За горизонтом сна - Дубинянская Яна. Страница 17

Лили съежилась, втянула голову в плечи, будто прямо сейчас мог просвистеть у самого уха зловонный снаряд. Прикусила губу, передернула плечами и заставила себя замедлить шаг. Никто не узнает. Никто не догадается. Никто…

Но что делать дальше?!.

Идти.

Она резко остановилась посреди улицы, там, где раньше перегораживала путь телега. После вчерашнего дождя подсохшая за июнь вмятина в земле вновь превратилась в непроходимое болото. Лили сбросила стоптанные сандалии, приподняла подол бабкиного платья и босой ногой осторожно шагнула в черную жижу. Напоролась на что-то острое, вскрикнула и отскочила на сухое место. Нога по щиколотку оделась в черный ботинок, оставивший в пыли грязный след с расплывчатым пятнышком крови. На глаза навернулись слезы.

Идти далеко. Очень-очень далеко, и по дороге будет сто таких луж и тысяча куда более страшных вещей. На них придется не обращать внимания… Только идти, никому и ничему не позволяя себя остановить… Идти и знать, что никогда не вернешься…

Она обернулась. Уже отсюда их дома не было видно — его закрывала выступающая пристройка к жилищу Шлегеля. Но человек, пересекавший улицу там, вдали, направлялся именно к их калитке. Высокий, сутуловатый и, кажется, с бородой… точно. Отец.

Окликнуть его, подбежать, уткнуться в грудь. Ничего не говорить, молча попрощаться. Он удивится, улыбнется в бороду… хотя нет, он работал в ночную смену, смертельно устал и скорее всего раздраженно отстранит ее перепачканными в мазуте ладонями. И, конечно, заставит вернуться в дом — хотя бы для того, чтобы она полила ему на руки. А мама с порога скажет о разбитой чашке, мама не умеет помалкивать о таких вещах… Нет, не надо.

И он ведь тоже никогда не верил.

«А что тебе завтра приснится? Придумщица ты моя!..»

«Врушка-лягушка!..»

Отцовская фигура скрылась за выступающей, словно крышка вертикального гроба, Шлегелевой пристройкой, из которой торчала нелепая антенна, похожая на стрекозу. Донесшийся издалека неприятный женский голос предложил послушать сигналы точного времени.

Лили вздохнула и снова повернулась к непроходимой луже. Может быть, по самому краешку, прижавшись к забору?..

— Давай помогу.

Ломкий басок раздался долей секунды позже, чем Лили оказалась в воздухе, перехваченная поперек талии. Черная маслянистая поверхность болота отскочила вниз, а в ребра больно ткнулось с размаху твердое округлое плечо. Перед глазами очутилась спина, обтянутая футболкой, — в нее-то Лили и заколотила изо всех сил злыми кулачками, в одном из них очень кстати были зажаты сандалии с металлическими пряжками.

— Пусти!!!

Жирная грязь хлюпала под босыми ногами Фрэнка. С которым Лили теперь не то, что не разговаривала — вообще не желала иметь ничего общего. После того, что он сделал… что он мог сделать тогда, если бы состоятельные расточители керосина не зажгли вдруг лампу еще и в торцовой комнате, вывалив из окна прямоугольный кирпич света, упавший прямо на… Впрочем, уже ни на кого — Фрэнк, ухватив Лили за руку, понесся по переулку, спасая ее и себя от ненужного узнавания. Когда, задыхаясь, они остановились примерно здесь же, под домом Шлегеля, Лили наконец расплакалась. И Фрэнк смотрел на нее круглыми, даже в темноте безумно виноватыми глазами. Потом отпустил ее запястье и молча, не касаясь и пальцем, провел до самой калитки.

С тех пор прошло почти два месяца, и Лили его не видела. И не собиралась видеть!..

Хотя теперь и это не имело значения.

Она разжала кулаки, расслабленно свесила руки вдоль мальчишеской спины — стоптанные подошвы сандалий как раз касались самого потертого места на его джинсах. Фрэнк сделал еще несколько широких шагов и поставил ее на пыльную землю по ту сторону лужи.

— Спасибо, — равнодушно бросила Лили и, не оборачиваясь, пошла дальше.

— Лили!

Он догнал, загородил было путь — но, неуловимо вильнув в сторону, она прошла мимо, почти сквозь эту шумно переводящую дыхание преграду. Фрэнк. Парень из плохой семьи, не учившийся в школе и позволяющий себе черт знает что… его все равно что никогда не существовало.

Каким-то образом он снова оказался перед ней. Заглянул в глаза.

— Лили, ты чего? Что случилось? Она отстранение бросила:

— Отстань.

— Лили, я идиот. — Теперь он шел рядом, пытаясь попасть в такт ее шагов, отчего свободная размашистая походка уличного парня превратилась в нелепый семенящий танец. — Я козел, это точно. Я… Что мне сделать?! Ну, хочешь, я побью кого-нибудь?.. Кого угодно, ты назови только… Я могу вам на зиму дров наколоть! Я… я твоему очкарику новые стекла достану, я могу, только скажи, Лили… Я кретин! Я больше не буду, никогда, никогда, ты веришь?!.

Его сбивчивый монолог мирно висел в воздухе где-то сбоку — она отчетливо слышала каждое слово, но до сознания эти слова не доходили, они вообще не имели к ней никакого отношения. Фрэнк не подходил даже на роль досадной помехи на пути, для этого он вел себя достаточно сдержанно.

Дорога уперлась в поперечный переулок и перестала соответствовать нужному направлению. Направлению, которое жило в Лили несгибаемо и неотвратимо, как синяя стрелка компаса, который был в детстве у Джерри… жило с самого утра.

Она прикинула, какой из рукавов переулка скорее снова выйдет на синюю стрелку. Это было достаточно сложно: Лили всегда плохо ориентировалась, и тесный Порт-Селин с его немногочисленными, но хаотично перепутанными улочками часто становился для нее сущим лабиринтом. Она приостановилась, пытаясь представить эту часть поселка сверху, как если бы летела над ним и…

Фрэнк встал перед ней, схватил было за запястья и тут же, спохватившись, отпустил. Но продолжал смотреть в упор — а что, ему удобно, они ведь практически одного роста…

— Ты видела СОН? Лили не вздрогнула.

Внутренне взвилась и зазвенела, как отпущенная пружина. Как?!! Откуда?!.

— Как… откуда ты… знаешь… угадал?.. — Собственные слова прозвучали невнятным лепетом. Коренастый светловолосый парень в футболке и джинсах, с очень белой кожей и синими глазами под белесыми ресницами вдруг оказался реальным, живым, имеющим значение в настоящем мире.

Фрэнк.

И он серьезно ответил:

— С тобой всегда так было… когда СНЫ. Идешь, как будто в трех метрах над землей. Хотя ты уже давно не… Так СОН, да? Правда?!

Она кивнула и беззвучно шевельнула губами:

— Правда.

И лицо Фрэнка вдруг стало жгуче-любопытным, нетерпеливо-умоляющим и заранее восторженным. Как в детстве.

— Расскажи…

…Он верил. Он верил всегда. Он отчаянно дрался — один против всех — с теми, которые «врушка-лягушка», которые швырялись ядовитой тиной из речки… А потом, отбив ее, перемазанную зеленой жижей и неудержимо всхлипывающую, уводил в какую-нибудь подворотню и там просил: расскажи… Но она молчала. Слезы все равно не дали бы говорить… И еще эта просьба была слишком похожа на новую обиду. «Расскажи», а потом — как все, только еще хуже. Лили уже никому не верила. Не верила, что он верит.

Глаза Фрэнка помолодели лет на десять. Только на круглощеком личике шестилетнего карапуза место таким сияющим глазам… Мимолетно вспомнились горячие шершавые руки — там, где им никак нельзя было быть! — и мужское прерывистое дыхание, и влажные душные губы… Лили улыбнулась.

— Его зовут Эжан, — тихо сказала она.

Фрэнк не спросил кого. Он понял, что долгожданный рассказ начался, — и затаил дыхание, приготовившись слушать, слушать…

— По дороге, — решительно оборвала Лили.

Надо идти. Надо попробовать засветло добраться… куда? Она ведь не имеет ни малейшего представления о расстоянии — есть только синяя стрелка, с которой нельзя свернуть. Фрэнк догадался, и значит, Фрэнка можно взять с собой. Он сильный, он перенесет ее через все встреченные лужи и побьет всех, кто попытается ее остановить. Нет, даже не поэтому… Просто… она не может, не может вот так взять и молча уйти!..

Рассказать. Рассказать хоть кому-нибудь…

По дороге.

— …пруд с рыбками, красными и золотыми… и на мне то платье, помнишь, которое порвали… целое… и беседка, и сад, и никого, только я и он… потом пришел его учитель… а Эжан сказал…