т. д. — следует признать успехами. Уступки в пользу США — провалами.