Судебная петля. Секретная история политических процессов на Западе - Черняк Ефим Борисович. Страница 13

Что же вероятнее — что Жанна назавтра забыла год своего рождения или что она не хотела сообщить настоящую дату? Обычно для объяснения подобных двусмысленных ответов ссылаются на то, что в средние века не велись записи рождения и никто среди простого народа не знал точно свой возраст. Этому доводу не следует придавать преувеличенного значения. Да, метрик не существовало, но приходские священники отмечали даты крещения новорожденных. Кроме того, окружающие знали, во время какого памятного чем-то — для семьи или села — события родился каждый житель, и это позволяло определять возраст с точностью до года. В этой связи можно отметить, что все земляки и друзья детства Жанны, которых допрашивали в качестве свидетелей на процессе реабилитации в 1456 г., были в состоянии точно указать, сколько им лет. Изабелла Жирарден сказала, что ей 51 год, Овьет — 45, Манжет — 43 года и т. д. Как же объяснить, что за четверть века до этого Жанна, несравненно более развитая и способная, чем ее землячки, могла определить свой возраст только приблизительно, а назавтра сообщить, что она его вообще не знает? Если же отбросить столь сомнительное заявление Жанны 21 февраля 1431 г., то целый ряд других данных позволяет определить, что она, вероятно, родилась в конце 1407 г.

Во-первых, на допросе 22 февраля 1431 г. Жанна сообщила, что, когда впервые услышала «голоса» святых, ей было «тринадцать лет или около того». А на допросе 27 февраля она утверждала, что впервые побывала в Вокулере через семь лет после того, как святые взяли ее под свое покровительство. В Вокулер Жанна прибыла в мае 1428 г. Ей тогда, по ее собственному подсчету, было 20 лет (тринадцать и семь). Один из авторов, придерживавшихся традиционной версии, аббат Поль Гийом, в недоумении даже высказал предположение, будто здесь речь идет об ошибке переписчика. Но ведь так можно отвергнуть любое свидетельство источников, не укладывавшееся в заранее созданную схему. Между тем, если предполагать, что Жанна не хотела точно указывать свой возраст, а этими показаниями 22 и 27 февраля она невольно выдала себя, все находит приемлемое объяснение.

Во-вторых, обратимся к обвинительному акту, составленному 27 марта 1431 г., после первой серии допросов Жанны. В пункте 8 этого акта говорится, что Жанна отправилась в Нефшато, когда ей было около 20 лет. Между тем дату этой поездки можно датировать точно июлем 1428 г., иначе говоря, она родилась примерно в 1408 г. Кошон посылал своих людей в Домреми, чтобы собрать сведения о детских годах Жанны, отсюда и проистекала его осведомленность о ее возрасте. И снова это свидетельство обвинительного акта ставит в тупик сторонников традиционной версии. Один из них, С. Л юс, считает, что речь опять-таки идет об ошибке писца — тот поставил латинскую цифру «X» вместо нужной цифры «V» (в результате получилось XX лет вместо XV). Однако в данном случае предположение о такой ошибке приводит к явному абсурду — получается, что Жанна родилась примерно в августе 1413 г. и что ей было всего 15 с половиной лет, когда она освободила Орлеан! Добавим, что придворный хронист герцога Бургундского Ангерран де Монтреле, видевший Жанну сразу после ее взятия в плен, сообщал, что ей «двадцать лет или около того». Здесь не может уже идти речь об ошибке писца, поскольку возраст обозначен не цифрой, а прописью.

Другие хронисты дают различные даты рождения Жанны. Персеваль де Каньи, историограф герцога Алансонского, в хронике, написанной между 1434 и 1437 гг. и передающей много весьма достоверных сведений о Жанне, отмечает, что она начала свою миссию, когда ей было «от восемнадцати до двадцати лет», однако через страницу можно прочесть, что Жанна была захвачена, когда ей было примерно двадцать восемь лет, а это полностью противоречит предшествующему свидетельству.

Другой пример такого же противоречия: современник Жанны Филипп де Бергам пишет, что она прибыла ко двору, когда ей было шестнадцать лет, и двадцать четыре года, когда ее сожгли в Руане. На деле же между этими событиями прошло не восемь лет, а лишь два года с лишним. Если верить тому, что Жанне было 24 года, когда она была сожжена в Руане, это снова подводит нас к 1407 г. как дате ее рождения. Между прочим, Бергам сообщает, что заимствует свои сведения у Гийома Гюаша. Фамилию Гюаша, или Гокаша, некоторые историки считают искажением фамилии Рауля де Гокура, приближенного герцога Орлеанского и правителя Орлеана, сражавшегося вместе с Жанной при освобождении этого города. В дневнике парижского буржуа отмечается, что Жанна погибла примерно двадцати семи лет от роду. Все эти данные по крайней мере доказывают, что нельзя безапелляционно считать датой рождения Жанны 1412 г. Есть к тому же другие основания усомниться в этой дате. В 1428 г., когда Жанна жила в Нефшато, ей пришлось предстать перед трибуналом в Туле по обвинению в нарушении обещания выйти замуж за какого-то деревенского парня. Она поехала за 150 километров, как сама рассказывала, одна по очень небезопасным дорогам. Если считать, что ей было около 21 года, то это можно понять, но подобную поездку шестнадцатилетней девушки трудно представить. Кроме того, если ей было 16 лет, то она считалась бы по тогдашним законам Лотарингии несовершеннолетней и не могла бы сама защищать свои интересы в суде.

Обратимся теперь к показаниям подруг Жанны во время процесса 1456 г. Овьет, которой было тогда 45 лет (иначе говоря, ока родилась в 1411 г.), заявила, что Жанна была старше ее на три или четыре года. Вряд ли Овьет могла ошибаться в возрасте подруги своего детства, ставшей народной героиней, и считать ее старше себя на несколько лет, если бы она была на год ее моложе. Это означало бы сделать ошибку в пять лет — очень большой разрыв в юные годы. Вряд ли здесь могла быть и ошибка писца, ведшего протокол. Изабелла Жирарден, хорошо знавшая Деву Жанну, которая была крестной матерью одного из ее детей, явно считала Орлеанскую деву однолеткой. Между тем Изабелла родилась в 1405 или 1406 г. и вряд ли могла принимать Жанну за свою ровесницу, если та была на шесть или семь лет ее моложе. Жители Домреми, подруги и соседи Жанны, дававшие показания, не могли не понимать, что, относя рождение Девы к 1407 или 1408 г., они тем самым свидетельствовали, что Изабелла Роме не являлась ее матерью. Ведь в эти годы Изабелла Роме родила сына Пьера и дочь Катерину. Может быть, поэтому и возникла неопределенность в их ответах.

В ряде современных и более поздних свидетельств второй половины XV и первой половины XVI в. по-разному определяется возраст Жанны во время процесса в Руане — 22, 24 и даже 28 лет, что в любом случае относит дату ее рождения ранее 1412 г. Сподвижники Девы Жан де Новлонпон и Бертран де Пулакги неопределенно говорили, что, по слухам, Жанна происходила из Домреми. Кузен Жанны Дюран Лаксар, проживавший неподалеку от Домреми, ограничился заявлением, что, «по его мнению», Жанна родилась в этом селении. Подобные осторожные выражения — «как мне кажется», «как люди говорили», «как мне приходилось слышать» — то и дело встречаются в ответах многих свидетелей. Другие вообще уверяли, что им ничего не известно о семье Жанны, хотя это вряд ли было правдой.

Процесс реабилитации, к подготовке которого приступили по приказу короля в начале 1450 г., продолжался долгие шесть лет. Был составлен список вопросов, прежде всего о детских и юношеских годах Жанны. Показания жителей Домреми было поручено собрать Жану дю Ли, брату Орлеанской девы. Не по его ли подсказке давались показания, причем свидетели нередко сопровождали их оговорками: «как мне кажется», «как мне говорили», «как я считаю» и т. п. Противники традиционной версии акцентируют внимание на осторожности, с которой велся контрпроцесс. Свидетелям задавали заранее подготовленные вопросы. Ответы на них должны были доказать, что Жанна родилась в Домреми.

Во время процесса реабилитации для Рима было неудобно признавать посмертную — после церковного приговора — жизнь Жанны. То же самое следует сказать и об интересах короны: королю была нужна только реабилитация Жанны, но не разоблачение ее подлинного происхождения и спасения.