Столконовение цивилизаций: крестовые походы, джихад и современность - Тарик Али. Страница 30

Удивление сменяется тревогой, за которой приходят страх и дурные предчувствия. Молодежь заводит разговор об убийстве неверных, однако старейшины деревни запрещают такие разговоры. Ведь эти люди — гости эмира. Позже мнения старейшин тоже разделяются. Митеб ал-Хатал с самого начала выступает против американцев. Ибн-Рашид заявляет, что они придут в любом случае и сделают всех богатыми, так почему не сотрудничать с ними с самого начала? Общаясь с американцами, он становится другим человеком: забывает острую, пересыпанную поговорками речь бедуинов, складывает ладони вместе в раболепных жестах, перебарщивает с этим и хихикает, как гиена. «Только так можно заставить их понять нас», — объясняет он Митебу. Читая это описание, можно вспомнить египетских президентов Анвара ас-Садата и Хосни Мубарака в компании американских президентов и израильских политических лидеров.

Эти американцы уходят только для того, чтобы вернуться вместе с другими людьми и машинами, и однажды утром местных жителей будят раскаты грома. Бульдозеры набрасываются на фруктовые сады «как голодные волки, вырывая деревья и сваливая их в кучи», а люди остаются «как опрокинутые ветром пугала, сделанные из ковриков и пальмовых веток». Вади-ал-Уйюна больше нет. Его место занял американский лагерь, окруженный колючей проволокой. Вода сквозь вырытые отверстия закачивается обратно в землю, как будто для того, чтобы утолить жажду призрачных орд пронзительно кричащих джиннов, которые горят в огне под землей.

Митеб ал-Хатал скачет в пустыню, чтобы стать легендарным лидером сопротивления, и центр повествования перемещается в прибрежный городок Ханан, куда прибывает и его сын Фаваз, в чисто мужское сообщество. Роман внезапно разливается, словно впадающая в море река, и становится аллегорией процесса глобализации: миллионы людей должны преодолеть целые века за несколько коротких хаотичных лет, путешествуя даже не в экономическом классе, а в грузовых вагонах поезда под названием современный капитализм.

Ибн-Рашид теперь стал нервным служащим американской нефтяной компании, он нанимает местных жителей на работу и держит их в страхе. Рабочие-бедуины, одетые в тесные форменные комбинезоны, пугаются ревущих тракторов до слабости в коленях. Перенося деревянные доски и стальные балки, они охвачены таким страхом и дурными предчувствиями, что постоянно падают и все роняют и вообще совершают все мыслимые и немыслимые ошибки. Гнев следящих за работой американцев для них непостижим.

Муниф дает потрясающие описания: однажды ночью к берегу подходит громадный корабль, сияющий огнями и гремящий музыкой. Погода знойная. Палуба корабля переполнена мужчинами и женщинами. Эти люди практически голые, если не считать прикрывающих их лоскутков разноцветной ткани; они обнимаются и прижимаются друг к другу, смеются и громко поют. Арабские рабочие сидят на пляже, наблюдая за ними, они молчат и задыхаются оттого, что сконфужены этим зрелищем, и оттого, что им горько. Им показывают другую жизнь, которая будит их воображение, однако одновременно это подчеркивает их отверженность. Они молча смотрят, как иностранцы толпами влезают в лодки и входят в построенные арабами дома, куда самим арабам входить запрещено.

В заключительном романе трилогии, «Смена дня и ночи», описан более ранний период, когда регионом правила британская, а не американская империя. Времена изменились, англичанин научился говорить по-арабски, и в пустыне, куда его послали, говорит именно на этом языке. Этот вымышленный отчет о войнах, которые вел Ибн-Сауд, чтобы завоевать полуостров, намного реальнее, чем любое историческое произведение. Прототипами вымышленных героев романа, султана Хурейбита и Гамильтона, являются как раз Ибн-Сауд и Филби.

Во время официальной встречи советников султана этот англичанин, осознающий, что большинство присутствующих не любит его и не доверяет ему, говорит односложно, однако, как пишет Муниф:

«Гамильтон становился другим человеком по ночам, когда советы затягивались допоздна.

Гамильтон говорил все это с расстановкой, тщательно подбирая слова. Султан, который ждал этого, не стал терять времени.

С каждым словом султану все больше нравилось то, что говорил Гамильтон: «Если возможно мирно аннексировать этот регион при помощи обогащения племен и шейхов, это было бы предпочтительнее, чем его захват посредством силы. Если мы не сможем сделать это тайно без шума, то удобнее всего было бы сделать это открыто или руками других».

Месяц за месяцем, год за годом они были не двумя отдельными личностями, а сиамскими близнецами с одним телом и двумя головами. Поскольку они разыгрывали свою партию поздно ночью, то дневного и вечернего времени им хватало, чтобы поговорить обо всем остальном: о том, что думает Британия, что думают люди в пустыне; чего хочет Британия и чего хочет султан…»

Аравийский полуостров не захотел, чтобы его взяли без шума. Крупных денежных взяток наличными оказалось недостаточно, чтобы купить двух крупных соперников клана ал-Сауд. Их убрали при помощи военной силы. Британия поставила оружие, и воины Ибн-Сауда очень успешно им воспользовались. Захватив город Хайл и разбив сильных эмиров клана Рашиди, Ибн-Сауд провозгласил себя султаном Неджда. Вся Центральная Аравия была теперь под его контролем. Следуя примеру своих славных предков, новый султан силой взял жен своих побежденных соперников.

Обращение с бывшим эмиром Хайла Мухаммедом ибн-Талалом помогает представить облик будущей Саудовской Аравии. Ибн-Талалу была обещана свобода в том случае, если он прибудет в Эр-Рийяд. Когда же он появился там, его бросили в тюрьму на два года, а потом поместили под домашний арест. После того как домашний арест был отменен, за ним по пятам всюду следовали пятьдесят человек. Один из великих поэтов Центральной Аравии, ал-Они, был сторонником свергнутого эмира, однако ибн-Талалу не разрешали встречаться с ним. Ибн-Сауд боялся, что поэт сочинит стихотворение в честь павшего величия, и это может вызвать бурю, которая понесется по всей пустыне. Поэт и свергнутый принц встретились тайно, но были схвачены. Поэта ослепили и содержали в тюрьме в столь бесчеловечных условиях, что он вскоре умер. Таким образом, ибн-Талала убили по политическим соображениям.

Захваченные города и экономически, и духовно приходили в упадок. Боясь диктатуры ваххабитов, многие их жители бежали в Ирак, Сирию и Йемен. Однако поиски нефти должны были преобразовать в регионе всё и вся. Соединенные Штаты не собирались уступать Британии монополию на скрытые в песках богатства. В начале 1930-х годов американцы, жаждущие получить доступ к источникам нефти, явились в Аравию и вошли в контакт с Ибн-Саудом, который согласился отдать концессию США. Цена была низкая. В 1933 году «Стандарт Ойл» заплатила золотом 30000 фунтов стерлингов. Правительство Соединенных Штатов, боясь конкуренции со стороны Британии, объединило такие компании, как «Стандарт Ойл», «Эссо», «Мексако» и «Мобайл», чтобы создать «Арабско-американскую нефтяную компанию» (англ. Arabian-American Oil Company — ARAMCO). В 1938 году началась добыча нефти.

Позднее, во время Второй мировой войны, эти связи укрепились, а вновь созданная база «USAF» считалась жизненно важной для «защиты Соединенных Штатов». Саудовскому монарху платили миллионы долларов, чтобы помочь «развитию» королевства. Пришлось признать, что правящий режим в Саудовской Аравии является религиозным деспотизмом, однако это непривлекательное качество компенсировалось тем, что Саудовская Аравия должна была стать мощным оплотом империализма в борьбе с коммунизмом и светским национализмом в арабском мире. Неудивительно, что Соединенные Штаты, стоя на страже своих собственных экономических и имперских интересов, предпочитали игнорировать то, что происходило на территории королевства.