Идиставизо - Дубов Юлий Анатольевич. Страница 7

Сидя в зале, Моня попытался было рассмотреть, что же такое он купил на все оставшиеся до зарплаты деньги, но пакет с вождем зашуршал так громко и противно, что на Моню обернулись сразу два ряда. Поэтому от изучения содержимого пакета пришлось временно отказаться.

Рассмотрел он его только в электричке, возвращаясь домой. Достались Моне: книга неизвестного автора «Голодание ради здоровья», ярко-красный двухтомник Василия Шукшина, которого Моня не любил, сборник стихов про Байкало-Амурскую магистраль, томик зарубежного детектива с Агатой Кристи, Гарднером и Рексом Стаутом, две книжки из серии «Жизнь замечательных людей», материалы какого-то из предыдущих съездов КПСС, еще что-то и академический, болотного цвета, Тацит. Стихи про магистраль и партийные материалы Моня выложил рядом с собой на скамейку, намереваясь случайно забыть, покосился на детектив, потом решил оставить его до дома и раскрыл наугад Тацита, про которого он много слышал, но читать не доводилось никогда.

Судя по всему, речь шла о том, что римляне в очередной раз ввязались в потасовку, не то завоевывая новые жизненные пространства, не то защищая от варваров захваченное ранее. Моня узнал, что противостоявшие римлянам дикие племена собрались в лесу, посвященном почему-то Геркулесу, и решили напасть на римлян под покровом ночи. Что ж, дело обычное. При этом некие херуски, судя по тексту, довольно неприятные типы, заняли вершины холмов, чтобы обрушиться оттуда на римский авангард. Но когда римляне, учуяв недоброе, остановились и двинули на херусков вспомогательный легион из галлов и германцев, оказалось, что херуски куда-то делись, а вместо них на всех равнинах и опушках лесов появились отборные отряды свирепых варваров, которые не стали ждать, пока галлы и германцы воссоединятся с основными силами, а с диким гиканьем рванулись в атаку.

— читал Моня, —

Что?

Потрясение овладело Моней не сразу, и мозг его еще продолжал впитывать информацию — равнина Идиставизо расположена между неизвестной ему рекой Визургием… река была, он набирал из нее воду, чтобы напоить раненого… и холмами… были и холмы, когда они шли, ориентируясь по карте, приходилось все время подниматься и спускаться… равнина имеет неровные очертания, на ней растет высокоствольный лес… да, точно! было очень трудно разглядеть небо, и ветки огромных сосен шумели от ветра… высокоствольный лес с голой землей между деревьями… точно! он хорошо запомнил, что трава там не росла, и дергающиеся ноги расстрелянного сгребали в кучу только хвою и песок…

Идиставизо!

— Вот! — голосом воспитательницы из детского сада сказала Рита. — Что и требовалось доказать! Он ведь раньше этого… как его?

— Тацита.

— Вот именно! Тацита. Он его раньше не читал?

— В глаза не видел, — подтвердил Олег.

— Я про это и говорю. Это значит, что сработало подсознание. Он в прошлой жизни был каким-нибудь… варваром.

— Скорее уж легионером.

— Или легионером, — согласилась Рита. — И во сне к нему вернулась генетическая память. Странно только, что он этот сон не забыл тут же. Обычно такие сны должны сразу забываться.

— Почему? — в один голос спросили Мишка и Олег. Рита округлила глаза и сказала полушепотом:

— Потому что каждую свою последующую жизнь человек должен проживать как бы заново. Он не может помнить, что было в прошлой жизни. Или в прошлых жизнях. Потому что если будет помнить, то пойдет по кругу. Все время будет возвращаться назад. Он не вперед будет идти, как все, а по кругу. Постоянное такое… странствие… Как у Вечного жида… Понимаете? И у него никогда не будет новой жизни. Только уже прожитая раньше. Понимаете?

Олег подумал немного и кивнул.

— Это интересно. Кстати говоря, может, оно не так уж и плохо. Все ведь зависит от того, какова новая жизнь. И какой была прошлая. По нынешним временам, ой сколько народу согласилось бы пожить прошлой жизнью. Согласен, Мишка?

Мишка мотнул головой, что могло означать как согласие, так и несогласие.

— Это все очень интересно, — не унималась Рита. — А вы знаете, что с ним потом случилось?

— Толком не знаю, — признался Олег. — Я вскоре из института ушел. Мне говорил кто-то, что он рванул в Израиль. При Горбачеве уже, когда все поехали.

Моня Хейфиц, капитан отряда самообороны, возвращался с ночного дежурства. После инцидента на прошлой неделе, когда его отряд потерял трех человек в стычке с просочившимися через позиции регулярных войск палестинцами, в самооборону потянулся записываться чуть не весь город, и Моне пришлось нелегко. Похороны трех мальчишек, слезы и вой матерей и невест… он понимал, что в ответе, что не уберег, и поэтому ввел жесточайший возрастной и семейный ценз. Теперь он отбирал только тех, кто имел действительный опыт службы в армии, лучше всего одиноких, как он сам, обязательно не моложе тридцати пяти. А если семейных, то чтобы уже были дети. Род не должен прерваться.

Сухая желтая земля, из которой торчали крошащиеся белые камни, стелилась под исцарапанными и пыльными сапогами. Поднявшееся над горами солнце начинало припекать, под широкополой зеленой шляпой скапливался пот, высыхающий на лбу и оставляющий после себя белые пятна.

Моня отстегнул болтающуюся на боку флягу в матерчатом футляре, сделал несколько жадных глотков, вернул флягу на место и пошел дальше. Не понадобившийся этой ночью автомат привычно покоился на сгибе левой руки…