Так говорил Саддам - Пруссаков Валентин. Страница 16

Захватив Кувейт, Саддам пребывал в приподнятом настроении. Но радость его была недолгой, ибо международная реакция на «возвращение Родине одной из ее провинций» оказалась совершенно иной, чем он ожидал.

Очень быстро, всего через несколько часов после вторжения, президент Буш наложил на Ирак экономическое эмбарго, и американские авианосцы двинулись в направлении Залива. Все иракские и кувейтские активы в американских банках были заморожены. Удивительно оперативно прореагировал и СССР. Уже 3 августа московские газеты сообщили о том, что «приостановлены советские военные поставки Ираку». Демонстрируя удивительное единство мнений, США и СССР выпустили совместное заявление, осуждающее иракскую акцию. Не менее редкостное единодушие охватило и Совет Безопасности ООН, в котором 14 из 15 членов, за исключением Йемена, осудили оккупацию Кувейта и приняли резолюцию, призывавшую к незамедлительному и безоговорочному выводу иракских войск.

Саддам явно не ожидал, что его конфликт с Кувейтом может перерасти в противостояние чуть ли не со всем мировым сообществом. Один из высокопоставленных чиновников иракского МИДа говорил автору этих строк, что больше всего «нашего раиса» потрясло «предательство Москвы». Похоже, он проглядел перестройку и не заметил вызванных ею радикальных изменений: СССР перестал быть супердержавой, соперничающей с США на мировой арене, и в Кремле сидели уже совсем иные люди, чем те, с которыми он привык иметь дело в 70-е годы.

Но, как справедливо считают многие исследователи, главный просчет был допущен иракским президентом на американском направлении. Бывший советский дипломат А. Белоногов замечает: «Крен Америки в сторону Ирака вполне мог породить у иракского диктатора веру в то, что вторжение в Кувейт сойдет ему с рук». Ведь США, как подчеркивалось выше, никогда определенно не предостерегали Ирак от применения силы в отношении Кувейта, а также заявляли, что у них нет каких-либо особых обязательств по обороне эмирата.

Неправильно оценил Саддам и ситуацию в ближневосточном регионе. Можно сказать, что в данном случае он стал жертвой как недостаточной и искаженной информации, таки переоценки собственной личности. Саудовский принц Халед бен-Султан писал: «Саддам Хусейн задевал интересы не только западных стран и Израиля. В подобном случае состав антииракской коалиции оказался бы совсем другим. Хусейн угрожал жизненно важным интересам всех основных «игроков» региона — арабским государствам, например Саудовской Аравии, Сирии и Египту, равно как не арабским — например, Турции и Ирану. Ни одно из них не хотело терпеть региональную гегемонию Саддама, а ведь именно на это была направлена его агрессия».

Всесторонняя и объективная оценка ситуации в регионе и в мире оказалась не под силу «великому арабскому революционеру». В этом, конечно, был виноват он сам, ибо создал систему, которую лучше всего характеризуют слова одного из Людовиков: «Государство — это я». Именно по этой причине никто из деятелей высших государственных органов не мог усомниться в «гениальности замыслов» вождя, и никто не осмелился даже заикнуться о том, что кувейтская авантюра может стать крупнейшей стратегической ошибкой, чреватой катастрофическими последствиями.

Помимо США в зону Залива стали перебрасывать свои силы их союзники по НАТО, а также ряд других арабских, европейских, азиатских и африканских стран. Всего в образовавшейся антииракской коалиции приняли участие 34 государства.

В Багдаде же вовсю трубили о своей победе и не прислушивались к требованиям о незамедлительном прекращении оккупации Кувейта. Более того, 9 августа Совет революционного командования объявил о слиянии Ирака и Кувейта. Таким образом, «введение войск» перестало быть «краткосрочным мероприятием», как утверждалось раньше. Отныне иракские СМИ принялись доказывать, что «Кувейт — часть иракской территории. Иракцы и кувейтцы — одна семья, объединенная общей судьбой». 28 августа было объявлено, что Кувейт стал девятнадцатой провинцией Ирака.

Теперь Саддам уже не мог уступить. Очевидно, что, присоединяя Кувейт, он хотел убедить в мировое сообщество в необратимости ситуации и ослабить решимость антииракской коалиции противостоять его агрессии. Пытался они запугать своих противников, не жалея звонких фраз: «Иракский народ будет биться до победного конца, угодного Аллаху, и кровь наших мучеников испепелит вас».

Зная настроения масс в арабских странах, Саддам задумал привлечь их на свою сторону, связав нападение на Кувейт с палестинской проблемой. Он утверждал, что «возвращение Кувейта своей Родине» — первый шаг к «освобождению Иерусалима». А разве найдется хоть один араб, который не хочет освобождения Аль-Кудса?! «Мы всесторонне, навечно и коренным образом исправим то, что навязали арабам сионизм и колониализм».

Пускался хитроумный Саддам и на другие уловки. Так, он агитировал арабские массы начать джихад против «продажных саудовцев», допустивших присутствие западных войск на своей территории: «Правители не только пренебрегли своим народом и арабской нацией, но бросили вызов самому Аллаху, когда они отдали Мекку и гробницу пророка Мохаммада под покровительство неверных».

С самого начала создания антииракской коалиции Саддам стремился ее расколоть, прибегнув к хорошо проверенному им принципу «разделяй и властвуй». Он старался убедить некоторые государства, что они пошли на поводу «американской алчности» и первыми пострадают от войны. «Разве в ваших интересах лишиться из-за военных действий нефти, предназначавшейся для Франции или Японии?»

Не скупился иракский лидер и на «мирные инициативы», сознательно связанные с нереальными и невыполнимыми условиями. Ему никак нельзя было отказать в изобретательности и чисто восточной изощренности. Однако не лучше ли было трезво взглянуть на сложившуюся обстановку вместо того, чтобы продолжать обманывать и загонять в угол прежде всего самого себя? Все ухищрения Саддама оказались напрасными и лишь способствовали укреплению антииракской коалиции, пополнению ее рядов, упрочению мнения о том, что образумить «багдадского безумца» можно только силой.

25 сентября Совет Безопасности ООН принял резолюцию № 670, объявлявшую полную морскую и воздушную блокаду Ирака. Практически с конца сентября 1990 года Ирак очутился в чуть ли не полной международной политической и экономической изоляции.

В то же время ряд авторитетных организаций и государств (организация «Исламская конференция», Движение неприсоединения, CCCР ООП и др.) предпринимали разные шаги с целью убедить Саддама пересмотреть свою позицию, найти способ мирного урегулирования конфликта на основе требований ООН. При этом Ираку гарантировалась отмена санкций, по существу, предлагался «нулевой вариант».

Но Багдад упорно отвергал все призывы, несмотря на то что абсолютное превосходство многонациональных сил было несомненным. Чем объяснить неуступчивость и откровенную безрассудность Саддама? Очевидно, что, как и многие харизматические лидеры, он чересчур рассчитывал не на логику и анализ, а на собственную интуицию, часто обманывающую тех, кто склонен полагаться исключительно на нее. В свое время интуиция подвела Гитлера, обладавшего несравненно большими талантами и связями с высшими мирами, чем глава иракских национал-социалистов, соблазнила она на неверный путь и его. А может быть, как и все харизматики, он просто следовал своей судьбе — не мог или не знал, как изменить ей?

16 ноября 1990 года Совет Безопасности ООН принял резолюцию № 678, назвавшую окончательную дату для отвода иракских войск из Кувейта — 15 января 1991 года. После чего было решено применить силу. 30 ноября Совет революционного командования отверг ультиматум ООН. В последние мирные дни Советский Союз, как уверяет Евгений Примаков, всячески пытался не допустить военного решения конфликта. Однако лидер Ирака вновь подтвердил мнение о нем Алексея Косыгина — «непредсказуемый деятель», — и выбрал «тропу войны». Хотя, может быть, точнее сказать, что ему помогли вступить на эту самую тропу, ибо Вашингтон уже настроился на военное наказание Ирака. Саддама не хотели выпускать из ловушки, которую он сам себе (или же с помощью Америки) соорудил.