Новые и старые войны: организованное насилие в глобальную эпоху - Калдор Мэри. Страница 26

Политические цели новых войн имеют в виду притязание на власть на основе внешне традиционных идентичностей — нации, рода (tribe), религии. И все же это оживление политики партикулярист-ских идентичностей невозможно понять в традиционных терминах. Его надо объяснять в контексте растущего культурного диссонанса между теми, кто активно вовлечен в транснациональные сети и использует для коммуникации электронную почту, факсы, телефон и авиаперелеты, и теми, кто исключен из глобальных процессов и привязан к своему месту жительства, даже если сама их жизнь, возможно, во многом зависит от этих самых процессов.

Было бы ошибкой полагать, что данное культурное размежевание можно выразить в простых политических терминах, что те, кто поддерживает политику партикуляристской идентичности, выступают против процессов глобализации, а те, кто склоняется к более толерантному, мультикультурному универсалистскому подходу, входят в новый глобальный класс. Напротив, среди глобалистов можно обнаружить живущих в диаспоре националистов и фундаменталистов, «реалистов» и неолибералов, убежденных в том, что компромисс с национализмом дает наибольшую надежду на стабильность, а также транснациональные преступные группы, наживающиеся на новых войнах. И хотя среди тех, кто привязан к той или иной территории, вероятно, найдется немало таких, кто уцепился за традиционные идентичности, есть также отдельные мужественные личности и группы граждан, отвергающие партикуляризм и какую бы то ни было исключительность.

Суть дела, скорее всего, в том, что процессы, описываемые словом «глобализация», ломают культурные и социально-экономические разграничения, которые определяли закономерности политической жизни, характерные для Нового времени. И новый тип военных действий необходимо рассматривать в контексте этих глобальных сдвигов. Новые формы борьбы за власть могут выступать под личиной традиционного национализма, трайбализма или религиозного фундаментализма, но тем не менее они являются современными феноменами, вызванными современными причинами и отражающими некие новые характеристики. Все это сопровождается растущим глобальным сознанием и чувством глобальной ответственности не только у отдельных лиц, но и среди различных правительственных и неправительственных институтов.

В данной главе я описываю некоторые ключевые характеристики процесса глобализации, ведущие к появлению новых форм политики идентичности. В последнем разделе я постараюсь обрисовать возникающее политическое расхождение между политикой партикуляристской идентичности и политикой космополитических или гуманистических ценностей.

Характеристики глобализации

В своей книге «Нации и национализм» Эрнест Геллнер анализирует связь между национализмом и индустриализацией⁶³. Он описывает появление вертикально организованных светских национальных культур на основе национальных языков, которые позволили людям ответить на вызовы эпохи модерна и обеспечить повседневное взаимодействие с промышленностью и государственной властью. По мере того как фабричное производство приходило на смену различным сельским занятиям и все новые и новые аспекты повседневной жизни испытывали вторжение государства, у людей появлялась потребность в общем административном языке (как для устного, так и для письменного общения) и в приобретении определенных стандартизированных навыков. Более ранние общества характеризовались существованием горизонтальных высоких культур (например, латинской, персидской, древнеиндийской и т. д.), которые основывались на религии и не обязательно были связаны с государством. Они сочетались с большим разнообразием вертикально организованных низких народных культур. Если более ранние высокие культуры воспроизводились в религиозных институтах, а низкие культуры передавались посредством устных традиций, то новые вертикальные национальные культуры генерировались новым классом интеллектуалов (писателей, журналистов, школьных учителей), который появился вместе с введением книгопечатания, публикацией светских изданий (таких, как газеты и романы) и распространением начального образования.

Есть основания полагать, что процесс глобализации уже начал ослаблять эти вертикально организованные культуры. По всей видимости, сейчас появляются новые горизонтальные культуры, возникающие из новых транснациональных сетей, в основе которых лежит тот или иной из формирующихся транснациональных языков: конечно, это английский язык, зачастую связанный с культурой массового потребления и всемирно известными брендами, вроде Coca-Cola, McDonald’s или Starbucks, но также арабский, продвигаемый с помощью новых спутниковых телеканалов наподобие «Аль-Джазиры» или «Аль-Арабии», и, благодаря распространению социальных медиа, китайский, испанский или хинди. Будучи результатом некоего нового утверждения местной специфики, они сочетаются с пестрой мешаниной национальных, локальных и региональных культур.

Термин «глобализация» скрывает под собой комплексный процесс, который в действительности включает в себя одновременно глобализацию и локализацию, интеграцию и фрагментацию, гомогенизацию и дифференциацию и т. д. С одной стороны, этот процесс создает инклюзивные транснациональные сети людей. С другой стороны, он исключает и атомизирует значительное число людей, более того, подавляющее большинство. С одной стороны, облик того, как живут люди, во многом сформирован событиями, происходящими вдали от тех мест, где они живут, и неподвластными их контролю. С другой стороны, налицо новые возможности для усиления роли локальной и региональной политики через ее включенность в глобальные процессы.

Процесс глобализации имеет длительную историю. Более того, некоторые полагают, что настоящая фаза глобализации не представляет собой ничего нового: с момента своего зарождения капитализм всегда был глобальным феноменом⁶⁴. Впрочем, за последние 20 лет новым стала поразительная революция в области информационных и коммуникационных технологий. Я бы сказала, что этот научно-технический прогресс придает качественную глубину самому процессу глобализации, который пока еще никоим образом не предрешен. На данный момент контуры этого процесса образованы послевоенными институциональными рамками, и в частности курсом на дерегулирование, который был взят правительствами в 1980-1990-х годах. Его будущее будет зависеть от эволюции политических и социальных ценностей, действий и форм организации. Сейчас я обрисую некоторые ключевые тренды, имеющие отношение к пониманию данной эволюции.

В экономической сфере глобализация связана с определенной совокупностью изменений, описываемой как «постфордизм», «гибкая специализация» или «новая экономика». Эти изменения, как правило, относятся к трансформации того, что известно как технико-экономическая парадигма, тот превалирующий способ организации предложения товаров и услуг, который отвечает превалирующей структуре спроса⁶⁵. Для нас имеют значение следующие черты этих изменений: заметное снижение важности массового производства, привязанного к конкретной территории; глобализация финансов и технологий; возросшая специализация и разнообразие рынков. Совершенствование информационной сферы означает, что физическое производство как сегмент всей экономики оказывается менее важным — как в связи с возросшей важностью услуг, так и потому, что в стоимости индивидуальных продуктов все большую долю составляет «ноу-хау» (дизайн, маркетинг, юридическое и финансовое консультирование). Подобным образом стандартизация продукции, связанная с экономией от масштаба, может уступить место большей дифференциации в соответствии с локальным спросом. Отсюда снижение значимости национальных уровней экономической организации и относительный спад привязанного к конкретной территории производства. С другой стороны, в связи с глобальным характером финансов и технологий значительно разрослись глобальные уровни экономической организации, притом что из-за увеличивающейся дифференциации рынков значимость локальных уровней экономической организации тоже повысилась.