Полное собрание сочинений. Том 4. 1898 — апрель 1901 - Ленин (Ульянов) Владимир Ильич. Страница 21

Перейдем к Каутскому. Очерк сельского хозяйства в феодальную эпоху, с которого начинает Каутский, оказывается будто бы «очень поверхностно составленным и излишним». Трудно понять мотивы такого вердикта. Мы уверены, что если г. Булгакову удастся осуществить свой план и дать систематическое изложение вопроса о капиталистической эволюции земледелия, то ему необходимо придется обрисовать основные черты докапиталистической экономии сельского хозяйства. Иначе нельзя понять и характера капиталистической экономии и тех переходных форм, которые связывают ее с феодальной. Сам же г. Булгаков признает громадное значение «той формы, которую земледелие имело в начале (курсив г. Булгакова) своего капиталистического бега». Каутский именно с «начала капиталистического бега» европейского земледелия и начинает. Очерк феодального земледелия составлен у Каутского, по нашему мнению, превосходно: с той замечательной отчетливостью, с тем уменьем выбрать главное и существенное, не теряясь во второстепенных деталях, которые свойственны вообще этому писателю. Каутский прежде всего дает в введении в высшей степени точную и правильную постановку вопроса. Он самым решительным образом заявляет: «Не подлежит никакому сомнению, – мы готовы принять это a priori (von vornherein) [67] доказанным, – что сельское хозяйство не развивается по тому же шаблону, как и индустрия: оно подчиняется особым законам» (S. [68] 5–6). Задача состоит в том, чтобы «исследовать, овладевает ли капитал сельским хозяйством и как именно овладевает он им, как он преобразует его, как именно делает он несостоятельными старые формы производства и формы собственности и создает необходимость новых форм» (S. 6). Такая и только такая постановка вопроса и может привести к удовлетворительному выяснению «развития сельского хозяйства в капиталистическом обществе» (заглавие первого, теоретического, отдела книги Каутского).

В начале «капиталистического бега» земледелие было в руках крестьянина, подчиненного, по общему правилу, феодальному режиму общественного хозяйства. И Каутский характеризует прежде всего строй крестьянского хозяйства, соединение земледелия с домашней промышленностью, затем элементы разложения этого парадиза [69] мелкобуржуазных и консервативных писателей (а la Сисмонди), значение ростовщичества, постепенное «проникновение в деревню, в недра самого крестьянского хозяйства, классового антагонизма, разрушающего старинную гармонию и общность интересов» (S. 13). Этот процесс начался еще в средние века и не завершился окончательно еще и в настоящее время. Мы подчеркиваем это заявление, потому что оно сразу показывает всю неправильность утверждения г. Булгакова, будто Каутский даже не ставил вопроса о том, кто был носителем технического прогресса в земледелии. Каутский совершенно определенно поставил и выяснил этот вопрос, и всякий, внимательно прочитавший его книгу, усвоит ту (часто забываемую народниками, агрономами и многими другими) истину, что носителем технического прогресса в современном земледелии является сельская буржуазия, как мелкая, так и крупная, причем крупная (как показал Каутский) играет в этом отношении более важную роль, чем мелкая.

II

Обрисовав затем (в III главе) основные черты феодального земледелия, – господство трехполья, этой консервативнейшей системы земледелия; угнетение и экспроприацию крестьянства крупным поместным дворянством; организацию этим последним феодально-капиталистического хозяйства; превращение крестьянина в голодающего нищего (Hungerleider) в течение XVII и XVIII веков; развитие буржуазного крестьянства (Grossbauern, не обходящихся без найма батраков и поденщиков), для которого не годились старые формы сельских отношений и поземельной собственности; ниспровержение этих форм, расчистку пути для «капиталистического, интенсивного сельского хозяйства» (S. 26) силами развившегося в недрах индустрии и городов класса буржуазии, – обрисовав это, Каутский переходит к характеристике «современного (moderne) сельского хозяйства» (IV глава).

Эта глава дает замечательно точный, сжатый и ясный очерк той гигантской революции, которую произвел в земледелии капитализм, превратив рутинное ремесло забитых нуждой и задавленных темнотой крестьян в научное применение агрономии, нарушив вековой застой сельского хозяйства, дав (и продолжая давать) толчок быстрому развитию производительных сил общественного труда. Трехполье заменилось плодопеременной системой, улучшилось содержание скота и обработка почвы, повысились урожаи, сильно развилась специализация земледелия, разделение труда между отдельными хозяйствами. Докапиталистическое однообразие сменилось все усиливающимся разнообразием, сопровождающимся техническим прогрессом всех отраслей сельского хозяйства. Создалось и стало быстро расти применение машин к сельскому хозяйству, применение пара; начинается применение электричества, которому, – как указывают специалисты, – суждено сыграть еще более крупную роль в этой отрасли производства, чем пару. Развилось применение подъездных дорог, мелиорации, употребление искусственных удобрений, сообразно с данными физиологии растений; стала применяться к сельскому хозяйству бактериология. Мнение г. Булгакова, будто Каутский «не сопровождает эти сведения [70] экономическим анализом», – совершенно неосновательно. Каутский точно указывает связь этого переворота с ростом рынка (в частности с ростом городов), с подчинением сельского хозяйства конкуренции, вынудившей преобразование земледелия и специализацию его. «Этот переворот, исходящий от городского капитала, усиливает зависимость сельского хозяина от рынка и, кроме того, постоянно изменяет существенные для него рыночные условия. Та отрасль производства, которая была доходна до тех пор, пока ближайший рынок соединялся с мировым рынком лишь шоссейной дорогой, становится бездоходной и необходимо должна быть заменена другой отраслью производства, когда местность прорезывается железной дорогой. Если, например, железная дорога подвозит более дешевый зерновой хлеб, производство зерна становится безвыгодным, но в то же время создается возможность сбыта для молока. Рост товарного обращения дает возможность переносить в страну новые, улучшенные сорта растений» и т. д. (S. 37–38). «В феодальную эпоху, – говорит Каутский, – не было иного земледелия, кроме мелкого, ибо помещик обрабатывал свои поля тем же крестьянским инвентарем. Капитализм впервые создал возможность крупного производства в земледелии, технически более рационального, чем мелкое». Говоря о сельскохозяйственных машинах, Каутский (мимоходом сказать, точно указавший особенности земледелия в этом отношении) выясняет капиталистический характер их употребления, влияние их на рабочих, значение машин, как фактора прогресса, «реакционную утопичность» проектов об ограничении употребления сельскохозяйственных машин. «Сельскохозяйственные машины будут продолжать свою преобразовательную деятельность: они будут выгонять сельских рабочих в города, служа таким образом могучим орудием, с одной стороны, повышения заработных плат в деревне, с другой стороны, дальнейшего развития применения машин к сельскому хозяйству» (S. 41). Добавим, что в особых главах Каутский подробно выясняет и капиталистический характер современного земледелия, и отношение крупного производства к мелкому, и пролетаризацию крестьянства. Утверждение г. Булгакова, будто Каутский «не ставит вопроса, почему были необходимы все эти чудодейственные перемены», как мы видим, совершенно неверно.

В V главе («Капиталистический, характер современного сельского хозяйства») Каутский излагает теорию стоимости, прибыли и ренты Маркса. «Без денег современное сельскохозяйственное производство невозможно, – говорит Каутский, – или, что то же, оно невозможно без капитала. В самом деле, при современном способе производства всякая денежная сумма, не служащая целям личного потребления, может превратиться в капитал, т. е. в стоимость, порождающую прибавочную стоимость, и по общему правилу действительно превращается в капитал. Современное сельскохозяйственное производство представляет из себя, следовательно, капиталистическое производство» (S. 56). Это место дает нам, между прочим, возможность оценить следующее заявление г. Булгакова: «Я употребляю этот термин (капиталистическое земледелие) в обычном смысле (в том же смысле употребляет его и Каутский), т. е. в смысле крупного хозяйства в земледелии. На самом же деле (sic!) при капиталистической организации всего народного хозяйства вообще нет некапиталистического земледелия, которое все определяется общими условиями организации производства, и лишь в пределах его следует различать крупное, предпринимательское, и мелкое земледелие. Для ясности и здесь нужен новый термин». Выходит ведь, что г. Булгаков поправил Каутского… «На самом же деле», как видит читатель, Каутский вовсе не употребляет термин «капиталистическое земледелие» в том «обычном», неточном смысле, в котором употребляет его г. Булгаков. Каутский прекрасно понимает и очень точно и ясно говорит, что при капиталистическом способе производства всякое земледельческое производство является «по общему правилу» капиталистическим. В основание этого мнения приводится тот простой факт, что для современного земледелия необходимы деньги, а деньги, не идущие на личное потребление, становятся в современном обществе капиталом. Нам представляется, что это немного пояснее «поправки» г. Булгакова и что Каутский вполне показал возможность обойтись и без «нового термина». В V главе своей книги Каутский утверждает, между прочим, что и арендная система, которая так полно развилась в Англии, и ипотечная система, которая с поразительной быстротой развивается в континентальной Европе, выражает собою в сущности один и тот же процесс, а именно: процесс отделения сельского хозяина от земли [71]. В капиталистической системе фермерства это отделение ясно как день. В ипотечной системе оно «менее ясно, и дело обстоит не так просто, но в сущности сводится к тому же» (S. 86). Очевидно, в самом деле, что залог земли есть залог или продажа поземельной ренты. Следовательно, и при ипотечной системе, как и при арендной системе, получатели ренты (= землевладельцы) отделяются от получателей предпринимательской прибыли (= сельских хозяев, сельских предпринимателей). Г-ну Булгакову «вообще неясно значение этого утверждения Каутского». «Едва ли можно считать доказанным, чтобы ипотека выражала собой отделение земли от сельского хозяина». «Во-1-х, нельзя доказать, чтобы задолженность поглощала собой всю ренту, это возможно лишь как исключение…» Мы отвечаем на это: нет никакой надобности доказывать, что проценты по ипотечным долгам поглощают всю ренту, точно так же, как нет надобности доказывать, что действительная арендная плата совпадает с рентой. Достаточно доказать, что ипотечная задолженность растет с гигантской быстротой, что землевладельцы стараются заложить всю свою землю, стремятся продать всю ренту. В наличности этой тенденции – теоретический экономический анализ может вообще иметь дело только с тенденциями – нельзя сомневаться. Следовательно, несомненен и процесс отделения земли от сельского хозяина. Соединение в одном лице получателя ренты и получателя предпринимательской прибыли есть, «с исторической точки зрения, исключение» (ist historisch eine Ausnahme, S. 91)… «Bo-2-x, нужно проанализировать в каждом данном случае причины и источники задолженности, чтобы понять ее значение». Это, вероятно, либо опечатка, либо обмолвка. Г-н Булгаков не может требовать, чтобы экономист (трактующий притом о «развитии сельского хозяйства в капиталистическом обществе» вообще) должен был или хотя бы мог исследовать причины задолженности «в каждом данном случае». Если г. Булгаков хотел сказать о необходимости анализировать причины задолженности в разных странах в разные периоды, то мы не можем согласиться с ним. Каутский совершенно прав, что монографий по аграрному вопросу накопилось слишком много, что насущная задача современной теории – вовсе не добавление новых монографий, а «исследование основных тенденций капиталистической эволюции сельского хозяйства в ее целом» (Vorrede, S. VI [72]). К числу этих основных тенденций, несомненно, принадлежит и отделение земли от сельского хозяина в форме роста ипотечной задолженности. Каутский точно и ясно определил настоящее значение ипотек, их прогрессивный исторический характер (отделение земли от сельского хозяина есть одно из условий обобществления сельского хозяйства, S. 88), их необходимую роль в капиталистической эволюции земледелия [73]. Все рассуждения Каутского по этому вопросу чрезвычайно ценны теоретически и дают сильное оружие против столь распространенных (особенно во «всяких руководствах по экономии сельского хозяйства») буржуазных разглагольствований о «бедствиях» задолженности и о «мерах помощи»… «В-3-х, – заключает г. Булгаков, – сдаваемая в аренду земля может быть, в свою очередь, заложена и в этом смысле стать в положение земли не арендуемой». Странный довод! Пусть укажет г. Булгаков хоть одно экономическое явление, хоть одну экономическую категорию, которые бы не переплетались с другими. Случаи совмещения аренды с ипотекой не опровергают и даже не ослабляют того положения теории, что процесс отделения земли от сельского хозяина выражается в двух формах: в арендной системе и в ипотечной задолженности.