Постчеловечество - Калашников Максим. Страница 5

Однако в работах, оценивающих возрастание неравенства в 80-е годы, фактор образования не всегда рассматривается как доминирующий. На протяжении итого десятилетия почасовая заработная плата для мужчин с высшим образованием увеличилась на 13%, для имеющих незаконченное высшее образование — снизилась на 8%, а те, кто не окончил даже среднюю школу, потеряли 18% заработка. [35] В США главный удар пришелся по афроамериканцам — что было крайне болезненно после впечатляющего улучшения их материального положения в 60-е и начале 70-х годов. Если в 1973 г. разрыв в оплате белого и чернокожего выпускников колледжа снизился до минимального значения в 3,7%, то в 1989 году он возрос до 15,5%; соответствующие данные для выпускников школ составили 10,3 и 16,7%. [36] К началу 90-х годов более половины афроамериканцев, не имевших высшего образования, получали доход, уже не позволявший «удерживаться» выше черты бедности семье из четырех человек.

В это же время профессиональная структура утратила роль важнейшего основания различий и заработной плате. Доходы «управленческого» персонала впервые сравнялись с заработками промышленных рабочих, а затем и отстали от них. Эта тенденция проявилась не только в сфере массовых услуг, но и в областях, которые принято относить к четвертичному сектору. В 1997 г. средняя зарплата промышленного рабочего в США (13,62 долл, в час) превысила доход его коллег в банковском бизнесе страховании и сфере риэлтерских операций (13,46 долл. в час). Напротив, носители уникальных знаний и опыта в любой сфере общественного производства стали получать доходы, несоизмеримые с средней оплатой в какой бы то ни было отрасли.

На этом этапе новое место информационных работников в структуре общественного производства стало обеспечивать дополнительные доходы фактически вне зависимости от спроса на высококвалифицированные кадры, так как у последних появились широкие возможности альтернативной занятости. В новых условиях «некоторые весьма успешные компании начинались с инвестиций всего в несколько долларов»; [37] именно к этому периоду относится возникновение большинства столь известных сегодня фирм, производящих программное обеспечение. В такой ситуации квалифицированный специалист, или член социальной группы, которую стали называть «классом профессионалов», становится собственником «интеллектуального капитала» [38] и потому получает новую степень свободы. [39] Однако вхождение в этот класс требует уже не просто диплома о высшем образовании, а высочайшей квалификации и большого опыта. Именно представители той новой социальной группы, которая стала формироваться в своем нынешнем виде с середины 80-х годов, и стали носителями идей «революции интеллектуалов», а сам период, начавшийся после 1986–1987 годов, может быть назван вторым этапом этого важного процесса.

«Революция интеллектуалов» основана на новом качестве современного образования и нового отношения к нему. В конце XX века инвестиции в подготовку квалифицированных кадров хотя и резко выросли, но стали приносить намного большие доходы, чем прежде. На значении данного фактора следует остановиться подробнее.

Образование всегда считалось залогом успеха и богатства. Как писал П. Дракер применительно к периоду 60-х годов, обучение в колледже, затраты на которое тогда редко превышали 20 тыс. долл., «предоставляло возможность дополнительно заработать 200 тыс. долл. в течение тридцати лет после окончания учебного заведения, и никакая другая форма вложения капитала не способна была приносить в среднем 30% дохода в год на протяжении тридцати лет». [40] Это было учтено новыми поколениями: если в 1940 г. в США менее 15% выпускников школ в возрасте от 18 до 21 года поступали в колледжи то к середине 70-х годов этот показатель вырос почти до 50%. Однако в 70–90-е годы стоимость образования резко возросла (в 3,8 раза с 1976 по 1995 г. и еще на 70,2% с 1996 по 2005 г.). Стоимость образования, необходимого для работы в высокотехнологичном производстве, сегодня в пять раз (!) превышают все прочие затраты — на питание, жилье, одежду и т.д., — осуществляемые до достижения будущим работником совершеннолетия. Но растут и ставки; в середине 90-х в США работник с дипломом колледжа мог заработать за свою карьеру на 600 тыс. долл. больше, чем человек со средним образованием, а разрыв ожидаемых доходов обладателя докторской степени и выпускника колледжа достиг 1,6 млн. (!) долл. Под влиянием этих перемен в конце 80-х и начале 90-х годов получили толчок два характерных процесса, свидетельствующих о начале «революции интеллектуалов».

Во-первых, проявилась тенденция к стабилизация доходов лиц с высшим образованием. Достигнув в США в 1972 г. максимума в 55 тыс. долл, (в покупательной способности 1992 года), они удерживались на этом уровне до конца 80-х, когда началось их постепенное, а затем и более резкое (в 1989–1992 гг.) снижение. В целом за 1987–1993 гг. средняя почасовая заработная плата обладателя диплома четырехгодичного вуза снизилась с 15,98 до 15,71 долл. На наш взгляд, приостановка роста доходов лиц с высшим образованием в конце 80-х годов имеет то же основание, что и аналогичная тенденция в отношении выпускников школ, наблюдаемая с середины 70-х: как они стали тогда «ординарной» рабочей силой на фоне выпускников колледжей, так сегодня последние сами оказываются «средними работниками» по сравнению с имеющими ученые степени, звания, получившими высокий уровень послевузовской подготовки или проявившим себя в высокотехнологичных компаниях. Это следует рассматривать как важнейший показатель того, что сейчас ценится уже не формальное образование, то есть информированность, а именно знание, то есть способность к созданию нового — к самостоятельной творческой, созидательной деятельности.

Во-вторых, также с середины 80-х годов была отмечена и иная тенденция: производительность в американских компаниях начала расти при стабильной и даже снижающейся оплате труда. Этот феномен представляется исключительно важным, так как он ясно показывает, что со второй половины 80-х основную роль в повышающихся прибылях американских промышленных и сервисных компаний стали играть интеллектуальные усилия работников их высшего эшелона и технологические нововведения, также коренящиеся в использовании интеллектуального капитала. Доля нематериальных активов в балансовой стоимости компаний достигла 30 и более процентов, а доля чистых активов в рыночной оценке составляет сегодня неправдоподобно низкую величину даже для фирм, не относящихся к наиболее высокотехнологичным отраслям: у «Кока-Колы» всего 4%, у «Майкрософт» — 6%, у «Дженерал электрик» — 18%, что свидетельствуют о «переоцененности» интеллектуального капитала менеджмента фирм, в результате чего их низкоквалифицированные работники оказываются сегодня в гораздо более тяжелом положении, чем прежде.

Как следствие, «класс интеллектуалов» начал быстро замыкаться, а материальное неравенство — возрастать. Ввиду роста стоимости образования образованная страта стала классом, подобным предпринимательскому классу начала XX века: если тогда 2/3 высших руководителей компаний были выходцами из состоятельных семей, то сегодня нечто подобное происходит и в сфере образования, где почти 3/5 студентов ведущих университетов — дети родителей, чей доход выше 100 тыс. долл. в год. Если в 1980 г. колледжи заканчивали всего лишь 30% молодых людей, чьи родители имели доход, превышающий 67 тыс.долл., то сейчас таковые составляют более 85%.

Последствия этого гораздо более существенны, нежели простой рост возможностей выходцев из высокообеспеченных слоев. Следует согласиться с Ф. Фукуямой, который еще 15 лет тому назад отметил, что «существующие в наше время в Соединенных Штатах классовые различия (курсив мой. — В.И.) объясняются главным образом разницей в полученном образовании». [41] При этом буквально на наших глазах меняется система ценностей «высшего класса». Формируется новый тип мотивации, сегодня известный как «постматериалистический». «Постматериалистами» же, по словам Р. Ингельгарта, «становятся чаще всего те, кто с рождения пользуются всеми материальными благами — чем в значительной степени и объясняется их приход к постматериализму»; [42] люди же, с юности стремившиеся к экономическому успеху, реже усваивают творческое поведение и становятся носителями постматериалистических идеалов. Согласно проведенному в 2000 г., на пике экономического бума в США, опросу американских миллионеров, лишь четверть из них покупали в своей жизни костюм дороге 600 долл., половина не тратила на часы больше 235 долл., а почти две трети пользуются автомобилями, которые являются наиболее популярными и у средних американцев. [43] Не будет преувеличением сказать, что в большинстве из развитых обществ Запада уже практически сложилась «критическая масса» личностей, руководствующихся новыми мотивами, и поэтому в ближайшие десятилетия значение и роль постматериалистических ценностей будут и далее возрастать.