Политические работы 1895–1919 - Вебер Макс. Страница 32
Пока же укажем лишь на то, как отсутствие лидеров в парламенте выражается сегодня в случаях внутренних «кризисов». Поучительны здесь ход эрцбергерского удара в июле этого года, а также двух последующих кризисов. Во всех трех случаях тут проявилось, какие бывают последствия, если 1) правительство и парламент противостоят друг другу как два отдельных органа, и парламент при этом является лишь представительством подвластного народа и потому сориентирован на «негативную политику» (в упоминавшемся смысле); 2) партии представляют собой цехоподобные образования, так как политические лидеры в парламенте не имеют профессии и потому не находят себе места в партиях; и, наконец, если 3) официальные лидеры государства (руководящие чиновники) принадлежат к партиям не в качестве их лидеров, а также не находятся в постоянном контакте с партийными лидерами и не принимают участия в предварительном обсуждении нерешенных вопросов, но находятся за пределами партий, согласно общепринятой фразе — «над ними», и поэтому не могут ими руководить. Когда сильное партийное большинство Рейхстага заставляло имперское правительство принимать позитивное решение, система тотчас же со всех сторон проявляла свою несостоятельность. Растерянным представителям правительства приходилось выпускать поводья из рук, так как у них не было опоры в партийных организациях. Сам же Рейхстаг при отсутствии собственных политических лидеров являл собой картину полной анархии, потому что (так называемые) партийные лидеры так и не получали места за правительственным столом, а также не принимались в рассмотрение в качестве будущих лидеров правительства. Партии оказывались поставлены перед задачей, которая до сих пор никогда не попадала в поле их зрения, и поэтому они не доросли до нее ни по своей организации, ни по своему персональному составу — сформировать правительство из себя. Само собой разумеется, они проявили к этому полную неспособность, даже не сделали попытки сформировать правительство, да и не могли сделать такой попытки. Ибо в диапазоне от крайних правых до крайних левых ни одна партия — совершенно так же, как и само чиновничество — не располагала политиком, который был бы признан лидером.
Все партии вот уже сорок лет были настроены на то, что задача Рейхстага — заниматься только «негативной политикой». Устрашающе отчетливо как воздействие наследия Бисмарка показала себя та «воля к немощи», на которую Бисмарк обрек парламентские партии. Но партии не играли ни малейшей роли даже при определении новых лидеров нации. Потребность в престиже, или точнее говоря — гордыня господствующих чиновников, не вынесла даже этого и даже в критический момент — вопреки тому, что предписывало простейшее благоразумие. Вместо того, чтобы задавать партиям каверзный вопрос, кого они, со своей стороны, могли бы представить в качестве кандидатов на руководящие посты в империи, или хотя бы вопрос гораздо более практический: как они отнеслись бы к отдельным личностям, принимаемым в рассмотрение в качестве будущих руководителей Имперской политики, — бюрократия отстаивала точку зрения престижа, согласно которой это дело совершенно не касается народного представительства. Тут вмешались внепарламентские силы и назначили новое правительство. А последнее не обратилось к партиям с определенным деловым предложением и категорическим требованием: занять в ответ на это позицию «да» или «нет». Помнится, что новому рейхсканцлеру пришлось заставить себя сделать несколько расходящихся друг с другом заявлений и стерпеть контроль над внешнеполитическими действиями со стороны «Комитета семи» — и все потому, что ему не доверял парламент. И само собой разумеется, болтливые литераторы в безотрадном и по видимости только неприятном для Германии зрелище с удовольствием нашли подтверждение своему успокоительному убеждению: парламентаризм–де в Германии «невозможен». Парламент, видите ли, «дал сбой». На самом же деле дало сбой нечто иное — попытка руководить парламентом с помощью чиновничества, не имеющего к нему отношения; именно та система, которая при одобрении литераторов несколько десятилетий способствовала тому, чтобы в интересах неконтролируемого чиновничества сделать парламент неспособным к позитивным достижениям. При любой практике правления, когда ответственность полностью или лишь по существу возлагалась бы на плечи партийных лидеров, благодаря чему натурам, склонным к политическому лидерству, предоставлялась бы возможность решающим образом направлять судьбы страны в парламенте, ситуация сложилась бы совсем иначе. Тогда бы партии вообще не смогли бы позволить себе иметь мелкобуржуазную и цеховую организацию в том виде, как она существует теперь в Рейхстаге. Они были бы вынуждены подчиняться исключительно лидерам, а не (что, собственно, и делал Центр) прилежным чиновникам, у которых отказывали нервы всякий раз, когда им необходимо было развить у себя лидерские качества. Лидеры же, в свою очередь, в случае такого кризиса должны были бы образовать коалицию, которая предложила бы монарху позитивную программу и определенных лиц, склонных к лидерству. При существующей же системе не могло случиться ничего иного, кроме последствий чисто негативной политики.
Назначенные внепарламентским образом новые руководители империи встретились с одной лишь неразберихой, которая тотчас же привела к повторению прежней ситуации. Ибо перевод нескольких весьма дельных парламентариев в правительственные ведомства означал, согласно ст. 9 Имперской конституции, всего–навсего, что эти парламентарии утратили влияние в своей партии, и последняя тем самым оказалась обезглавленной или дезориентированной. Совершенно то же самое произошло и во время августовского и октябрьского кризисов. Полная несостоятельность правительства явилась следствием того, что руководящие государственные деятели упрямо придерживались принципа: избегать постоянного контакта с партийными лидерами и предварительного обсуждения проблем, которые надо было разбирать на предстоящих заседаниях, с представителями по меньшей мере тех партий, каковые они надеялись и желали привлечь на свою сторону. Уже того обстоятельства, что рейхсканцлер, назначенный в ноябре, по требованию партий, представлявших большинство Рейхстага, завязал с ними контакты перед вступлением в должность; и еще одного обстоятельства — того, что с этих пор чисто политические министерства оказались укомплектованы образованными парламентариями, достаточно для обеспечения хотя бы сносного функционирования внутриполитической машины, хотя дальнейшее существование пункта 2 ст. 9 даже теперь проявило свое пагубное влияние. Январский кризис продемонстрировал даже самым тупоумным наблюдателям: у нас источником внутриполитических кризисов является не парламент. Этому кризису способствовали два обстоятельства. Во–первых, то, что забыли строго соблюдавшийся принцип бисмарковской политики, согласно которому полководец ведет военные действия, исходя из военных точек зрения, а политик заключает мир, отправляясь от точек зрения политических (среди которых чисто технические вопросы образуют один — всего лишь один — пункт). Затем, и прежде всего, второе обстоятельство: то, что некие малозначительные придворные нашли полезным и совместимым с якобы «монархическим» правлением использование прессы для освещения внутренних обсуждений политики высокого уровня. Сделано это было в партийно–политических интересах.
Итак, наши обстоятельства могут научить каждого тому, что чистое господство чиновников из–за этой особенности не означает отсутствие господства какой–либо партии. В Пруссии немыслимы иные ландраты, кроме консервативных, а мнимый германский парламентаризм во всех своих следствиях с 1878 года (когда прервались одиннадцать плодотворнейших лет германского парламентаризма) зиждется на лелеемой сторонниками соответствующих партий аксиоме: всякое правительство и его представители по своей природе с необходимостью должны быть «консервативными», и надо смириться с некоторыми уступками патронажу прусской буржуазии и Центра. Именно это, а не что–то иное, означает у нас «надпартийный характер» господства чиновников. Урок войны во всех странах, согласно которому «национальными» становятся все партии, причастные ответственной власти в государстве, не изменил тут у нас ничего. В управлении господствуют партийные интересы только находящегося у власти консервативного чиновничества и организационно связанных с ним кругов заинтересованных лиц. Неизбежные плоды этого cant мы видим перед собой, и они дадут о себе знать и после заключения мира. Издержки понесет здесь не один лишь парламент, но и государственная власть как таковая.