Гаугразский пленник - Дубинянская Яна. Страница 22

Помолчал и добавил:

— Он просто… рассеянный. И чересчур романтичный.

Я обеими руками зажала рот — в позе эмбриона это довольно удобно. Хотя в принципе стенки у вместителя звуконепроницаемые, никаких внутренних рецепторов, естественно, нет, так что можно и в голос обхохотаться.

Вдалеке послышалась ругань и жалобно заскулило животное. Собака, вспомнила я. Побитая собака.

— …денег ни хрена… в смысле, недостаток финансирования. Сами видите, даже нормального блока под заставу не выделили, сидим тут в приграничной хате, хозяйство приходится держать… Но стараемся. Как можем, обеспечиваем порядок на участке…

Комендант Бигни. Я уже навострилась неплохо различать их по голосам.

— У этих приграничных никакого понятия о дисциплине! — Парень, которого комендант называл то «сержант», то «Плюч».Наверное, щуплый и прыщавый пацаненок вроде Винса.

— В прошлом квартале поймали одного шустрого на торговле с чернопузыми… со смертовиками. — Басовитый дядька без имени, все его звали просто «дядя». — Сдали в центр чин чинарем. Хотя, если честно, на таких прямо руки чешутся… шволочи!

— Оружие? — Роб, со знанием дела.

Дядя:

— А то!

— Но вы, я так понял, больше насчет экологии? — Комендант довольно удачно перекинул тему. — Вы не поверите, инспектор, приграничные чхать хотели… совершенно наплевательски относятся к экосистеме.

— Как будто им самим тут не жить! — Возмущенный сержант Плюч.

— Ничего, если я спрошу, как вы думаете с ними… ну, влиять? — Бигни, осторожно. — А, инспектор Валар?

Образовалась пауза. До сих пор Ингар отмалчивался, а мой брат честно его прикрывал. Но понемногу делалось очевидно — даже мне изнутри вместителя! — что комендант Бигни решил во что бы то ни стало разговорить именно самого большого начальника. А иначе — усомнится, что он, Ингар, является таковым.

Мрачный Чомски, из-за которого, как я поняла, им всем теперь приходилось врать на ходу, голоса не подавал. А может, его вообще здесь не было.

И тут влез Винс. Разумеется, так идиотски, как мог только он один.

— Есть методы, — произнес внушительно, словно персонаж виртуалки про шпионов. — Не в первый же раз.

Прокололся он, как опять-таки было ясно даже мне, капитально — и текст, и тон откровенно не соответствовали его роли. Однако положение в который раз спас Роб. Расхохотался громовой глушилкой других возможных глупостей с этой стороны:

— Молчать, стажер! — и снова обратился к дядьке: — А что они сейчас в основном туда толкают? Стволы, взрывчатку?

— Бери выше! — Дядя зарокотал довольным басом. — Спорим, хрен угадаешь, какую штуку мы изъяли у того…

— Вообще-то у нашей экспедиции чисто контрольная миссия, — параллельно негромко заговорил Ингар. — Применение каких-либо санкций не входит в полномочия…

— Свиньи! — продолжал возмущаться Плюч. — И я имею в виду не животных, хотя и за своими животными, прямо скажем, тоже можно было бы…

Разговор разделился на несколько звуковых дорожек, стал общим, многоголосым, смазанным. У меня жутко затекла левая нога: последние два часа я не рисковала делать гимнастику. По идее, стенки вместителя должны гасить любое движение, но мало ли… Одно дело — когда все вокруг точно знают, что внутри снаряжение, которое в принципе не может шевелиться; если что, спишут на глюк. Другое — когда на вместители с подозрением таращится куча пограничников. И в случае чего моментально полезут внутрь.

Попыталась выделить из общего гула голос Ингара. Получилось — правда, только голос, приглушенный звук, слов не разобрать. Однако спокойный, уверенный, совсем как тогда, в «Перфомансе»… Ингар справится. Он самый умный, он всех сумеет убедить в чем угодно… Но что такого, интересно, ухитрился ляпнуть этот Чомски? И какая легенда для пограничников была у членов экспедиции раньше? Почему они вообще не пересекли границу по воздуху, в капсуле? А Винс ведь знал, наверное… и надо же, не сказал…

…Вздрогнула. Напоролась на полную тишину. И поняла, что благополучно заснула.

На абсолютную темноту никак не повлияли ни раскрытие глаз на сто восемьдесят градусов, ни активизация монитора — что в принципе меня не удивило. Странным был новый, незнакомый предмет округлой формы, упирающийся в грудь. Я довольно долго ощупывала его со всех сторон, пока не идентифицировала как собственную коленку.

А вот это уже нездорово. До сих пор я регулярно делала упражнения, тщательно следила за позой, в которой засыпаю, и за все время ничего себе не отлежала. Но теперь нога казалась чужой и не подавала признаков жизни. Даже после того, как я воткнула в нее по очереди ноготь, трубочку от пищевого комплекта и острый угол связилки.

Я прислушалась: тихо. Совсем тихо. Риск, естественно, имел место быть: мало ли, может, пограничники именно так, в совершенном безмолвии, несут ночную вахту. Во всяком случае, с юного сержанта Плюча (насколько я успела узнать его изнутри вместителя) запросто сталось бы.

Но риск остаться без ноги, согласитесь, по-любому перевешивал, даже самый что ни на есть минимальный. Кому как, а мне мои ноги дороги как память — и не только. Словом, ужас как хотелось вылезти. Тем более что я никогда не была в Приграничье. И багажом быть мне давным-давно надоело. И вообще…

Вместитель, в который мы с Далькой вмонтировали внутренний замок с обратным кодом, распахнулся бесшумно и широко, словно створки моллюска тридакны из океанской экосистемы. Я высунула голову и огляделась по сторонам. Не увидела ничего, кроме двух больших квадратов на стене, чуть более светлых, чем окружающая тьма. Черт его знает, что это такое. Попыталась встать: разумеется, ничего не получилось, пока не догадалась пальцами разогнуть левую ногу и зафиксировать ее ступней вниз. Опираясь на правую, пока еще вроде бы мою конечность, приподнялась — и тут же зашаталась, размахивая руками в поисках равновесия. Хорошо, что не загремела во весь рост, перебудив всех, кого только можно.

Глаза потихоньку привыкали к темноте. На фоне квадратов обнаружились темные силуэты, похожие на растения, только почему-то в больших чашках. А напротив — кровать, на ней кто-то спал, тихо, без храпа. В странных беловатых отблесках света из квадратов было никак не разобрать, кто именно, если он, конечно, из наших. Никого из пограничников я все равно не знала в лицо, лишь по голосам.

Я сделала шаг; переставлять бесчувственную, словно приделанную к телу ногу было даже прикольно. Однако в следующий момент нога начала оживать и отозвалась как бы и не болью, но таким нестерпимым ощущением, что я чуть не зашипела вслух. Снова едва не рухнула на пол. Сцепив зубы, кое-как добралась до стены и схватилась за выступ, на котором и вправду стояли чашки с растениями.

«Окна», вспомнила я из часов по доглобальной архитектуре. Вот что они такое, эти квадраты. А выступ, соответственно, называется «подоконник».

Тем временем становилось все светлее. За окном уже можно было что-то разглядеть, и я прилипла носом к прозрачному стеклопластику. На ощупь он оказался очень твердый и холодный, но это ерунда.

Там, за окном, была экосистема! В тусклом сером свете протягивали ветви деревья — большие, настоящие, и я сразу узнала по форме листьев липу и ясень. Листья шевелились, как живые, и я догадалась, что дует ветер. Мимо странной перегородки (такое впечатление, будто ее делали не из пластика, а из живых древесных веток!) пробежало животное собака с поднятым вверх колечком хвоста. Если честно, из вместителя мне казалось по голосу, что оно раза в два крупнее, но, может, это другая собака? Под ясенем обнаружился маленький блок с круглым отверстием, где она, судя по всему, жила: только мохнатое колечко смешно вильнуло снаружи.

Небо за деревьями начало отсвечивать желтоватым и розовым, и это было ужас как красиво. На вертикальную палку посередине перегородки (тоже, кажется, деревянную) взлетела большая птица с пышным хвостом. Запрокинула голову и звонко закричала: по крику я вспомнила, что такая птица называется «петух» и что она самец.