Партия. Тайный мир коммунистических властителей Китая - МакГрегор Ричард. Страница 34

Очутившись в узилище, склонный к философствованию Ма заявил, что система назначений — и абсолютная власть, которую она давала партийным боссам — изначально содержит коррупционные стимулы. «На практике в любом регионе секретарь парткома является представителем партии и орготдела, — сказал он, — и, стало быть, за ним остается последнее слово по кадровым вопросам». Что же касается системы, где «зеленый свет» получают только многообещающие работники, результат выходит точно такой же, потому что партия, по сути, публично объявляет, что больше никто не будет расти в должности. «Все оставшиеся бросаются делать деньги. А если кто попадет в приоритетные списки на выдвижение, то без колебаний выложит потребную сумму, лишь бы рост начался как можно раньше».

Если не поменять систему, результат будет один и тот же при любом партсекретаре. Для проверки своего тезиса Ма предложил антикоррупционному ведомству устроить эксперимент: прислать какого-нибудь заведомо честного сотрудника на место секретаря парткома в отдаленном регионе и оставить там на годик. «Этот человек вскоре начнет брать деньги с еще большим размахом, чем я сам в свое время», — уверял Ма.

В случае Ма Дэ прокорродировало основание системы назначений, покрывшись паутиной коррупционных трещин. Не так давно Орготдел обнаружил, что подорвать влияние партии способен даже легитимный государственный бизнес. Любой чиновник одной ступенькой ниже уровня номенклатуры считал, что битва за следующий шаг является самой главной в его жизни: именно она определяет его восхождение к эксклюзивному партийному рангу. В этой точке карьеры простой бюрократ превращается в члена правящей элиты, но находящегося под прямым контролем Орготдела ЦК КПК. Если сравнивать однопартийное китайское государство с Западом, то это примерно эквивалентно победе перспективного политика после многолетней обработки электората.

Для чиновников госпредприятий карьерный рост в начале текущего столетия стал определяться иными критериями. Когда госкомпании продавали свои акции за рубежом, руководящие работники получали фондовые опционы. Последовавший затем биржевой бум поставил многих этих чиновников перед дилеммой, с которой никогда не сталкивались их предшественники. Готов ли ты ждать перевода в номенклатуру, другими словами, хочешь ли ты стать настоящим политиком и подвергаться надзору и давлению за небольшой легитимный доход? Или лучше обналичивать акции, которые выданы тебе на совершенно законных основаниях, и продолжать оставаться бизнес-руководителем? Неудивительно, что многие китайцы предпочли взять деньгами и заняться делами предприятия. Лишь несколькими годами ранее подобный вопрос вообще бы не возник, потому что вплоть до конца 1990-х гг. работники правлений на госпредприятиях не имели права получать фондовые опционы.

Пекин изменил свое отношение, когда взял курс на вывод крупных госпредприятий на иностранные биржи. Коль скоро очень многое зависело от успеха этого шага, Пекин решил послать фондовым рынкам четкий сигнал, выделив государственным служащим акции госпредприятий, как это принято в частных западных компаниях. В результате китайские функционеры получали такие же стимулы к повышению рентабельности и биржевых котировок, как и западные инвесторы. В теории опционы напрямую связывают вознаграждение с бизнес-показателями компании, поскольку они позволяют правлению купить акции по установленной номинальной цене, а впоследствии их выгодно продать, если биржевая котировка превысит стоимость покупки. Этот сигнал вызвал за рубежом полемику, в основном потому, что Пекин не заострил внимание на одном важном условии: опционы на самом деле не предназначались для реализации. Вместо того, чтобы стать стимулирующим инструментом, китайские опционы были уловкой, благодаря которой государство могло получить максимальную цену при размещении акций за границей. Опционы регистрировались на имена должностных лиц, однако по сути оставались собственностью государства. «В то время правительство не слишком задумывалось о будущем, — говорит Ли Лимин, журналист «Экономического обозревателя». — Они просто хотели решить текущую задачу».

Поначалу не все китайские чиновники разобрались в характере предоставленных им опционов. Один иностранный инвестиционный банкир рассказал такой случай: он со своим клиентом из муниципального «Шанхайского промышленного холдинга» вел переговоры с «Фиделити», глобальным инвестиционным фондом, когда ШПХ собирался выпустить новые акции в Гонконге. В мае 1996 г. эти акции были зарегистрированы с котировкой порядка $НК₇, а затем выросли чуть ли не в шесть раз, означая тем самым весьма значительную потенциальную прибыль для этого китайского клиента. Брокер из «Фиделити» поинтересовался: «А вам не завидуют коллеги, не имеющие таких опционов?» «Нет, не завидуют, — ответил чиновник, — потому что опционы на самом деле не имеют смысла, как если бы они принадлежали кому-то другому». По словам банкира, брокер сильно разгневался и потребовал объяснений, подозревая, что вся прочая информация по новому выпуску носит такой же фиктивный характер. Китаец сообразил, что допустил просчет, и тут же стал выкручиваться, заявив, что безвозмездно отписал прибыль государству, лишь бы не восстановить коллег против себя.

Высшее руководство крупных государственных фирм зачастую могло бы извлечь потенциально громадную, многомиллионную прибыль из этих опционов; у них, однако, нет иного выбора, кроме как соблюдать директиву, предписывающую воздерживаться от реализации опционов. А вот сотрудники, стоящие одной ступенькой ниже уровня номенклатуры и не находящиеся под прямым контролем Орготдела ЦК КПК, склонны принимать совсем другие решения. Когда в первые годы текущего столетия наблюдался резкий подъем фондовых рынков, члены правлений начали потихоньку обналичивать прибыль. Например, к 2008 г. небольшая группа руководителей «Чайна Мобайл» сбыла свои опционы на сумму 1,53 миллиарда долларов.

И без того противоречивая ситуация с опционами осложнилась дебатами о щекотливом внутреннем вопросе по поводу крайне скудной формальной оплаты труда руководства наиболее значимых госпредприятий. Эти люди с завистью смотрели на многомиллионные заработки своих западных коллег. «В то время высшие управленцы госпредприятий в Гонконге получали меньше секретарши-иностранки», — сообщает один из китайских банкиров. Из-за маленьких формальных окладов они стали выискивать другие источники дохода: премии, оплата личных издержек из кармана предприятия, неофициальные фонды для проведения различных кампаний и дополнительные зарплаты, оформляемые через дочерние фирмы.

Управленцы, работавшие за рубежом, с энтузиазмом подхватили этот почин. Цзи Хайшэн, президент сингапурского отделения КОСКО, государственного грузового пароходства Китая, сидел на целой горе опционов стоимостью в миллионы долларов. Курс акций КОСКО бодро шел в гору параллельно с резким ростом объема внешней торговли. Подобно многим бизнес-руководителям во всем мире, оказавшимся в сходной ситуации, Цзи подумал, что было бы неплохо поощрить сотрудников за успешное ведение дел. «Финансисты из подразделения «КОСКО Инвестментс» показали настоящее чудо: рыночная стоимость наших акций выросла с SG$100 миллионов до нынешних SG$10 миллиардов, — заметил он. — Сингапурские СМИ именуют меня не иначе как суперзвездой, потому что я породил многочисленных миллионеров и даже миллиардеров». Цзи беззаботно заявил, что «не понимает», отчего правила пекинских властей ограничивают реализацию опционов, и решил следовать в первую очередь «местным сингапурским законам». Другими словами, он имел право продать свои опционы — и именно так поступил.

Люди типа Цзи сознательно идут на такой выбор. Они могут либо подчиниться требованиям и сохранить пригодность к выдвижению в высшие эшелоны партии, либо остаться на уровне бизнес-руководителя и продолжать делать деньги. «Если человек не хочет лезть наверх, любые ограничения теряют для него эффективность», — говорит журналист Ли Лимин. Фондовые опционы, в известном смысле эзотерический финансовый инструмент, вдруг превратились в политическую проблему. На кону стояли отнюдь не только деньги. Речь шла о новом поколении управленцев, которые отказывались от выдвижения в обмен на финансовые выгоды. «Они говорят: смотрите, я повысил стоимость активов; значит, меня надо вознаградить, — сказал китайский банкир. — А партия отвечает: подумаешь, так получилось лишь оттого, что мы тебя туда поставили».