Путин против Путина. Бывший будущий президент - Дугин Александр Гельевич. Страница 8

Как бы то ни было, подавляющее большинство населения политически сегодня ориентировано державно. Как распределяются эти державные симпатии? Интуитивные — неполитизированные, обывательские — державники угадывают в Путине своего. В этом случае державность и политический центризм совпадают. Это добавляет Путину поддержки: он как бы аккумулирует и национальные чувства и центристский конформизм. Это очень серьезный сектор населения. В политическом смысле это центристская пропутинская партия «Единая Россия», но не только.

Далее идут более политизированные державники. Левые державники пребывают в определенной оппозиции Путину, это КПРФ и «Справедливая Россия». Но именно такая формула «державность против державности» ослабляет позиции коммунистов, которые ранее консолидировались явной русофобией режима Ельцина. Представляется, что часть левопатриотического электората при определенном условии может быть инкорпорирована в путинском направлении. Зюганов репрезентирует ортодоксальное ядро этого сектора, но от него, кажется, все начинают уставать.

Есть либеральные полудержавники. Это вчерашние радикальные западники-реформаторы, прагматически осознавшие, что дальше так нельзя, потому как неизбежно наступит крах. Они нехотя, с отвращением берут державные лозунги, оставляя акцент на «либерализации экономики» — «Правое дело» или «гуманитарной демократии» — «Яблоко» — Явлинский. Этот электорат также не является собственностью правых и может при определенных обстоятельствах поддержать Путина. Впрочем, количественно этот электорат довольно мал.

Следом идут люмпен-державники, люди с дурным вкусом, мелкий криминал, политические олигофрены — это паства ЛДПР. Державность здесь понимается через агрессивный глупый — подчас точный — юмор. Это — аудитория программы «Окна» или «Прожектор Перис Хилтон», только с политическими наклонностями. Они «державники» по болезни. И они могут частично поддержать Путина, если пару его политтехнологов накануне выборной кампании сойдут с ума от напряжения.

Наконец, догматические державники. Это маргинальные ультрапатриоты, скинхеды, бытовые расисты. Данный сектор красочен и брутален, но политически совершенно деконсолидирован, его вожди — слабые маньяки с пониженным тонусом. Электорально они мало что значат, но выступают хорошим «аргументом» в пиар-акциях недержавников против державников. За кого будут голосовать скинхеды и ультранационалисты — не имеет значения. Скорее всего накануне переберут от возбуждения и до урн не дойдут.

Последняя группа — антидержавники. Это реинкарнация Митковой, «Новая газета», правозащитное движение, экономический блок правительства, олигархи, либеральное наваждение Чубайс, Каспаров, Венедиктов, группа гомосексуалистов из Госдумы, запрещенная Козаком, и еще много разных и хорошо узнаваемых медийных личностей. Собственным электоратом на сегодняшний день они обладают минимальным: в рамках статистической погрешности (известно, что довольно значительный процент голосующих в России зачеркивает в бюллетенях не тех, кого хочет, из-за нервов или плохого зрения). Этот электорат персонифицирован «Правым делом». Он гравитирует строго около нуля. Конечно, он против Путина, но Путин может на это не обращать внимания. Другое дело, что в элите позиции данного сектора до сих пор очень сильны — обратно пропорционально влиянию этих групп на общество. Так как за ними поддержка внешних сил, они могут навредить Путину и стране очень серьезно, чем они, увы, довольно успешно и занимаются.

Что получается? Путин как державник — без пояснений какой именно — правый, левый или еще какой — теоретически способен выбирать электорат из огромного сектора, заведомо превышающего «Единую Россию». Этот замысел попытались было реализовать в проекте «Общероссийский народный фронт», но подковерная борьба за контроль над этим политтехнологическим «ресурсом» не дала возможности успешно его реализовать. Конечно, в такой ситуации Путину лучше всего было бы сразиться с олицетворением антидержавников, представляющим «мировое зло», типа Березовского, тогда победа Путина была бы 100 против 0. Фигура Березовского как черта, против которого надо немедленно что-то предпринять, мобилизовала бы и 100 %-ную явку населения. Но это едва ли случится, и поэтому Путину придется иметь дело с версиями державности — левой (оппозиционной), либеральной (полуоппозиционной) и расплывчатой (центристской — к которой он склоняется сам). Любое, даже минимальное, смещение позиции Путина от либерализма к социализму будет сопровождаться позитивным скачком его рейтинга, если только этот рейтинг не примутся усердно подделывать испуганные до визга сотрудники «Эха Москвы» и их родственники. Это объясняется тем, что в области экономических симпатий не существует прямой аналогии с чисто политическими симпатиями. Либерализм по душе весьма ограниченной прослойке, и он еще хоть как-то воспринимается только потому, что до сих пор многие не поняли, что это такое. Когда поймут, отшатнутся с негодованием, даже если его оснастят «державной фразеологией». И наоборот, левые симпатии, социальная справедливость, социальное государство имеют в обществе огромное число сторонников — как тех, кто стоит горой за КПРФ, так и тех, кто с партийными пристрастиями не определился. Обращение Путина к этой нише, с электоральной точки зрения, будет весьма результативным. Это не ослабит, но содержательно укрепит его державность.

Что касается возрастных особенностей электората, то в нем, безусловно, лидируют пенсионеры, пожилые люди, инвалиды, социально слабые и незащищенные — «обездоленное большинство», dispossessed majority. Выборы — это единственный день, когда они кому-то нужны и могут совокупно выразить позицию. Они будут определять картину. Излишне говорить, что здесь 90 % державной и социальной ориентации. Если до них дойдет (это, правда, маловероятно), что главные идеологи Путина в экономике — «правые либералы», получится не очень красиво, так как в этой среде либерализм сегодня крайне малопопулярен, мягко говоря. К этому обязательному электорату примыкает средний возраст чиновников и служащих. Их симпатии тоже державные и центристские, левый уклон, однако, будет заметен и здесь. Сюда же примыкает и малый бизнес, которому все надоело. Огромная надежда у чистых центристов на армию, больницы и «экономические княжества олигархов» (типа Норильска), которые всегда голосуют за действующую власть по понятным причинам. Молодежь на выборы не ходит вообще. Или в мизерном количестве, она в политическую жизнь как класс не включена. Из этого можно сделать следующий вывод: большинство поддержит умеренного Путина как левого державника. Но если электорат серьезно запутать, то поддержит и не как левого.

Формула Путина: эволюция политического образа

Феномен Путина — это феномен политологический, функциональный, в определенном смысле политтехнологический. Вопрос «Who is mister Putin?» не случайно сформулирован по-английски и в таком виде и транслировался, став штампом. В русском контексте нетвопроса «Кто Вы, господин Путин?», потому что самим россиянам очевидно, что в феномене Путина личность либо незначительна, либо скрыта искусственно, либо пока не проявилась. Не будем задаваться метафизическим вопросом: какова личность Путина? Есть ли она вообще? Это для нас не важно: с политологической точки зрения, ее почти нет. У Путина нет и персонального политического портрета— он пришел к высотам власти, повинуясь запросу сверху, минуя целые лестничные пролеты. У него не было серьезного политического, партийного, аппаратного веса; он стал первым лицом, не опираясь ни на какие консолидированные команды, силы, социальные пласты. «Кто был никем, тот стал всем».

У Владимира Путина не было и вкуса к власти так же, как и персонализированного авторитаризма. Все решения Путина основаны на четкой и вполне определенной политической логике. В них отсутствует волюнтаристский момент,доминировавший при Ельцине. Подтверждение этого — в отсутствии команды. Строившие ожидания по факту прецедента российские политологи искусственно раздулифактор «питерских» в их противостоянии «семейным». Отсутствие волюнтаризма у Путина было поспешно объяснено взаимоуравновешивающей силой команд. Но этих команд просто нет. «Питерские» и «семейные» настолько переплетены, неконсолидированы, не имеют общих корпоративных, экономических, политических и иных целей, что выделение этих групп есть условность, если не сказать дезинформация. Она служит для того, чтобы в привычных категориях объяснить слабость волюнтаристского начала в Путине. А волюнтаристское начало столь присуще русской истории, что трудно представить его слабость или вообще отсутствие.