«Уродливое детище Версаля» из-за которого произошла Вторая мировая война - Лозунько Сергей. Страница 31

Добавим, что Пилсудский был не просто авантюрист, но откровенный польский шовинист. Ллойд Джордж по адресу польского диктатора высказался словами Джона Морлея (английского ученого и политического деятеля): «нет худшего шовиниста, чем якобинец, ставший шовинистом» [150].

«Поляки, — указывает бывший британский премьер, — нашли себе вождя, который очень хорошо подходил для предъявления требований, основанных не на справедливости, а на силе, и для которого патриотизм был единственным критерием права… вплоть до самой своей смерти этот могущественный человек — был ли он или не был у власти — фактически руководил всей политикой своей страны… С момента, когда он достиг власти, он отдавал все силы своего ума и воли политике территориальной экспансии при помощи оружия» [151].

На таком же «правовом» фундаменте — шовинизме, силе оружия и несправедливости — Польша и защищала результаты своей экспансии.

Впоследствии немецкие нацисты шли к власти на уничижительной критике версальской системы, на призывах к объединению германских земель и разделенного немецкого народа, на лозунгах освобождения немцев, оказавшихся вне Германии и подвергаемых преследованиям по национальному признаку. Это были альфа и омега их пропаганды. И ведь в большинстве случаев — совершенно справедливые! Другое дело, что за ширмой этой пропаганды скрывались не менее (а то и более) неприглядные намерения, чем у той же Польши Пилсудского. Но сути дела это не меняет: основа для нацистской пропаганды в стиле «германский реванш» во многом была создана в т. ч. и Польшей.

Если судить по тенденциям развития межвоенной Польши, то она шаг за шагом шла к введению нацистского режима того же образца, что был установлен Гитлером в третьем рейхе. Поляки просто по времени не успели довести это дело до логического завершения — из-за германского нападения осенью 1939-го. Хотя многое в этом плане им удалось. И только большие жертвы, понесенные Польшей в ходе Второй мировой войны, да тот факт, что поляки оказались на стороне союзников, впоследствии затушевали собственно польский фашизм 20—30-х гг. Потому эта тема и не получила широкого освещения в советской и западной историографии. Обстоятельства «холодной войны», когда и СССР, и Запад боролись за симпатии Польши, способствовали тому, что поляки ушли от ответственности — хотя бы моральной, политической и исторической — за совершенное ими в межвоенный период.

Участники Парижской мирной конференции вполне отдавали себе отчет, какое будущее ожидает национальные меньшинства в «свободной Польше». И союзники пытались предусмотреть нечто вроде «смирительной рубахи» на указанный счет. Но в итоге так и не создали действенного механизма — положились на «честное шляхетское слово». И, конечно, зря. Ибо это было то же самое, что снять смирительную рубаху с сумасшедшего в обмен на его подписку о хорошем поведении.

Начиная работу по выработке условий послевоенного мирного урегулирования, Антанта обязалась принять на себя ответственность за защиту национальных меньшинств, которые при создании новых государств и масштабном перераспределении территорий Центральной и Восточной Европы оказывались в пределах иноэтничных государств.

Принцип самоопределения народов, нашедший свое логичное продолжение в попытках (хотя и крайне неудачных) создания национальных государств, ведь не просто так (по чистому благородству тогдашней мировой политической элиты) был поставлен в повестку дня как в ходе, так и после Первой мировой войны. Его рассматривали как залог предотвращения будущих войн. Ибо национальные меньшинства, находящиеся под властью других народов да еще и испытывающие национальный (языковой, религиозный и т. д.) гнет, — это потенциальный источник конфликта. Вся мировая история была тому свидетельством, включая и Первую мировую, развязыванию которой в т. ч. послужили и проблемы ряда угнетавшихся национальностей. Поэтому эффективная система защиты нацменьшинств должна была стать одним из краеугольных камней всей системы послевоенного мироустройства.

Достичь этнической однородности в новых государствах по ряду причин, в т. ч. объективных, не удавалось. От идеи массового переселения народов (ради достижения этнической однородности) тоже отказались. Остановились на концепции обеспечения гарантий свободному развитию национальных меньшинств.

«Еще на ранней стадии работы Мирная конференция признала, что вопрос о защите национальных меньшинств в новых государствах имеет первостепенное значение. Все заинтересованные стороны соглашались, что обеспечение защиты этих национальных меньшинств — одно из главнейших условий мирного урегулирования. Независимо от требований простой справедливости мы предвидели еще больше неприятностей в будущем, если бы какое-нибудь из национальных меньшинств стали притеснять», — подчеркивает Ллойд Джордж [152].

Уже в апреле 1919-го по инициативе экономической секции британской делегации на Мирной конференции в Париже началось обсуждение вопроса о получении от новых государств гарантий населению (прежде всего нацменьшинствам), которое передается в их состав. «В первую очередь речь шла о Польше, о вновь созданном государстве, в состав которого, кроме большого числа евреев, включались и другие национальности — немцы, русские и т. д.», — отмечает бывший британский премьер.

Поскольку договоры с Польшей и с Германией предполагалось подписать одновременно, то предлагалось, чтобы Варшава приняла на себя обязательство «включить в договор с главными союзниками и объединившимися державами такие условия, какие упомянутые державы сочтут необходимыми для защиты интересов жителей Польши, отличающихся от большинства населения по расе, языку или религии. Далее Польша признает и соглашается включить в договор с упомянутыми державами такие условия, какие они считают необходимыми для обеспечения свободного транзита и равного отношения к торговым правам других наций» [153].

Однако не успели союзники даже заикнуться о том, чтобы гарантии нацменьшинствам со стороны Польши (и других новых государств) были не просто декларативными, но при этом обеспеченными гарантийными механизмами, в т. ч. принудительного характера, как поляки и прочие «освобожденные нации», получавшие право на свою государственность, подняли вселенский хай с упором на то, что недопустимо-де попирать их суверенитет, самостоятельность и национальное достоинство. Дескать, они сами в состоянии разобраться со своими внутренними вопросами.

Ллойд Джордж вспоминал: «когда впервые был поставлен вопрос о принудительных гарантиях, которые могут быть принудительно осуществлены великими державами, это предложение встретило серьезную оппозицию со стороны малых государств… бунт, как говорили, против самовластного и недопустимого вмешательства великих держав во внутренние дела малых стран» [154]. Странно, что союзников не насторожил этот бунт. А может, и насторожил, да верх взяли иные соображения, о которых мы говорили выше. Ведь было совершенно очевидно, что оные возражения против действенных международных гарантийных механизмов защиты прав меньшинств — с прицелом на будущее попрание этих самых прав.

К сожалению, на мерах принудительного характера относительно гарантий нацменьшинствам, в частности в Польше, так никто и не настоял. Как покажет время — это оказалось большой ошибкой, в т. ч. с точки зрения сохранения мира в Европе.

Но на конференции поляки, конечно, были щедры на решительные обещания относительно предоставления самых широких прав и возможностей для самореализации непольских народов в Польском государстве.

Соответствующие заверения Польши относительно прав нацменьшинств на конференции изложил Падеревский: «От имени польского правительства я заявляю, что Польша предоставит всем национальным, языковым и религиозным меньшинствам те же права, что и другим своим гражданам. Она обеспечит этим меньшинствам все свободы, которые были и будут предоставлены им великими нациями и государствами Запада, и готова расширить эти права в тех пределах, в каких Лига Наций признает это желательным для входящих в нее государств.